Когда римского диктатора Юлия Цезаря один из его соплеменников дерзнул вызвать на дуэльный поединок, полководец лишь снисходительно усмехнулся: «Мне моя жизнь еще не надоела».
Пренебрег вызовом некоего Сиднея Смита и сам Наполеон.
Даже наш Александр Васильевич Суворов не стал драться с оскорбившим его Нащокиным.
А ведь этих людей в трусости никак не упрекнешь. Тогда чем объяснить такую линию поведения? Ведь уклонение от вызова на дуэль во все времена грозило серьезнейшим ударом по личной репутации…
Может, и Цезарь, и Наполеон, и тот же Суворов слишком отчетливо сознавали свое главное предназначение в этой жизни, осознавали и видели границы, далее которых они своей жизнью уже не имели права распоряжаться. Но ведь были в истории и другие великие имена. Прудон, Лассаль, Бисмарк, Пушкин, Лермонтов, Столыпин, наконец, которые, не колеблясь, бросали перчатку своим обидчикам и с такой же готовностью выходили к роковому барьеру, принимая вызов от других.
(Петр Аркадьевич Столыпин, кстати, вызвал на дуэль депутата Государственной думы Родичева за то, что тот впервые ввел в оборот известное словосочетание «столыпинские галстуки», символизирующие виселицу.)
Так что же такое дуэль? Что это за сила, которая на протяжении сотен лет вершила в мире суд чести?
Еще Тацит указывал, что у германских народов существует такое правило: чтобы определить исход войны, они устраивают поединки между своими воинами и пленниками из вражеского стана.
Традиция поединков перенеслась из Германии и на другие земли — в Испанию, Италию, Англию. Наибольшее развитие она получила во Франции, где был составлен и первый Кодекс дуэли.
У нас, в России, обычай устраивать поединки тоже очень древний. Дрались наши пращуры один на один с хазарами, печенегами, другими супостатами, дрались за Отчизну, за веру, чтобы показать свою русскую удаль. Были поединки и между собой. Там мотивация была несколько приземленней. Кто-то кому-то сильно задолжал или что-то умыкнул, — одним словом, «разборки» больше перемещались в область имущественных споров. Власти, кстати, чтобы «разборки» эти как-то контролировать, а при случае что-нибудь с них и поиметь, назначали на такие поединки своих представителей — посадников, тиунов, приставов.
Самое замечательное в этих поединках было то, что главным аргументом в отыскании истины признавалась сила. А с ней — и ловкость, и хитрость, и коварство. Одним словом, если твой меч или рогатина первыми достали соперника и он — на земле, значит, прав в споре ты. А если повергнутый противник к тому же еще и живым оставался, то с него — все издержки, в том числе и государственная пошлина. Вот такими крутыми и суровыми были установки «поля» («полем» тогда назывались судебные поединки).
К тому лихому времени относится упоминание и о женских поединках. Действительно, Россия была единственной страной, где были узаконены женские дуэли. Как указывалось в ст. 119 Псковской судебной грамоты (1397 год), женщины на поединок вместо себя могли ставить наймитов только в том случае, если в споре против них выступал мужчина. Женщина с женщиной должны были биться лично. Бились наши дамы дрекольем, ослопами, рогатинами, а то и просто врукопашную.
Настоящую войну, и войну жестокую, повел против дуэлей Петр Первый. По большому счету его мало интересовала моральная сторона дуэлей. Серьезную их опасность он усмотрел в другом — два его подданных решают спор в частном порядке, начисто игнорируя при этом существующие для этого судебные учреждения. А что это, если не вызов государственной власти?
И вызов этот Петр Алексеевич принял. Впредь пойманные на месте поединка его участники, живые или уже убиенные, подвешивались за ноги головой вниз. Кара, надо признать, незаслуженно жестокая и позорная.
Духовенство тоже поддерживало жесткие меры светской власти. «Изобретением дьявола» называли дуэль священнослужители. Выжившие в дуэльных поединках немедленно отлучались от церкви, убитые лишались христианского обряда погребения.
Однако, несмотря ни на что, дуэли в России все более распространялись. И главная причина была в том, что ни один Судебник, ни один Устав не мог решить такой деликатный вопрос в области человеческих отношений, как вопрос чести. Как насмешку воспринимали благородные души такие строки из ст. 130 Мирового устава Российской империи: «…за нанесение обиды на словах или в письме виновные подвергаются штрафу не более 50 рублей». Но разве возможно было в дворянской среде такое, чтобы глубина оскорбленного чувства измерялась рублями?!
Специалисты различают американскую и европейскую дуэль. Американские дуэльные поединки состояли в том, что двум соперникам выдавали оружие и они уходили в лес. С этого момента начиналась их охота друг на друга. Можно было подстеречь противника в засаде, не возбранялся и выстрел в спину.
Из-за своей безнравственности американская дуэль не привилась в России. Вообще надо сказать, что русская дуэль по своим условиям, особенностям очень отличалась от европейской, в частности от той же французской. Во Франции в XIX веке дуэли носили больше ритуальный характер и заканчивались, как правило, бескровно. Этому способствовали и «щадящие» условия дуэльного кодекса. Барьерная дистанция (минимальное расстояние между рубежами открытого огня) устанавливалась такая, которая обеспечивала бы невысокую вероятность попадания. Обычно 30 — 35 шагов.
Такие отчаянные русские бретеры, как Толстой-Американец, Дорохов, Якубович, да, чего скрывать, и Александр Сергеевич с Михаилом Юрьевичем, просто смеялись над такой «опереточной» дуэлью.
Русские стрелялись обычно с 8 — 10 шагов. Бывали случаи — и с трех! (Это называлось «приставить пистолет ко лбу».) И стрелялись, как правило, «до результата». А результатом признавалось либо тяжелое ранение, либо смерть.
Вот почему к дуэльным поединкам в российской дворянской, особенно офицерской, среде относились исключительно серьезно. Невпопад сказанное слово, легкомысленный жест могли в определенной ситуации стать для кого-то роковыми.
Титулы, звания, должности никакой роли при этом не играли. Юный подпрапорщик мог потребовать сатисфакции от заслуженного генерала, и тот не вправе был отмахнуться без риска упасть в глазах общественного мнения.
Даже великого князя Николая Павловича, когда он еще только был цесаревичем, вызывали на дуэль. Капитан Норов нашел оскорбительным отношение к себе со стороны августейшего лица. Дело с превеликим трудом сумели уладить, однако тяжелый осадок на душе у Николая I остался после всей этой истории на всю жизнь.
Безусловно, во всей этой дуэльной атмосфере того времени было больше чувства, чем здравого смысла. Однако, как писал известный ученый профессор Санкт-Петербургского университета В. Спасович: «Мы все люди и находимся в таком состоянии, что тот, кто пожелает нас вовлечь в дуэль, мог бы почти всегда достигнуть этой цели. Для нас, для каждого лучше выйти на дуэль, чем получить обиду публично…»
Это царский профессор говорил, конечно, не о всех людях — о людях чести.
