Ваххабиты — «пуритане ислама», известные в мусульманском мире с ХVIII века, до сих пор составляют большинство среди верующих в Саудовской Аравии, Кувейте. Однако в сознании россиян это слово сейчас прочно ассоциируется с понятием «терроризм». Уже год на территории Дагестана действует местный закон, запрещающий деятельность ваххабитов. Полтора месяца назад ваххабизм решили запретить и на федеральном уровне — соответствующий проект поправки в закон «О свободе совести и религиозных объединениях» был внесен в Государственную думу. Известно, что против этого проекта в той форме, в которой он сейчас существует, выступил совет муфтиев России. Его члены в своем заявлении предложили парламентариям и правительству «прежде разобраться в том, что такое ваххабизм». В беседе с корреспондентом «Сегодня» Аллой Астаховой председатель Cовета муфтиев России муфтий шейх Равиль Гайнутдин высказал свои аргументы.
— Равиль хазрат, проект поправки в закон вызвал у вас возражения. Значит ли это, что совет муфтиев России против запрещения ваххабизма в нашей стране?
— В таком виде, как это предложено в проекте, да. Мы провели по этому поводу специальное заседание, и я не получил полномочий от глав региональных духовных правлений мусульман на то, чтобы поддержать федеральный закон о запрете ваххабизма. У нас было для этого несколько оснований. Во-первых, мы рассмотрели ситуацию в Дагестане после того, как там запретили деятельность ваххабитов. Закон об этом был принят там уже в прошлом году.
— И каков результат? Помог ли он выявить там ваххабитские структуры?
— Мы выяснили, что принять закон можно, но в действительности он не работает.
— Закон не помогает прекратить деятельность ваххабитов?
— Регистрация религиозных общин в Дагестане продолжается, там строятся новые мечети, создаются новые учебные заведения. И никто не знает, ваххабитские это учебные заведения или нет. Ведь простой запрет не позволяет «отсеять» ваххабитов от других мусульман.
— Равиль хазрат, почему при регистрации религиозных общин ваххабитов нельзя отличить от других мусульман?
— Регистрируя религиозную организацию, заявитель указывает вероисповедание. Ваххабиты никогда не называют себя ваххабитами. Они считают себя просто «правильными» мусульманами. Не называют они себя и фундаменталистами, радикалами, экстремистами, это понятно. Они пишут в своих заявлениях: вероисповедание — ислам. И тогда как же их определить? Потому что они носят бороду? Но это не повод, чтобы отказывать им в регистрации. О группах, которые регистрируются, нужно прежде всего уточнять, являются ли они экстремистами. По этому поводу у нас есть другие законы. Преступниками должны заниматься органы МВД. Само слово «ваххабизм» у нас сейчас понимается в смысле «бандитизм». Но нельзя винить религию в бандитизме. Это глупость. Мы выяснили, что критериев определения самого понятия «ваххабит» в нашей стране сегодня не существует. Я знаю случаи, когда молодых людей в Кабардино-Балкарии называли ваххабитами только потому, что они посещали мечеть. Но то, что человек ходит в мечеть — это не критерий. Нельзя же только на этом основании называть человека ваххабитом.
— Ваххабизм в России сегодня распространен в основном на Северном Кавказе. Но ведь до недавнего времени там практически не было этой разновидности ислама. Как же она появилась?
— У этого есть свои причины. В начале 90-х, когда мы получили религиозную свободу, открылось большое количество мечетей, работа велась в основном только с теми людьми, которые посещали мечети. Мы не охватили детей, юношей, подрастающее поколение, и они пошли в так называемые неформальные религиозные организации.
— Они почувствовали духовный вакуум?
