Сокровищу быть среди царствия.

Движение святыньв Россию при Алексее Михайловиче

ХVII век в истории греческо-русских связей — время наибольшего сближения России и христианского Востока. Именно в этом столетии Россия осознает, особенно в связи с основанием в 1589 году Московского патриархата, свою роль в восточно-христианском мире, формирует устойчивые, глубокие балканские интересы своей внешней политики. С другой стороны, в среде порабощенных греков создается система представлений о решающей роли России в деле их освобождения от турецкого ига. Связывая все свои надежды с Севером и опираясь на его политическое и экономическое могущество, православный Восток стремится по мере своих возможностей содействовать укреплению России как великой христианской державы. «Материальным» выражением этого встречного интереса было движение святыни в Московию на протяжении всего XVII столетия. Святыня христианского Востока переносилась на русскую почву ради спасения от рук неверных агарян и ради укрепления святости Русского государства.
Начало этого движения относится еще ко второй половине XVI века, но апогей приходится на время правления (1645−1676) царя-грекофила Алексея Михайловича и патриарха-грекофила Никона (1652−1658). Несомненно важнейшими стали принесения в Москву чудотворных икон Иверской и Влахернской Богоматери, главы св. Григория Богослова и главы св. Иоанна Златоуста, Животворящего Креста Господня.
Некоторые представители греческой церкви, в частности бывший константинопольский патриарх Афанасий Пателар и антиохийский патриарх Макарий, восприняли появление в русской столице наиболее почитаемых на христианском Востоке священных реликвий как знак свыше о наступлении того времени, когда русский царь должен вернуть Константинополь христианам и объединить под своей рукой весь православный мир.

