Задумываются ли спешащие по Мясницкой улице прохожие, почему на одной из центральных улиц настоящего и прошлого Москвы на полутора километрах нет ни единого храма?
Златоустовский мужской монастырь среди потерь Москвы вспоминается редко, только специалистами, хоть и простоял он четыре с половиной века. Разумеется, сведения о нем собраны в лучших книгах об утраченной Москве: Сергея Романюка и четырехтомнике Петра Паламарчука «Сорок сороков».
В 1479 г., когда в Кремле заканчивается строительство главного Успенского собора Аристотеля Фиораванти, Иван III вызвал псковских мастеров ставить новый храм Иоанна Златоуста в посаде, в небольшом деревянном монастыре, оказавшемся рядом с великокняжеским загородным домом и садами. От монастыря — название первого переулка направо по Мясницкой — Большой Златоустинский. Главный собор долго стоял неосвященным. Великому князю сообщили, что митрополит Геронтий ходит при освящении не посолонь (по солнцу), а супротив. Из-за спора Ивана III с новым митрополитом почти год храм в монастыре и церковь Рождества Богородицы в Кремле стояли неосвященными. Митрополит оставил свой посох в соборе и съехал в Симоново. На стороне митрополита стояли миряне и весь священный чин, и победитель Новгорода поехал, в конце концов, бить челом митрополиту и «во всем виноват сотворися».
Монастырю не везло много раз: в 1571 г. он был сожжен при нашествии крымского хана Девлет-Гирея, в 1611 г. — поляками, горел и во время огромного пожара Москвы «от копеечной свечки» в 1737-м. Его восстанавливала императрица Анна Иоанновна. В 1742 г. Елизавета, по традиции, пышно коронуется в Москве, посещает Златоустовский монастырь, жертвуя 2000 рублей на постройку церкви. Надвратную церковь святых Захария и Елизаветы талантливо строит московский архитектор И.Ф. Мичурин (великолепный иконостас по его же рисунку). Заодно Мичурин перестраивает колокольню 1714 г. Собор Иоанна Златоуста, заново построенный в 1663 году, Благовещенский храм 1713 года (строится на средства генерал-адмирала Федора Апраксина и со временем становится усыпальницей Апраксиных) и последняя большая постройка — Троицкая церковь (1757−1761 гг.) превращают монастырь в редкий для Москвы единый ансамбль эпохи барокко. В 1933 г. под строительство жилых домов, клуба и столовой для сотрудников ОГПУ все четыре храма были снесены. Уцелели выходящие на Малый Златоустинский двухэтажные здания бывших монастырских келий. Чтобы разместить огороды и обязательное для городского монастыря кладбище, в конце XVII в. отдельные срубы деревянных келий заменили каменными в два этажа. Дом N 11 на углу с Малым Златоустинским, в прошлом веке переделанный и надстроенный третьим этажом, принадлежал Матвею Федоровичу Казакову.
Восстанавливали изрядно изуродованную (в 1870 г.) переделкой в псевдобарочном стиле городскую усадьбу Чертковых (Мясницкая, 7). Историк, археолог, нумизмат Александр Дмитриевич Чертков в 1834 г. купил и перестроил дом, построенный в начале XVIII в. Чертков собрал самую большую на то время библиотеку о России, ею пользовался Пушкин. «Чертковы, — по выражению Нины Молевой, — обычное спасение Гоголя от сильных потрясений». В 1861—1872 гг. библиотека стала общедоступной, занимая построенный для нее правый корпус, выходящий в Фуркасовский переулок. За домом простирался большой сад.
Если по этой стороне Мясницкой идти от реставрированной в 20-е гг. и затем уничтоженной церкви Гребневской Богоматери на Лубянке (см. «НГ» от 14 января с.г.) к существующей редакции «Независимой газеты», можно увидеть, как на углу с Милютинским переулком застраивается очередной непонятный для плотно застроенного центра Москвы «пятачок»: здесь была церковь архидиакона Евпла. Одно время улица так и называлась — Евпловка. Первая церковь на этом месте была возведена в память заключения Иваном III мира с Новгородом (после известной битвы с новогородцами на реке Шелони в 1471 г.). А последующие высокие храм и колокольня возведены в XVIII веке. Умерший в 1750 г. сенатор генерал-майор А.Ф. Томилов завещал деньги на строительство нового храма. В 1768 г. завещанные деньги были, наконец, выданы священнику Иосифу Федорову. А вот имя архитектора не сохранилось. Созданные по единому замыслу, связанные общей галереей, церковь и колокольня производили удивительно стройное и праздничное впечатление. Они «держали» перспективу изгибавшейся Мясницкой. Церковь славилась удивительным иконостасом.
Когда войска неприятеля 2 сентября 1812 г. вступили в Москву, отправлять службу в храмах было некому. Священство бежало вместе со всеми, спасая церковную утварь, ризницы, наиболее ценимые и чудотворные иконы. Что не удалось увезти, прятали — в церквях Москвы французы занимались таким же грабежом, как и везде. Михаил Гратианский, протоиерей кавалергардского полка, не сумев вовремя выбраться из Москвы, был схвачен и ограблен французами. Находясь в плену, через интенданта Лессепса он просит французскую администрацию разрешения совершать службу и после многих прошений добивается его. Церковь Евпла он выбрал как чуть ли не единственную, уцелевшую от разорения. И 15 сентября, в годовщину венчания на царство Александра I в Москве, с Мясницкой раздался звук 108-пудового колокола. При большом стечении народа, в присутствии французских солдат о. Михаил совершил молебствие за здравие Российского императора и просил о даровании ему победы. До ухода французов из Москвы в храме Евпла шли службы.
