Имя древности

Христианское наследие Херсонеса и крещение Руси

«Художественное влияние на Русь Византии во всех областях творчества — от архитектуры до прикладного искусства — в значительной мере шло через Херсонес».
Н. Кондаков

«Говорят, что на Руси в старину все произведения искусства, особенно иконы, отмеченные печатью подлинного художественного гения, откуда бы они ни происходили — с византийского востока или германского запада, — получали название „корсунских“. Всем красивым, производившим впечатление вещам приписывалось греческое происхождение. Не было лучшей похвалы, а об остальном не думали…»
А. Анисимов

Сегодня можно недоумевать по поводу объединения в единую группу столь пестрого по составу, происхождению и уровню исполнения круга художественных памятников, для которых единственным критерием общности является их легендарное название — «корсунские древности». Это своего рода «исторический мираж», сквозь расплывчатые контуры которого можно лишь с трудом распознать черты древних реалий или подоплеку идеологических тенденций; но мираж все же столь притягательный, что и поныне отдельные исследователи не оставляют надежды увидеть за ним прочное основание. Действительно, почему с таким упорством на протяжении веков возвращались к нему, создавая легенды и наделяя вполне конкретные предметы названием «корсунских»?
Нам представляется, что все эти памятники являются подлинными реликвиями, свидетельствующими об отношении национального самосознания к ключевому и основополагающему событию русской истории — христианскому просвещению Руси. Начало которому было положено именно в древнем греческом городе Херсонесе (византийском Херсоне, по-русски — Корсуни) крещением великого князя Владимира в 988 году.

Корсунский поход

Согласно «Повести временных лет», в том году великий князь Владимир осадил в Крыму Корсунь. Овладев городом, он крестился в нем и женился на византийской царевне Анне. И хотя дискуссия о времени и обстоятельствах крещения самого великого князя началась уже на страницах первой русской летописи, — несомненно, что именно Корсунский поход имел решающее значение для начала массовой христианизации Руси. После возвращения из него христианство было объявлено государственной религией, уничтожены главные языческие капища, началось церковное строительство, не позднее 997−998 годов была основана Русская митрополия. На нужды церкви Владимир распорядился отчислять десятую часть государственных доходов, которыми распоряжалось духовенство построенной им в Киеве церкви Богородицы (Десятинной).
Пресвятая Богородица стала наиболее чтима на Руси, а первая Богородичная церковь играла особую роль в ранней церковной организации. Созданная на месте гибели в Киеве первых христианских мучеников-варягов, Десятинная церковь с самого начала, вероятно, мыслилась как пантеон — собрание русских святынь. Она же стала родовой усыпальницей первых князей-христиан. Возможно, начальной целью создания Десятинного пантеона было стремление перенести языческое почитание предков на новую христианскую основу. Великий князь Владимир и великая княгиня Ольга, похороненные в ней, были впоследствии (не позднее 1240 года) канонизированы как равноапостольные. Десятинная церковь могла соотноситься с константинопольской церковью Св. Апостолов — крупнейшим пантеоном Византийской империи, где важнейшие святыни соседствовали с захоронениями равноапостольных императоров Константина и Елены. Знаменательно, что уподобление великого князя Владимира и великой княгини Ольги Константину и Елене декларировалось уже в самых ранних русских текстах XI—XII вв.еков.