Икона Богоматери Иверской

В XVI—XVII вв.еках не было, пожалуй, такой святогорской обители, которая не была бы связана с Москвой. Представители афонских монастырей систематически появлялись в русской столице в надежде найти здесь единовременную или постоянную материальную помощь, получить моральную поддержку со стороны самой могущественной православной державы. В свою очередь святогорцы привозили в Россию — в дар или для поклонения — веками хранившуюся на Афоне святыню: частицы Животворящего Древа, чудотворные иконы, мощи великих деятелей христианской церкви, другие ценные в глазах верующих приношения. Особенно интенсивными и разнообразными были в это время отношения Русского государства с лаврой св. Афанасия, Хиландарским, Ватопедским, Пантелеймоновым и некоторыми другими монастырями. Середина-вторая половина XVII века в истории русско-афонских связей характеризуется наиболее тесным сближением Москвы с Ивирским (так!) монастырем.
Сведениями об отношениях Ивира с Россией до 1627 года мы не располагаем. Известно лишь, что в 1622—1623 годах русские послы в Турции, привезшие милостыню для восточных патриархов, монастырей и церквей христианского Востока, часть средств передали для Ивирского монастыря. В 1627 году ивирские посланцы во главе с архимандритом Акакием привезли царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету грамоты своего монастыря, константинопольского патриарха Кирилла Лукариса и некоторых других, связанных с Москвой лиц, а также иконы и мощи св. Феодора Тирона и св. митрополита Игнатия. Судя по содержанию тех писем, прежде отношений у Ивирского монастыря с Россией не было. Именно поэтому ивирский игумен Иезекиил, обращаясь к русским правителям от имени всей братии, счел необходимым сообщить сведения о хранящейся в монастыре великой христианской святыне — чудотворной иконе Богоматери Портаитиссы, причем содержащая эти сведения грамота московскому патриарху заверена печатями ряда других монастырей Cв. Горы. Однако сведения ивиритов об имевшейся у них святыне не произвели особенного впечатления в Москве: монастырь получил милостыню, но его посланцы, добравшиеся до русской столицы в начале 1628 года, даже не были приняты царем и патриархом. Спустя 11 лет, в 1639 году, в Москву прибыли ивириты во главе с архимандритом Пахомием, привезшие с собой грамоты Ивирского монастыря к царю и патриарху, а также послание русским властям от правителя «Мутьянской земли». Эти ивириты обращаются к русскому правительству с просьбой о жалованной грамоте и 17 декабря получают такой документ, разрешающий им приходить в Россию за милостыней в седьмой или восьмой год.
С этой грамотой ровно через 7 лет, в 1647 году, на заставе в Путивле появилась группа ивирских монахов, которую возглавлял тот же архимандрит Пахомий. Ивирский монастырь нуждался в средствах на строительство двадцати больничных келий, придела св. Модеста Иерусалимского и восстановление некоторых разрушившихся от древности зданий. В то время Хиландар, Ватопед и монастырь св. Пантелеймона могли являться в Россию каждые пять или шесть лет, ивириты же надеялись добиться для себя равноправного с этими монастырями положения. Попытка оказалась более чем удачной: Ивирский монастырь получил в Москве исключительные привилегии по сравнению со всеми другими монастырями и церквами христианского Востока, что сделало его на последующие десятилетия центром греческого влияния в России.
В тот раз судьба свела ивирских монахов с настоятелем Новоспасского монастыря архимандритом Никоном, будущим московским патриархом. К рассказу о чудотворной иконе Портаитиссы Никон отнесся с большим интересом и просил ивиритов написать для него ее копию. А чтобы новая икона могла быть доставлена в Москву без какой-либо задержки, новоспасский архимандрит обратился к царю с собственноручно написанной просьбой о беспрепятственном пропуске ивирских монахов на русской границе.
Уже в 1648 году власти Ивирского монастыря направили в Москву с монахами копию Портаитиссы. При этом ивириты просили архимандрита Никона ходатайствовать перед царем о выдаче им жалованной грамоты для приезда в Россию в третий или четвертый год — и получили привилегию приезжать в каждый третий.
Приведем (в переводе с греческого) фрагмент из сопровождавшей копию Портаитиссы грамоты архимандрита Пахомия царю от 15 июня 1648 года:
