«Страсти по Иоанну», сочинение Софьи Губайдулиной, написанное в 2000 году, впервые прозвучало в России — спустя два месяца после мировой премьеры в Штутгарте.
«Страсти по Иоанну» исполнили в Питере солисты, оркестр и хор Мариинского театра, усиленный Камерным хором Николая Корнева. Дирижировал Валерий Гергиев. Огромное 90-минутное сочинение было написано по заказу академии Баха в Штутгарте во исполнение масштабного проекта, приуроченного к юбилею Баха. «Страсти» по четырем евангелистам — Луке, Марку, Матфею и Иоанну — были заказаны четырем композиторам из разных стран. Софья Губайдулина писала, основываясь на русском переводе текста, хотя традиция пассионов, музыкального повествования о последних днях жизни Христа, в русле православной традиции не разрабатывалась.
Говорит Софья Губайдулина: «Когда я получила заказ, я сразу поставила условие: хочу писать Страсти по Евангелию от Иоанна. Потому что Иисус мне ближе всего такой, каким он описан у Иоанна. Моя страсть — это Страсти по Иоанну. Впрочем, каждому свое: Вольфганг Рим, например, когда ему предложили написать Страсти, воскликнул: „Только не по Иоанну!“. И выбрал Страсти по Луке. Самым важным для меня в этой работе было соединение текстов Страстей с текстами из Апокалипсиса. Это сразу придавало сочинению объем. Я как-то сразу представила себе полифонию текстов: „И взяли Иисуса…“ — хор: „Первый ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанный с кровью…“ Солист продолжает: „И повели его“ — хор: „Второй ангел вострубил, и большая гора, наполненная огнем, низверглась в море!“
Я начинаю Страсти не так, как у Баха: не с момента, когда они выходят за реку Кедрон, а со сцены омовения ног. Этой сцены нет ни у одного евангелиста, только у Иоанна — а она очень важна. Христос омывает ноги ученикам и говорит: „Если не умою тебя, не имеешь части со Мною“. А текстом из Апокалипсиса хор как бы комментирует, что это означает в высшем смысле: готовить будущую Церковь. И основание Церкви должно быть чистым.
Таким образом, только музыка может сделать очевидным подлинный смысл происходящего — то, что описывает Рассказчик. Все сочинение Геннадий Беззубенков поет практически на одной ноте. А все комментарии идут мелодически. После Страстей я задумала написать некое продолжение: Пасху по Иоанну, которая будет заканчиваться словами: „И увидел Он новую землю и новый мир“. Что еще ценно для меня в новой работе. Я впервые так близко наблюдала за работой Гергиева. По-моему, он безумно талантлив, талант просто брызжет из него. Он очень взрывчатый и может подготовить сочинение к концерту очень быстро. Другой дирижер мог бы еще долго возиться — и все равно гергиевских результатов не достигнет.
Гергиев, конечно, берет на себя много, больше, чем может успеть. У него страшная нагрузка. Но его тип таланта, мне кажется, требует именно такого накала и экстраординарной обстановки — по-другому он, наверное, работать не сможет».
Общий звуковой облик сочинения — колокольность, радужно-переливчатые переборы фортепианных струн и взрывной, мятущийся орган (органист Олег Киняев), повышенная роль разнообразных ударных и трубные гласы медных, возвещающих день Страшного Суда. Все это оттенено экспрессивными вспышками-включениями хора-комментатора, словно наблюдающего за происходящим на земле с небес. Врезки из текстов Откровения св. Иоанна (Апокалипсис) в канонический текст Страстей создают ощущение единовременности происходящего. Начало Истории, положенное мученической смертью Христа, и конец Истории (Страшный Суд) — слиты. Смысловые переклички библейских, евангелических текстов и музыки рождают слоистость, многомерность новой реальности, выстроенной Губайдулиной.
В целом композицию Страстей уместно сравнить с картинами старых мастеров: внизу, на земле, развиваются события на внешних планах Бытия, а вверху, на плотных клубящихся облаках, в сиянии славы восседает Господь-Бог Саваоф в окружении ангелов, херувимов и серафимов. Архаичная, приближенная к средневековой картина мира, выстроенная Губайдулиной, и вживание в метафизическую подоплеку евангелического сюжета — так решены Страсти нового времени. И, пожалуй, это самое трогательное, искреннее и концептуальное сочинение Софьи Губайдулиной последнего периода.