Святой Климент и Апостол Андрей

С самого начала своей христианской истории Русь обладала неоспоримой святыней, почитающейся как Восточной, так и Западной Церковью, — мощами св. Климента, Папы Римского. Как известно из «Повести временных лет», Владимир привез из Корсунского похода не только греческих священников, но и иконы, церковную утварь, а также «на благословенье себе» чудотворные мощи св. Климента и его ученика Фива. Греческое духовенство обосновалось в Десятинной церкви (ему был отдан «за святою Богородицею двор теремной», называвшийся «двором доместиков»). Туда же были вложены принесенные святые иконы и утварь: «вда ту все, еже бе взял в Корсуни: иконы и ссуды церковная и кресты». Там же в 1007 году были положены чудотворные мощи св. Климента и св. Фива. Таким образом, по выражению Ярослава Щапова, «рядом с княжеским дворцом по княжеской инициативе был создан свой собственный новый Корсунь».
Очевидно, что именно упоминание в «Повести временных лет» о привозе икон и церковной утвари из Корсуни в Киев послужило началом и основанием для широкого распространения наименования «корсунские древности» и связанных с ними легенд. Оно также было тесно связано с утверждением на русской почве культа св. Климента.
Десятинная церковь с корсунскими святынями и священнослужителями стала связующим звеном между христианским миром, насчитывающим почти тысячелетнюю историю, и новым русским христианским государством, а св. Климент начал почитаться как первый и какое-то время единственный небесный покровитель Руси.
Св. Климент был первым мучеником среди епископов Римской кафедры. Ученик и продолжатель дела апостола Петра, он, согласно церковному преданию, был сослан на рубеже I—II вв.еков из Рима в Херсон, где вскоре по приказанию императора был утоплен с якорем на шее. 30 января 861 года его мощи были обретены в море рядом с городом. Подготовка этого мероприятия была поручена патриархом Константину Философу, будущему просветителю славян. Описание этого события дошло в славянском переводе Краткой повести и Похвального слова, написанных по-гречески Константином Философом. Часть мощей была перевезена в Константинополь, а затем, в конце 867 — начале 868 года, доставлена Константином в Рим Папе Адриану II. Другая их часть осталась в Херсоне, откуда в следующем столетии великий князь Владимир и перенес ее в Киев.
Культ св. Климента в первые десятилетия после крещения Руси был чрезвычайно значим: иностранцы называли богородичную Десятинную церковь церковью св. Климента. В Слове на ее обновление (первая половина XI века) святой представлен как просветитель и небесный покровитель Руси, с приходом чудотворных мощей которого в Киев связывается появление и утверждение христианских церквей и в конечном счете самого христианства: «Тако и сего своего угодника, нашего же заступника, святаго священномученика Климента из Рима в Херсон, из Херсона в нашу рускую страну сътвори приити Христос Бог… Присный заступниче земли рускые, венче прекрасный граду нашему…»
Появление в Киеве в момент массовой христианизации святых чудотворных мощей ученика апостола Петра, первого римского епископа-мученика было воспринято как непосредственное участие святого в просвещении и крещении Руси, равнозначное апостольской проповеди, предшествующей основанию старейших церковных кафедр. Более того, из богослужебного канона святому (на память 30 января), написанного скорее всего вскоре после корсунского похода Владимира и, вероятно, приуроченного к положению мощей святого в Десятинной церкви в 1007 году, можно сделать вывод, что мощи св. Климента непосредственно использовались в самом обряде крещения: при «вознесении» святыни на предстоящих нисходил Дух Святой. Иными словами, мощами св. Климента на раннем этапе производилось само крещение. Это могло быть связано и с особой функцией Десятинной церкви, которая, вероятно, была центром катехизации и христианизации киевлян.
Обладание общехристианской святыней позволяло русским князьям обосновывать значимость и суверенитет своего молодого государства среди крупнейших христианских стран. В службе перенесение чудотворных мощей св. Климента на Русь сравнивается с обретением древнеиудейским царем Давидом святая святых еврейского народа — ковчега Завета, который освящал его правление над народами Израиля. По масштабу и значимости оно также уподобляется перенесению в землю обетованную гробов с телами еврейских патриархов Иакова и Иосифа. Это событие оценивалось как долгожданное исполнение пророчества Исайи о Новом Завете с Богом, когда «глухие услышат слова книги и прозрят из тьмы и мрака глаза слепых; тогда блуждающие духом познают мудрость и непокорные научатся послушанию» (Ис. 29: 18, 24). Эта мысль найдет продолжение в «Слове о Законе и Благодати» первого русского митрополита Илариона, обосновавшего особое положение новокрещенного Русского государства среди христианских стран.
Был момент, когда мощи св. Климента были использованы великим князем Киевским как основание для самостоятельного поставления русского митрополита без санкции константинопольского патриарха. В 1147 году по инициативе Изяслава Мстиславовича на соборе русских епископов в Киеве был поставлен в митрополиты «русин» Климент Смолятич. Этот акт, нарушавший традицию, было решено освятить мощами св. Климента: «Глава у нас есть святого Климента, якоже ставят греци рукою святого Ивана».
В этом тексте речь идет о правой руке Иоанна Предтечи, хранившейся в императорском дворце и являвшейся, согласно описаниям Царьграда, государственной инсигнией, которой греки «царя поставляют на царство». В летописи эта святыня не различена с другой — рукой патриарха Германа, хранившейся в Св. Софии и действительно использовавшейся для поставления византийских патриархов. Краткое сказание о перенесении на Русь перста Иоанна Предтечи содержится в Четье-Минее XVI века: «Славное же есть тело его в граде Севасте, глава его и рука славимы и чтимы в Цариграде, в Руси славим честный его перст в граде Киеве». Предполагают, что эта частица прославленной константинопольской святыни была принесена в Киев при Владимире Мономахе. Соединение сведения о ней с упоминанием константинопольской десницы Иоанна Предтечи акцентирует роль киевской реликвии как частицы византийской коронационной инсигнии. (Примечательно, что в Московском Успенском соборе и поныне хранится перст Иоанна Предтечи, но нам ничего неизвестно о времени и обстоятельствах появления этой реликвии в Москве, где она впервые отмечается соборной описью 1701 года. В 1812 году ее ковчег вместе с другими был похищен французами, и в настоящее время перст Иоанна Предтечи хранится в серебряном позолоченном мощевике XIX века в форме креста.)
Уже со второй половины XI века культ св. Климента стал постепенно вытесняться почитанием других святых. Так, например, возникло почитание св. Николы «Мокрого», на которого было перенесено чудо спасения св. Климентом отрока из моря. Однако просветителем и новым небесным покровителем Руси стал мыслиться апостол Андрей.
Согласно канонической версии IV—V вв.еков о распределении стран между апостолами для миссионерской деятельности, Андрей получил в удел Скифию, т. е. земли, лежащие на север и запад от Черного моря, а также Анатолию с центром в Синопе. Из Синопа он отправился на Тамань, в Приазовье, на Кавказ, а затем в Ахайю (Эллада), где был распят в Патрах и погребен. В Византии IX века для доказательства апостольского основания Константинопольской кафедры к «жребию» апостола Андрея стали относить и Вифинию, прилегающую к столице империи. А в «Повести временных лет» содержится и рассказ о хождении Андрея из Синопа через Херсонес до устья Днепра, затем вверх по реке до благословленного им места будущего Киева, далее до Новгорода, через «варяжские земли» до Рима и обратно в Синоп.
Этот рассказ не соответствует канонической версии об апостольских уделах, противоречит другим свидетельствам о просвещении Руси, содержащимся в той же летописи, не учитывает и константинопольскую версию о посещении апостолом Вифинии. Однако рассказ удивительным образом перекликается с представлением о «приходе» на Русь св. Климента. Оба просветителя идут на Русь одним маршрутом: Рим — Херсонес — Киев и не связаны с «новым Римом» — Константинополем. Что, на наш взгляд, свидетельствует о независимой позиции русских князей в диалоге с Византийской патриархией и об их стремлении обосновать самостоятельность Русской митрополии. Херсонес и здесь выступает как связующее звено со всем христианским миром, источник русских святынь и самого просвещения Руси.