«…По изволению великого твоего царствия и по слову святейшего архимандрита господина Никона из Новоспасского монастыря, вернувшись в свою обитель, я собрал 365 братьев и мы сотворили великий молебен от вечера до утра и утром святили воду со святыми мощами и святой водой омывали святую и чудотворную древнюю икону пресвятой Богородицы Портаитиссы и, собрав эту воду в большой сосуд, омывали ею новую икону, изготовленную мною из кипарисового дерева; вновь собрав святую воду в сосуд, мы служили с великим благоговением божественную и святую литургию. После святой литургии я вручил святую воду и святые мощи иконописцу, преподобнейшему среди иеромонахов и духовных отцов господину Ямвлиху Романову, чтобы он, смешав их с красками, написал святую икону — дабы все вещество святой иконы было со святой водой и святыми мощами. И он во время писания этой святой иконы принимал пищу лишь по субботам и воскресеньям и завершил ее с великим радением и бдением, в великом молчании. И все то время, пока писалась эта святая икона, я, архимандрит Пахомий, вместе с 365 братьями дважды в неделю пели великие молебны с вечера и до утра и каждый день, пока не закончилась работа, служили святую литургию…»
Икона Богоматери Портаитиссы с момента появления ее в России становится одной из наиболее почитаемых святынь. Ивирскому же монастырю передается в дар московский монастырь св. Николая, что слыл Большая Глава.

Глава Св. Григория Богослова

В первой половине 1653 года в Москве появилась святыня Византии и всего христианского Востока — глава св. Григория Богослова. Ее доставил касторийский купец Спиридон Кирьяков — лишь ему доверил эту драгоценную ношу обладавший ею иеромонах Григорий, игумен пелопоннесского монастыря Богоматери Фанеромени Езеру. Вместе с реликвией были привезены три документа, в которых излагалась ее история и содержались два свидетельства ее подлинности.
Первое свидетельство было составлено 20 июля 1648 года на Крите. Его появление связано с начальным периодом длившейся 25 лет Критской войны (1645−1669), когда в руки завоевателей попало все имущество христианских церквей и монастырей епархии Ханиа, в том числе Троицкого монастыря, где находилась и глава св. Григория Богослова. Реликвия оказалась у капитана Шабан-реиза, который решил продать ее христианам, но потребовал у православных критских священников грамоту, подтверждающую подлинность святыни. Вскоре капитан нашел покупателя в Константинополе — пелопоннесского иеромонаха Григория, которому Шабан-реиз передал и составленную на Крите свидетельствованную грамоту. (Копия с этого документа была прислана в 1653 году в русскую столицу.) Этот документ послужил основой другой свидетельствованной грамоты, составленной по просьбе иеромонаха Григория в декабре 1652 года константинопольским патриархом Паисием I и синодом и также привезенной в Москву. Третьим документом, сопровождавшим главу св. Григория Богослова в Москву, была грамота к царю Алексею Михайловичу самого иеромонаха Григория, написанная в январе 1653 года, когда в Россию отправлялся Спиридон Кирьяков. В ней владелец главы св. Григория Богослова, излагая историю святыни, сообщает о том, что ее принес из Назианза в Царьград Константин Багрянородный. Иеромонах Григорий так объясняет свое желание не оставлять у себя главу, а передать ее русскому царю: надлежит «остатися и быти неподвижно такому великому сокровищу во веки веком посреди державного вашего царствия, а не в малых местех, толко как прежде у царя было и паки у царя же будет с честью и славою…»
Спиридон Кирьяков уже находился в Москве, когда туда была доставлена написанная в сентябре 1653 года грамота иерусалимского патриарха Паисия. В этой грамоте имеется важный пассаж, в котором инициатива отсылки русскому государю главы св. Григория Богослова приписывается не ее владельцу, а «значительнейшим лицам», заставившим иеромонаха Григория послать ее к самодержавному царю, «дабы она находилась в достойном месте и в подобающей чести… в святом месте, где благочестие процветает и господствует по силе и милости всесильного Бога…»
Царь Алексей Михайлович высоко оценил дар: с отправившимся восвояси в июне 1654 года Спиридоном Кирьяковым иеромонаху Григорию были посланы 150 рублей. Благодаря за эту «священную и богатую милостину» в своем письме от 20 декабря того же года, Григорий выражал надежду на то, что русский царь не забудет о нем и в будущем.
Глава св. Григория Богослова с момента своего появления в русской столице стала частью ризницы московских патриархов. Со второй половины XVII века и до настоящего времени она хранится в Успенском соборе Московского Кремля.