В XX веке, в середине 20-х годов, когда снос церквей еще не вошел в привычку, за церковь заступились архитектор Щусев, специалисты Главнауки, объясняя властям, что храм является «цельным и единственным в Москве в своем роде образцом памятника переходной эпохи, объединившим архитектурные приемы допетровского времени с западноевропейскими воздействиями». Снесли церковь святого великомученика Евпла в 26-м. Иконостас спасли, перенесли в церковь Иоанна Воина на Якиманке. Но до сих пор успешно срабатывает «большевистский расчет»: поколения, видевшие и помнившие храм, вымерли, и можно без шума строить торгово-деловой центр. А вместо церкви Евпла рядом с церковным пустырем восстановят дом приюта при храме.
Московская городская Дума должна, и как можно быстрей, законодательно закрепить участки, оставшиеся от снесенных храмов и зданий, определявших уникальный архитектурный облик Москвы, зарезервировав их под обязательное восстановление.
Кстати о торгующих: вскоре после назначения Екатериной II кн. М.Н. Волконского главнокомандующим в Москву (1771 г.), в старой столице учреждается банк, директором которого, как и в Петербурге, назначается граф Андрей Петрович Шувалов. И первая контора Ассигнационного банка открыта на Мясницкой — в приходе архидиакона Евпла.
Встречающийся на старых изображениях Мясницкой двухэтажный в стиле классицизма дом, ставший позднее трехэтажным, с колоннадой портика, гостиницей «Рояль», находился на месте нынешнего дома 13, точнее, в его нынешнем дворе. В его основе — палаты первой половины XVIII в. Позднее дом снова надстроили, перестроили и застроили с Мясницкой, куда и переместился «Отель-рояль», ставший еще фешенебельней. В нем останавливались Дмитрий Менделеев и Глеб Успенский. К концу XIX — началу XX вв. фронтальная многоэтажная застройка, в основном доходными домами, сделала всю эту часть Мясницкой тесной и неприглядной. Чтобы довести ситуацию до полного абсурда, оставалось только посносить храмы, что и было проделано большевиками.
Кривоколенный переулок по правой стороне, названный так за второе «колено», и дальше Харитоньевские переулки могли бы быть перенасыщены литературными местами, если бы это береглось. Единственно, что удалось недавно отстоять (при участии «НГ»), это дом Веневитинова. Дом N 12 принадлежал новиковскому «Дружескому ученому обществу». По совету друга Н.И. Новикова, И.П. Тургенева, в Москву приезжает молодой Н.М. Карамзин, вскоре становится членом «Дружеского общества» и поселяется в этом доме на четыре года. Одна из главных задач общества — издательско-просветительская. Вместе с новым другом, поэтом и переводчиком А. Петровым, Карамзин успешно редактирует один из новиковских журналов — «Детское чтение для сердца и разума». В «благословенном жилище у Чистых прудов», как называл его Карамзин, работала одна из четырех типографий Новикова, причем тайная орденская. А Тайная экспедиция, где поначалу, после ареста в 1793 г. содержался Новиков, находилась почти здесь же, в начале Мясницкой, на месте первого дома по левой стороне. До 1774 г. здесь было рязанское архиерейское подворье. Там находилась судная и канцелярская палаты, где «розыски» обыкновенно производились ночью. Начальником ее был маленький плотный и шутливый, особенно с дамами, Степан Иванович Шешковский. Тем не менее женщины при его появлении нередко падали в обморок. Подсудимые содержались в секретных казенках и каменных мешках, где было ни сесть ни лечь. Здесь же производилось следствие и над сообщниками Пугачева.
От небольшого дома в Кривоколенном, имевшего двойную мемориальную ценность, остались только изображения. А нынешнее первое по Мясницкой трехэтажное здание на месте Тайной канцелярии в псевдорусском стиле построено в 1897 г. для Духовной консистории (управление по церковным делам).
Из-за следствия над Новиковым вынужден был уехать в Петербург и самый знаменитый его друг Василий Иванович Баженов. Дом Юшкова на Мясницкой — одно из его немногих уцелевших и не перестроенных творений. Угловое расположение дома на участке довольно характерно для Баженова. Угол подчеркивался ротондой и организовывал полноправный ансамбль со стоявшей ближе к нынешней площади церковью Флора и Лавра. Из-за нехватки средств дом Юшкова претерпел довольно упрощенную реставрацию. Восстановление баженовского замысла приблизительное, но хотя бы в общих чертах верное, а вот старинную, 1657 г. церковь Флора и Лавра восстанавливать, похоже, не собираются совсем. Впрочем, любопытствующие могут посмотреть в Левитановском зале старой Третьяковки вид на ее зеленые купола и колокольню из окна дома Юшкова, тогдашнего училища живописи и ваяния. Ее имя осталось в названии Фролова переулка. Снести церковь хотели примерно в одно время с Евпловской, но тогда ее удалось отстоять до 1934 г. Ее восстановление — реальная возможность для изуродованной площади обрести эстетически приглядный вид. Или будущим художникам глазуновской академии достанется вместо Флора и Лавра рисовать из окна лишь грязь метростроя, ларьки и тяжеловесную громаду здания, как будто бы специально, назло городу полностью перегородившую Мясницкую. Самое удивительное, что авторы этого свежего архитектурного варварства украсили свое детище мраморной доской сообщая свои имена благодарным потомкам. От Лубянки до Красных ворот на Мясницкой стояло пять церквей. При советской власти снесены все, вместе с Красными воротами.
Но туда мы еще не дошли.