Корсунское значит лучшее?

Среди письменных и археологических памятников нет убедительных данных о налаженных торговых и культурных связях Киевской Руси с Корсунью — ни до, ни после похода туда князя Владимира. Русское государство в результате его победы получило возможность закрепиться в Х веке в Восточной Таврике, но обязалось, согласно мирному договору с греками, отступиться от Корсуни. Связи с ней были затруднены из-за набегов печенегов и половцев, а в конце XI века возможности сообщения совершенно закрылись. Однако «корсунский мираж» остался навсегда.
Корсунскую добычу также помнили долго, слава Корсуни как источника христианства и святынь была на Руси устойчивой. Как заметил М. Сперанский, слово «корсунский» стало синонимом слов «замечательный», «превосходный», «редкий», «искусный», а имя города стало до известной степени «эпическим», подобно имени Киева в былинном эпосе, утратив точный географический смысл.
Кресты-тельники из мрамора получили в первых археологических исследованиях название «корсунчиков». К предметам «корсунского литья» относят также энколпионы — нагрудные кресты, служившие футлярами для хранения фрагментов реликвий. Крым действительно был самостоятельным центром производства крестов, но доля участия именно Херсонеса в их импорте на Русь еще не выяснена окончательно. Остальные «корсунские древности» имеют еще меньшее отношение к привезенным князем Владимиром из похода вещам.
С одной стороны, пришедшие в ветхость действительно корсунские предметы могли заменяться в ряде случаев русскими изделиями, на которые переходило старое название. С другой стороны, вновь создававшиеся храмы и монастыри могли стремиться к приобретению корсунской утвари и мастерские могли отвечать на возросший спрос имитациями.

Корсунское значит новгородское?