Икона Богоматери Влахернской

В октябре 1653 года в Москву из Константинополя, от иерусалимского протосинкела Гавриила, была доставлена чудотворная икона Влахернской Богоматери, вместе с которой находилась и свидетельствованная грамота константинопольского патриарха Паисия I и синода. Из текста грамоты, удостоверявшей подлинность иконы и адресованной всем «благочестивым царям и патриархам, митрополитам и архиепископам и епископам, господам и наместникам, и всем благочестивым христианам», следовало, что в Россию была привезена та самая знаменитая икона Богоматери Влахернской, которая являлась защитницей Константинополя еще во времена византийского императора Ираклия (610−641) и патриарха Сергия (610−638).
Протосинкел Гавриил был известен русскому правительству. В 1651 году он прислал в Москву частицу Св. Древа, доставшуюся ему задолго до этого — во время пребывания в Иерусалиме и службы при Св. Гробе. Гавриил не просто ждал вознаграждения за свой дар: находясь теперь постоянно в Константинополе, он готов был занять место скончавшегося архимандрита Амфилохия, известного политического агента русского правительства на христианском Востоке. Чтобы упрочить свои связи с Москвой, Гавриил и посылает в русскую столицу известную всему христианскому миру чудотворную икону Влахернской Богоматери, заручившись при этом грамотой вселенского патриарха и синода, свидетельствующей о подлинности святыни.
Икона по поручению протосинкела Гавриила была доставлена в Россию «торговым человеком» греком Дмитрием Остафьевым. Его рассказ в Посольском приказе содержит даже более полные сведения об истории привезенной им иконы с момента взятия Константинополя турками, чем свидетельствованная грамота или грамота протосинкела Гавриила. Но мы приведем, именно для краткости, рассказ из свидетельствованной грамоты патриарха Паисия I.
«…Когда же по грехам, их же ведает Господь, Царьград — увы! — был взят <> и вся его красота была разорена, тогда же был уничтожен и сей священный и славный монастырь <>, превратившийся, увы, в развалины, достойные слез и стенаний. Оттуда, как кажется, некие благочестивые <> взяли это многоценное сокровище и перенесли в девичий монастырь Спасителя Христа Вседержителя, бывший уже (о горе, Христе царю!) мечетью с названием Зегреки. Вскоре после того, как этот монастырь оказался у варваров и стал их святыней, христиане, как некогда священный Мандилион Спаса Христа, вложили сию пресвятую икону в окно, поставили перед ней серебряные лампады и иные сосуды и замазали снаружи известью, дабы ее не было видно. По прошествии же времени смотритель мечети, желая для большего света сделать окошко, быть может, по Божию повелению, дабы многоценное сие сокровище не оставалось неизвестным, вскрыл то место, где была сокрыта священная икона, и, обретя ее, снял все ее украшение и в таком виде отдал ее некой женщине из тех, что живут поблизости. Она же, желая продать ее за деньги, первым по Божию произволению нашла преподобнейшего во иеромонахах и духовных отцах кир Гавриила, протосинкела иерусалимского, которому и отдала за деньги многоценное сокровище. Поэтому преподобнейший муж ради большей верности попросил у нас сию свидетельствованную грамоту, дабы побуждать благочестивых к еще большему благочестию, и мы дали ее и свидетельствуем всем благочестивым о том, что это — та самая всечестная и всечтимая чудотворная икона Богоматери во Влахернах, дороже многоценных камней и несравненно славнее всякого золотого сокровища…»

