Когда переводили на русский язык шедевры католической набожности, часто «смягчали» их, заменяя имена «Иисус», «Христос» словом «ангел». В России кажется несмиренным притязать на общение с «самим» Христом. Слишком почтенное имя — если уж его произносят, то укутав в многочисленные почтительные дополнения: «Господь наш Иисус Христос». На одно изображение Христа приходится десять изображений святых — этих «земных ангелов» — посредников в общении с Богом.
Это часто вызывает возмущение даже у христиан: жизнь коротка, тратить ее на поклонение святым просто некогда. Аргумент не из слабых, только таким же аргументом можно хоть как-то спастись от требований немедленно заняться чтением «Розы мира» Даниила Андреева, изучением кармических энергий или явлений Богоматери в современном Египте или еще где подальше. Некогда, некогда, отложим до вечности!
Посмертная судьба отца Александра Меня, однако, позволяет почувствовать смысл православной деликатности. Прямо какой-то закон обратно пропорциональной зависимости между верностью духу Меня и частотой его упоминаний. 8 сентября 2000 года отца Александра канонизировала община, фактически возглавляемая священником Глебом Якуниным, вполне автономная в своем христианском плавании. У этой церкви есть Синод (что показывает, насколько наличие Синода не гарантирует церковности), было постановление Синода, был акт канонизации, была написана икона отца Александра (кстати, очень неплохая). Конечно, сам отец Александр Мень был категорически против создания таких «альтернативных» православных группировок. Он знал цену единству именно потому, что не хуже отца Глеба Якунина знал цену внешнему благолепию российского православия.
Ничто не отстоит так далеко от духа Меня, как его канонизация в пику «официальному православию». Хотя, конечно, по-человечески приятно, что святой Николай Александрович уравновешен теперь святым Александром Владимировичем. Ясно, что возражений против канонизации Меня куда меньше, чем против канонизации отставного царя. Легко себе представить, как при виде подобной канонизационной вакханалии отец Александр улыбнулся бы своей ласково-разбойничьей улыбкой и сказал бы что-нибудь недлинное, вроде: «Каков Рим, таков и ПантеонЙ»
Закон обратного соответствия почитания частоте поклонения проявляется и в остальном. Чаще всего публично о своей дружбе с отцом Александром говорит директор Библиотеки иностранной литературы, человек во всех отношениях достойный, но все-таки имеющая к благовестнической деятельности Меня такое же отдаленное отношение, как и проводимые в ее библиотеке вполне секулярные конференции по проблемам семьи или молодежи. А ведь эти конференции тоже гордо носят имя Меня. Громче всех говорит о том, что он «основан Менем», богословский институт, который в 1993 году отделился от действительно «меневских» катехизационных курсов, да еще с большим скандалом и швырянием грязью в друзей и учеников отца Александра. Чем более замкнута в себе, чем менее интересуется окружающими какая-нибудь общинка, тем громче она указывает на свою верность Меню. Особенно перед иностранными жертвователями — они только Меня из русских современных христиан и знают. Мень оказывается в роли щита, под прикрытием которого ведут самую разную борьбу.
Разумеется, реальных прихожан, тем более учеников или друзей у отца Александра было немного. На воскресной службе «москвичей» было от силы несколько десятков, даже в самые последние годы. Большинство из них вспоминает о своей близости к отцу Александру лишь тогда, когда его имя начинают поносить, вспоминают, чтобы защитить, вспоминают, чтобы получить не грант, не бесплатную поездку в Париж или Нью-Йорк, не иномарку «для экономии сил и времени на проповедь Евангелия», а чтобы получить шишку да синяк. И это достойно Меня. Так ведь и с верой в Христа: одно дело говорить о ней, когда все вокруг нехристи, и совсем другое — когда все поголовно стали христианами. Многие, между прочим, не выдерживают и начинают отбраковывать окружающих, отлучая их от христианства, записывая во враги Христу. Что ж, в роли кокетливой овцы среди волков есть своя прелесть.
Много и сегодня, слава Богу, замечательных христиан, занимающихся благотворительностью, молодежью, инвалидами, экуменизмом и т. д. и т. п. Иногда кажется, что можно было бы поменьше говорить о благотворительности или истории Церкви, о единстве Церкви или о святых, о смирении или обновлении, что хорошо бы говорить побольше о Христе. Но это только кажется — до тех пор, пока не встретишь кого-нибудь, кто только о Христе и говорит.
Сам отец Александр Мень был способен говорить о чем угодно, а о Христе как бы проговаривался. Но уж эти проговорки — в конце лекции, на проповеди — стоили подчас больше, чем вся его знаменитая книга о Сыне Человеческом. Тут уж дело не в смирении-несмирении, а в целомудрии и такте. Так что, дай Бог, подражая отцу Александру в его человеческой рассудительности и деятельности, бочком-бочком, нечувствительно для собственной гордыни, пройти и за Тем, за Кем шел он сам.