Как показали последние исследования Анджея Поппе, корсунский миф достиг своего апогея в контексте политической борьбы Новгорода с Москвой. Новгород и после своего поражения претендовал на роль второй, духовной, столицы Руси. Памятники письменности, возникшие там в это время, делают акцент на том, что после Киева Новгород на несколько столетий занял главенствующее место на Руси. Он стал законным преемником наследия Константинополя — Корсуни — Киева без какого-либо посредничества Москвы. Вероятно, поэтому ряд икон и культовых принадлежностей получил наименование корсунских.
Мысль, что часть трофеев Корсунского похода могла сразу же попасть не только в Киев, но и в Новгород, как будто подтверждается наличием в списках новгородских иерархов первого епископа — Иоакима Корсунянина, приглашенного Владимиром Святославовичем из Херсонеса и занимавшего новгородскую кафедру с 989 по 1030 год, т. е. 42 года. Однако, учитывая поздний характер источников, епископ Иоаким представляется фигурой полулегендарной. В перечень местночтимых святых его имя было включено только в 1439 году, т. е. при архиепископе Евфимии II, который был ярким выразителем позиций новгородского боярства, сторонником антимосковской сепаратистской политики.
Евфимий II сыграл важнейшую роль в прославлении и возвышении Новгорода. При нем велось широкое церковное строительство, составлялись летописные своды, в Софийском соборе осуществлялись перезахоронения останков «преждеотшедших епископов», сопровождавшиеся установлением их почитания. Причем на первый план выходили предания глубокой старины, как крещение новгородцев вслед за киевлянами Иоакимом Корсунянином. Перезахоронения начались в 1439 году, после чудесного обретения мощей архиепископа Ильи (Иоанна), при котором в 1170 году город осадили суздальцы и произошло легендарное чудо от иконы «Богоматери Знамение» — палладиума Новгорода. Идея канонизации других новгородских святителей возникла у Евфимия в связи с видением софийского пономаря Аарона, который однажды «ни во сне, ни в привидении, но яве» увидел шествие давно умерших владык, которые «предними дверьми церковными излезша из притвора церковного… и идоша во святый олтарь дверми», а выйдя из алтаря, многие часы провели в молитве перед… Корсунской иконой Богоматери.
Впервые упоминаемая в этом контексте древняя Корсунская икона получила наименование, видимо, также не раньше XV века. Существующая в Софийском соборе Корсунская икона — довольно поздняя, не раньше XVI века, и является списком с древнего образа, но на ней сохранился серебряный чеканный оклад XII века. Сама же древняя Корсунская икона Богоматери Одигитрии, вероятно, была вывезена в Москву вместе с другими «корсунскими» святынями Софийского собора — иконами «Спас Златая риза» и «Апостолы Петр и Павел» — Иваном Грозным в 1561 году. Есть основания полагать, что это та самая «Богоматерь Одигитрия» «корсунского письма», которая помещалась в иконостасе Московского Успенского собора, с XVIII века была известна под именем Гефсиманской, а при нашествии Наполеона похищена или уничтожена и сразу после 1812 года заменена копией конца XVII века.
Другая вывезенная из Новгорода древняя икона — «Спас Златая Риза» находится в Московском Успенском соборе по сей день. В Новгороде считалось, что это икона греческого письма и привезена из Корсуни. Согласно сказанию, «она прежде Володимерова крещения была в Царьграде, а письмо Мануила, царя греческого». С этой иконой связана легенда о каре, постигшей императора Мануила за вмешательство в церковный суд и наказание священника: Спаситель, указуя «перстом своим, яко же и ныне на иконе написано», повелел ангелам «возложити раны на царя Мануила». Указующий книзу жест его руки — примечательная особенность этой иконы. Легенда была позже использована патриархом Никоном, настаивавшим на приоритете духовной власти над царской. Никон, тогда еще митрополит новгородский, поведал в письме царю Алексею Михайловичу о «видении золотого венца», сошедшего с новгородского списка иконы «Спас Златая Риза» на его, Никона, главу; причем венец сошел с главы Самого Спаса — «царя царствующим» и «великого архиерея». Впоследствии Никон, уже патриарх, повелел поставить московскую икону «Спас Златая Риза» на самое почетное место в иконостасе Успенского собора — первой справа от царских врат, где она стоит и поныне. В 1699 году она была поновлена Кириллом Улановым, но древней живописи на иконе не сохранилось. Древний серебряный оклад, подобный тому, что был на других софийских «корсунских» иконах — «венец и ризы, и оплечья, и по полям обложен серебром, на полях святые», — также не дошел до наших дней. Почитаемый образ Спаса «Златая риза» неоднократно копировался в XVI—XVII вв.