Животворящий Крест и глава Св. Иоанна Златоуста

1653 год оказался для Москвы исключительно богат привозами святыни православного Востока. В этом году русское правительство предпринимает усилия, приводящие к появлению в Москве еще двух реликвий христианства, хранившихся до того в Ватопедском монастыре на Афоне.
С Ватопедским монастырем Россия имела давние и прочные связи. Ставшая хорошо известной русским людям по крайней мере с первой четверти XVI века — с момента прибытия Максима Грека, эта обитель к концу столетия устанавливает постоянные отношения с Москвой, получает жалованные грамоты царей Федора Ивановича и Бориса Годунова.
Впервые о существовании в Ватопеде «Креста Животворящего Древа, на нем же распят бысть Господь наш Иисус Христос, с которым ходили благочестивые греческие цари на недругов своих, царь Костянтин и иные древные цари…» русскому правительству стало известно в 1629 году от приехавшего в Москву ватопедского архимандрита Игнатия. В надежде не только получить милостыню для своего монастыря, но и остаться в Москве на постоянное жительство, Игнатий, по-видимому, немало рассказывал о Ватопеде как в Посольском приказе, так и обитателям московской греческой колонии. Один из них, митрополит веррийский Аверкий, находившийся в Москве с 1628 года, передал царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету, что Животворящий Крест можно было бы — с благословения константинопольского патриарха — принести на время в Москву для поклонения. В конце декабря 1629 года царь отправляет грамоту с этой просьбой константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису.
Но обсуждение этого вопроса возобновилось только в 1652 году, когда в Россию приехала очередная группа ватопедских старцев во главе с архимандритом Дамаскиным. На сей раз Ватопед нуждался не просто в очередной милостыне, но в огромной сумме денег — 2 тысячи рублей — для обновления росписи монастырского собора. Чтобы привлечь особое внимание к своей обители, архимандрит Дамаскин не только напомнил о находящемся в ней Животворящем Кресте, но и рассказал об имеющейся у ватопедцев главе св. Иоанна Златоуста, привезенной в монастырь, по его словам, византийским императором Иоанном Кантакузином. Предвидя интерес царя Алексея Михайловича и недавно избранного патриарха Никона к этим святыням и, скорее всего, зная о попытке русского правительства в 1629 году получить из Ватопеда Животворящий Крест, Дамаскин счел необходимым сделать следующую оговорку: «…И положили де те благочестивые цари на тот монастырь клятву в том, чтоб тот Крест Господень и главу ис того монастыря никуды не отдавати доколе и мир стоит…»
Монастырь получил не только жалованье соболями и деньги на известь для начала работ по восстановлению собора, но и царское обещание выделить всю необходимую сумму «на церковное строение на стенное писмо». Однако чтобы это обещание исполнилось, монастырские власти должны были доставить в Москву для поклонения Животворящий Крест и главу св. Иоанна Златоуста. Отправляя в январе 1653 года свою грамоту ватопедскому игумену Феодосию и всей братии, царь Алексей Михайлович писал: «А мы, великий государь, за то вас пожалуем нашим царским жалованьем, а той Животворящий Крест Господень и Златоустову главу видев, пришлем к вам с тем же человеком, с кем вы к нам, великому государю, пришлете…»
Возвратившись в Ватопед и заручившись согласием братии отпустить в Москву на время свои реликвии, архимандрит Дамаскин «занял с поруками» 2 тысячи рублей, закупил необходимые материалы, нанял иконописцев и начал восстановление собора и его роспись. Затем он вновь отправился в Россию, на сей раз — с ватопедскими святынями.
Шла война с Польшей, царь Алексей Михайлович находился в Шклове, куда архимандрит Дамаскин и доставил свою драгоценную ношу. После возвращения царя в столицу Дамаскин надеялся, получив обещанные деньги и привезенные им Крест и главу, отправиться на Св. Гору. Время, однако, шло, а греки продолжали сидеть в Москве в ожидании какого-либо царского решения. Тогда Дамаскин обратился к Алексею Михайловичу с большой челобитной, где описывал историю переговоров о святынях во время своего предыдущего приезда в Россию, говорил о царском обещании дать монастырю 2 тысячи рублей на роспись собора, сообщал об уже организованных им в связи с этим работах и, понимая, как трудно царю расстаться с реликвиями, просил его выдать деньги и «свой царьской указ учинить, назад ли отпустить или здесь на Москве у своей царьской пресветлой милости изволишь той святыне быть, и в котором году сколким нам, богомолцам твоим, для той святыни быть, и о том вели, государь, нам дать свою царьскую грамоту в монастырь к братии, с чем бы нам, богомолцам твоим, к братье появитца и впредь почем бы нам быть к твоему царьскому величеству для той святыни к Москве…»
10 марта 1656 года была написана царская грамота в Ватопед. Из грамоты следует, что старое обещание вернуть в монастырь реликвии «с тем же человеком, с кем вы к нам… пришлете», царь нарушал, оставляя Животорящий Крест и главу св. Иоанна Златоуста в Москве «лет на дватцать или менши, на сколко лет доведетца». Алексей Михайлович выплатил обители единовременно громадную сумму — 1400 рублей жалованья монастырю и 400 рублей архимандриту Дамаскину (за главу св. Григория Богослова иеромонах Григорий получил 150 рублей, а за икону Богоматери Влахернской протосинкелу Гавриилу было послано 200 рублей). При этом царь просил наместника и братию «…о тои святыне, что ныне оставлена у нас, великого государя, на время, сумненья и оскорбленья никакова не иметь».
Ватопедские монахи на протяжении по крайней мере трех десятилетий пытались получить реликвии обратно. Однако русское правительство, дабы не обсуждать эту тему, применяло обычный для него в таких случаях прием: ватопедские старцы, приезжавшие по жалованной грамоте за материальной помощью, оставлялись на заставе в Путивле, наделялись милостыней из путивльских доходов и отсылались восвояси. Так было с ватопедским архимандритом Макарием, а затем с экклисиархом Лукой. В апреле 1665 года Лука в составе большой группы афонских монахов все же достиг Москвы и поведал о том, что турки, узнав об утрате Ватопедом реликвий, грозили вконец разорить монастырь, а также о проклятиях единоверцев, считавших, что монахи продали святыню в Россию. Лука вновь обратился с просьбой о возвращении Животворящего Креста и главы св. Иоанна Златоуста. Царь Алексей Михайлович ответил обширным посланием на Св. Гору, в котором писал: «Такой святыне под властью бусурман быть недостойно, поэтому обратно она отослана не будет». Экклисиарх Лука получил для монастыря жалованье соболями на тысячу рублей и царское обещание награждать Ватопед при каждом приезде его монахов по жалованной грамоте. Сопровождавший Луку келарь Кирилл проявил неуступчивость, требуя возврата святыни, и был «за его бесчинство» сослан в Соловки.
Ватопедцы продолжали настаивать на своем вплоть до 1683 года, когда в Москву для «освобождения» реликвий был послан архимандрит Дометиан. Он привез с собой выданную Ватопеду в 1646 году царем Алексеем Михайловичем жалованную грамоту и просил переписать ее от имени новых правителей. Получив новую жалованную грамоту Ватопеду и деньги для монастыря, Дометиан — вместе с освобожденным келарем Кириллом — был отпущен на Св. Гору. В грамоте от имени царей Ивана и Петра было заявлено, что Крест и глава были привезены Алексею Михайловичу на сохранение «от насилия нечестиваго агарянского».
И когда в 1688 году в Москве появился очередной посланник монастыря — архимандрит Козма, никаких требований о возврате реликвий в привезенных им грамотах уже не содержалось. Но в своем ответе Москва сама затронула эту тему, завершив — раз и навсегда — ее обсуждение следующими словами: «И мы, пресветлейшие и державнейшие великие государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич и великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцы, указали вышеимянованной святыни быть в нашем царствующем велицем граде Москве для того, что привезена та святыня ко отцу нашему блаженные и вечнодостойные памяти к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, на сохранение от насилия нечестиваго агарянского». Исполнив просьбы ватопедцев о замене жалованья соболями на жалованье деньгами и о выдаче средств на ремонт водопровода, а также обновив свою жалованную грамоту 1683 г., цари обязались впредь постоянно помогать этой святогорской обители. Обещание неукоснительно выполнялось еще долгие годы.