— Наверное, да. Может быть, они почувствовали, что в мечети имамы не дают им все знания, которые они хотели бы получить. К сожалению, в начале 90-х в мечеть пришли люди, которые не были достаточно подготовлены. Ведь это не секрет, росло число мечетей, а образованных имамов было мало. Если человек мог просто читать Коран, его могли назначить имамом. Ситуация была безвыходная. Мы тогда были вынуждены ставить имамами директоров школ, которые ушли на пенсию, а также самоучек, которые выучили наизусть арабский текст Корана. Но практически не знали языка, читали только в транскрипции. Они могли в качестве имамов совершать намаз, выполнять некоторые религиозные обряды. Конечно, они не удовлетворяли запросы молодежи. Их нельзя винить, они очень старались. Мы старались готовить как можно больше имамов, имеющих хорошее образование. Но оказалось, что у нас и учебных заведений нет. До распада Советского Союза в России не было ни одного мусульманского учреждения. Наши кадры готовились только в Средней Азии, в Узбекистане. После распада Союза Узбекистан отказался принимать наших абитуриентов. И был период, когда без ведома наших духовных управлений молодых людей стали направлять на учебу в зарубежные страны различные общественные организации, культурные общества. После учебы они возвращались в Россию, возвращались в духовное управление, но там их не знали, а потому не могли брать на работу. Может быть, здесь была допущена ошибка. Они создавали свои организации и при этом обращались в различные исламские международные фонды за спонсорской помощью. А ведь помощь оказывается с определенной целью. Кто-то мог использовать эти организации в своих интересах. Наверное, приезжали и арабские проповедники. И молодежь услышала от них, что наши имамы не знают истинного ислама, так как они были оторваны от истинного учения в течение 70 лет, что они неправильно ведут службу. Таким образом, в определенный период случился раскол. Появились люди, которые говорили: мы за чистоту ислама, за соблюдение истинных традиций, которые сохранились за рубежом в исламском мире. Так у нас появились ваххабиты. Мусульмане традиционной ориентации говорили: нет, мы сохранили обычаи отцов и дедов, исповедовавших ислам в самое трудное время. Сегодня эти разногласия в основном существуют на Северном Кавказе.
— Как быть в этой ситуации? Поможет ли здесь простой запрет?
— Наверное, в первую очередь нужно вести пропаганду просвещения. Нужно объяснять мусульманам: ислам не приемлет экстремизма, нетерпимости к другим религиям и культурам. Нужно уважать своего соседа и его традиции. Один из принципов нашей религии — нет принуждения в вере. Можно спорить с теми, кто думает не так, как ты. Однако если есть принуждение, насилие — это противоречит исламу. И такое учение нужно вывести за рамки ислама. Те люди, которые от имени ислама занимаются преступной деятельностью, наносят вред нашей религии. Исходя из этого, мы постарались разработать критерии, которые могли бы отделить экстремистов от людей истинно верующих. Основных признаков экстремизма три. Я могу их перечислить. Это отрицание основополагающих традиций ислама, учение о собственной исключительности, вплоть до наделения себя правом объявлять немусульманами традиционных верующих, и наделение себя правом ущемлять права других людей. Думаю, такие критерии обязательно нужно учесть, рассматривая вопросы ваххабитов. Иначе закон, запрещающий ваххабизм в принципе, может быть использован против любого традиционного мусульманина.
— Вы считаете, что рядовые мусульмане могут оказаться в ситуации, когда им придется доказывать, что они не ваххабиты?
— Совершенно верно. Муфтии обсуждали эту проблему. Мы все помним, как людей сажали по доносам в 30-е годы. Сегодня можно обвинить любого мусульманина в том, что тот поддерживает ваххабитов. И опровергнуть такие обвинения будет чрезвычайно трудно. Как доказать, что ты — не ваххабит. Можно сказать, что в такой-то мечети собираются ваххабиты. И это будет причиной закрытия мечети. Где гарантии, что ее не закроют? Такие обвинения могут стать и основой для сведения счетов. К сожалению, этому сегодня уже есть примеры внутри мусульманской жизни.