еках: два списка «в меру» увезенной древней иконы, по традиции замещавшие святыню, и поныне находятся в Софийском соборе Новгорода и в Новгородском музее. Но появлялись и небольшие иконы, повторяющие этот древний образец, как пядничная икона «Спас на престоле с припадающим архиепископом Евфимием Новгородским» — в воспоминание о святителе, при котором древние новгородские святыни, в первую очередь «корсунские», то есть связанные с событиями крещения Руси и собственно Новгорода, получили особое почитание, а позднее стали общерусскими.
К числу таких святынь можно отнести и икону Николы Зарайского. «Повести о Николе Заразском» рассказывают историю перенесения в 1225 году «служителем» Евстафием чудотворной иконы святого Николая, по воле самого святителя, из Корсуни в Заразск (нынешний Зарайск). Путь иконы пролегал через Новгород, где она не пожелала оставаться навсегда: явившийся Евстафию во сне Никола повелел ему идти с образом в землю Рязанскую. Впервые название «Никола Зарайский» встречается на пядничной иконе конца XVI века (ныне в Историческом музее), хотя сам иконографический тип, изображающий св. Николая в рост, с простертыми руками и Евангелием в левой руке, известен на Руси уже с XIII века. Одним из примеров того же иконографического типа является житийная икона из Московского Успенского собора, привезенная сюда в XVI веке из Новгородского Никольского Вяжищского монастыря. Сама же древняя чудотворная икона Николы Зарайского не сохранилась.
Вероятно, к XVI веку относится и наименование западных (внутренних) дверей Новгородского Софийского собора (XI век) и самой западной паперти — Корсунскими. Упоминания их в летописи под 1299 и 1450 годами считаются поздней интерполяцией, так что первым можно считать упоминание в «Записках о Московии» Сигизмунда Герберштейна, побывавшего в Новгороде в 1517 году.
Герберштейн упоминает и о «корсунском» колоколе на Софийской звоннице. О «корсунском» же вечевом колоколе во Пскове, увезенном в Москву после покорения этого города в 1510 году, известно из Псковской летописи, составленной в 1547 году.
Многие древние реликвии Новгорода были, как уже говорилось выше, вывезены в Москву в 1561 году. Другие — в 1570-м, в год страшного разорения города Иваном Грозным. Среди них, возможно, и «корсунский» запрестольный крест — почитаемая реликвия Московского Успенского собора.
Перемещение «корсунских» реликвий в Москву в свою очередь не случайно. Оно связано со стремлением Ивана Грозного и митрополита Макария превратить кафедральный храм Руси — Успенский собор — в место средоточия древних святынь. Собор уподоблялся Великой Церкви — Софии Константинопольской. По словам Филофея, «иже вместо римьской и костянтинопольской, иже есть в богоспасенном граде Москве святого и славного Успения пречистыя Богородица, иже едина во вселенней наипаче солнца светится».
Название «корсунских» распространилось и на другие святыни, в том числе Успенского собора. Корсунская тема была актуализирована присоединением Крыма к Российской империи, Крымской войной… Сведения о «корсунском» происхождении дверей Успенского собора носят легендарный характер. К позднейшему времени (конец XVII—XVIII вв.ека) относится также приложение корсунской легенды к образу Богоматери Одигитрии Торопецкой (Эфесской, Полоцкой) — списку с древней иконы.
В Описи начала XVII века лишь несколько памятников Успенского собора отмечены как «корсунские». Это — «крест большой корсуньское дело», «образ Спасов, да образ Еммануила, да Архангел Михаил, да образ Архангела Гавриила, да образ Иоанна Предтечи, да Николы чудотворца на одной цке, по полем у них святые, письмо корсунское» (последняя помещалась над ракой митрополита Ионы), а также «образ Спасов, корсунское письмо, по полям святые» (помещалась над жертвенником). Наконец, в XVIII веке протоиерей Левшин упоминает «два колокола карсунских зазвоние, надписи и весу на них не написано, а оные колокола разбиты были, а во 1775 году перелиты вновь».
…Итак, «корсунские древности» — это римское и греческое наследие для Киева; римское, греческое и киевское для Новгорода; римское, греческое, киевское и новгородское для Москвы.