Она была поэтом и художником, писала философские трактаты, прекрасно вышивала. Приняв монашеский постриг, весь талант своей души, все свои силы посвятила помощи ближним. Знавшие эту удивительную женщину, отмечали в ней исключительную веру, силу духа и самоотверженность. В пятилетнем возрасте она как-то сказала родителям: «Меня ждут мучения и смерть в огне». Так и случилось. Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева — мать Мария — закончила свой земной путь в печах Равенсбрюка…
О ней много писали и пишут: изданы воспоминания, сборники ее стихов, сняты фильмы. Но было интересно встретить человека, для которого жизненный подвиг матери Марии стал действительно маяком, не позволяющим заблудиться в трудных жизненных обстоятельствах. Лариса Ивановна Агеева впервые прочитала о Лизе Пиленко — будущей матери Марии — двадцать пять лет назад. Тогда она и представить себе не могла, насколько значимым в ее собственной жизни окажется это знакомство.
— Это было в середине семидесятых, — рассказывает Лариса Ивановна. — Я тогда преподавала историю и культуру Ленинграда. Помните знаменитое, блоковское:
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая…
Блок адресовал это стихотворение юной Лизе Пиленко в 1908 году. Это был диалог двух талантливых людей, двух талантливых душ. Лиза тонко почувствовала внутреннее одиночество Блока, она жалела его и горела желанием спасти… Уже тогда, в гимназические годы, в ее характере проявилось стремление к самопожертвованию, к самоотречению — черта, которая впоследствии уже в Париже, в эмиграции, позволит ей стать для многих настоящей спасительницей.
В 1985 году мать Мария посмертно была награждена орденом Отечественной войны II степени. Это событие всколыхнуло волну интереса к ее судьбе. Ходило много легенд об обстоятельствах ее смерти. Самая распространенная и красивая свидетельствовала: спасая русскую женщину, мать Мария пошла на смерть вместо нее. Этой версии хотелось верить, но хотелось также и разобраться, так ли это было.
Да, в одном из писем Блоку она писала: «Я ищу тяжестей». Пророчествовала, что ей предстоит быть сожженной в «общих гробах». Мать Мария не боялась смерти, потому что для нее смерть означала встречу с Богом, к которому она стремилась всей душой. Но она и не искала ее, потому что мечтала вернуться в Россию, пройти по ней нищенкой, юродивой, призывая народ к покаянию, — верила, что может помочь духовному возрождению родины. Сохранились свидетельства очевидцев, бывших вместе с матерью Марией в Равенсбрюке, что именно ради воплощения этой своей идеи она очень хотела выжить. Француженка по документам (как известно, к французам у нацистов было отношение совсем не такое, как к русским), она бы выжила, если бы не заболела в марте 45-го дизентерией. Ее прятали до тех пор, пока это было возможно. Но в конце марта мать Марию все-таки обнаружили. Она была в очень тяжелом состоянии, не могла встать. На следующий день ее отправили в газовую камеру — за два месяца до Победы… Красивая легенда рассыпалась — кончина матери Марии оказалась и проще, и трагичнее.
В Равенсбрюке она вышивала икону Пресвятой Богородицы с распятым Христом на руках. Говорила: «Если успею закончить, останусь жить». Не успела…
Лариса Ивановна рассказывает о матери Марии так увлеченно, что становится понятно, почему она в начале девяностых вместе с единомышленниками создала христианское благотворительное общество «Благодеяние», главной задачей которого стала помощь детям-сиротам и трудным подросткам. Члены общества устраивают в детских домах праздники, проводят выставки рисунков на рождественскую и пасхальную темы. Для неустроенных, проблемных ребят постарше был организован подростковый клуб.
— Чем больше я узнавала о жизни матери Марии в эмиграции, тем больше поражалась самоотверженности этой женщины, — вспоминает Лариса Ивановна. — Она ездила по Франции в поисках эмигрантов из России, поскольку собиралась выступать перед ними с лекциями. Но приезжала и видела, в какой ужасающей нищете, в каком упадке духа находятся многие из ее соотечественников. И вместо задуманных лекций с готовностью бралась за устройство их жизни: стирала, мыла полы, добывала им одежду и продукты. Подолгу выслушивала исповеди этих людей, поддерживая их духовным советом и утешением.
После смерти младшей дочери Елизавета Юрьевна отходит от мужа и в 1932 году принимает монашеский постриг с именем Мария — в честь Марии Египетской. Но монашество для нее — это не затвор в келье, не долгие молитвы и сотни поклонов. Видя эту деятельную, неутомимую женщину, которая организовывала приюты-общежития, открывала столовые для бедных, «вытаскивала» русских из госпиталей и сумасшедших домов, прятала их от нацистов, спасала евреев, выдавая им фальшивые справки о крещении, некоторые упрекали мать Марию, называя ее монашество сомнительным. Таким она отвечала: «На Страшном суде меня спросят не о молитвах и поклонах, а о том, накормила ли я голодных…» И к этому трудно что-либо добавить. Отчасти именно монашеское одеяние хранило ее от ареста. Но в 1943 году ее все-таки взяли…
Весной нынешнего года общество «Благодеяние» организовало международную конференцию, посвященную 55-й годовщине со дня смерти матери Марии. В Петербург приехали исследователи ее жизни и творчества из различных уголков России, из Франции, Англии, Италии. О ней говорили представители духовенства, сотрудники музеев, артисты. Оказалось, что для очень и очень многих людей именно со знакомства с судьбой матери Марии началось время духовных исканий и осмысления сути своей жизни.
Почти девять десятилетий назад в одном из своих стихотворений она просила:
Бодрствуйте, молитесь обо мне
Все, держащие души моей осколок.
И эти стихотворные строки тоже стали пророчеством, которое исполнилось в полной мере.
