«Благообразный Иосиф с древа сняв Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и вонями во гробе новом покрыв, положил». Эти слова, многократно звучащие в православных храмах по всему миру в дни Страстной седмицы, священник произносит каждый раз во время литургии, когда после Великого входа и пения Херувимской песни покрывает воздухом святой хлеб на дискосе и чашу с вином. «Плащаницею чистою обвив"…
Слова эти, как это нередко бывает в византийской церковной поэзии, почти дословно взяты из разных мест Евангелия, в которых описывается погребение Иисуса, совершенное Иосифом и Никодимом. «И взяв Тело Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе» (Мф 27:59−60). Слова этого краткого гимна мне довелось в капелле собора святого Иоанна Предтечи в Турине произнести на церковнославянском языке. Об этом меня попросила одна из местных жительниц, которая среди других добровольцев следила за тем, чтобы паломники, подходя к Плащанице, сохраняли молчание и ровно через три минуты, уступая место следующей группе, отходили от алтаря, у которого она была выставлена для поклонения.
Это было буквально за два дня до того, как 22 октября она была вновь спрятана (как говорят, до 2025 г.), поскольку, согласно традиции, Santa Sindone выставляется на достаточно короткий срок и всего лишь несколько раз в течение одного столетия. В этом году она была открыта на два месяца в связи с юбилеем и наступлением нового тысячелетия. А вообще в течение XX века Плащаницу выставляли всего лишь четыре раза: в 1931 г. (в связи со свадьбой принца Умберто), в 1933-м, который считался юбилейным, ибо Христос, согласно традиционной хронологии, умер и воскрес именно в 33 году. Наконец, в 1978 г., когда исполнилось 400 лет со времени ее принесения в Турин, и в 1998-м — в память о том, что ровно за сто лет до этого была сделана ее первая фотография.
О Святой Плащанице, хранящейся с 1578 г. в Турине и поэтому по-русски обычно называющейся Туринской, написаны сотни книг и, наверное, тысячи статей. И тем не менее некоторые факты все же имеет смысл напомнить. Плащаница — это кусок льняной ткани желтого цвета длиною 4,37 и шириною 1,11 метра, на котором ясно виден след фигуры человека, некогда завернутого в эту ткань именно так, как изобразил это в начале XVII века на своей акварели Джованни Батиста Делла Ровере.
Его фигура на льняном плате, называемом греческим словом «синдон» (именно это слово употребляется во всех трех синоптических Евангелиях, когда речь идет о той ткани, что купил Иосиф Аримафейский, чтобы завернуть в нее тело Иисуса), отпечаталась два раза — спереди и сзади. Отпечаток настолько точен, что современные ученые, вне зависимости от своих религиозных убеждений, «считывают» с него все новую информацию, полностью соответствующую тем фактам, что известны из Нового Завета. Что же касается того, каким образом он остался на ткани, это неясно. И хотя на этот счет существует множество гипотез (об этом неоднократно писалось в «РМ», в частности писал С.Н.Муравьев, автор блестящей, написанной по-французски и, к сожалению, до сих пор не переведенной на русский язык книги о Плащанице), но ни одна из них пока не принята научным миром как вполне обоснованная.
Человек, некогда завернутый в синдон, был избит плетьми по спине, увенчан терновым венцом, распят — не привязан, а именно прибит ко кресту гвоздями — и затем умер от разрыва сердца, то есть от инфаркта и последовавшего вслед за ним сердечного кровотечения. Кровоподтеки (на руках и ладонях, на голове, на ногах и в области сердца) оставили на синдоне темные пятна (именно поэтому они особенно хорошо различимы невооруженным глазом), тогда как само тело умершего отпечаталось на нем, словно на фотографической пластинке в виде негатива. Это ясно обнаружилось и, более того, стало сенсацией, когда в 1898 г. туринский адвокат Секондо Пиа сфотографировал Плащаницу.
Почему так? Об этом можно только догадываться… Когда задумываешься над этим, то сразу встает в памяти как-то особенно и удивительно светящаяся фигура нашего Господа, как изображается Он на иконах Воскресения, и картина Александра Иванова «Явление воскресшего Христа Марии Магдалине», а также слова из канона Святой Пасхи «ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя» или из пасхальной стихиры «из гроба днесь, яко от чертога возсияв Христос"… Это сияние, наверное, и стало той вспышкой, что запечатлело навсегда Его еще мертвую фигуру на куске сотканной в елочку довольно грубой льняной ткани.
Факты всегда упрямы. А те факты, что «считываются» с Плащаницы, фантастически точно соответствуют тому, что говорит нам Евангелие и вообще древняя история. Даже странные на первый взгляд ее размеры (4,37 на 1,11) с точки зрения истории оказываются вполне объяснимыми, ибо, как показал английский ассириолог Ян Дикинсон, достаточно точно соответствуют восьми и двум еврейским локтям.
Более того, эти факты иной раз исправляют иконографическую традицию. Так, терновый венец оказался похожим не на лавровый венок, каким он обычно изображается как на Востоке, так и на Западе, а на шапку или, вернее, на шлем, которым голова Иисуса была чудовищно сдавлена со всех сторон. Взирая на Плащаницу, нельзя не заметить и кровавого пятна у Его ребер. «Един от воин, — говорится в Евангелии от Иоанна (19:34), — ребра Его копием прободе, и абие изыде кровь и вода».
Само изображение Его тела, когда смотришь на Плащаницу, кажется слегка неясным и размытым. Вспоминаются слова знаменитой английской подвижницы Юлиании Норичской, которая, возможно, побывав в Риме в конце XIV века, писала о том, что образ Христа (правда, она говорила не о Плащанице, а о Нерукотворенном образе) выглядит каким-то коричневым и обесцвеченным. Но Его кровь… Ее следы видны потрясающе ясно. Пятна Его крови… Их можно увидеть собственными глазами. В этот момент переживаешь что-то такое, о чем вообще невозможно рассказать словами. На негативных воспроизведениях лика Иисусова, наоборот, до предела ясно видны черты Его лица, но на месте кровоподтеков оказываются всего лишь белые пятна.
Впервые о Святой Плащанице достаточно подробно сообщает в своей «Истории завоевания Константинополя» Робер де Клари, который рассказал, что во Влахернах «хранят плащаницу, в которую был завернут наш Господь и которую каждую пятницу показывают, так что на ней можно видеть фигуру Господа». Он же пишет о том, что в 1204 г., после разграбления Константинополя крестоносцами, она исчезла и «никто — ни греки, ни франки — так никогда и не узнали, что случилось с этой плащаницей».
Лишь через полтораста лет, приблизительно в 1353 г, Плащаница обнаружилась как собственность Жоффруа де Шарни во Франции — в Лирее близ Труа, хотя местный епископ считал, что это не реликвия, а подделка. Затем (еще через 100 лет), в 1453 г., ее перенесли в Камбери, средневековую столицу Савойи. В ночь с 3 на 4 декабря 1532 г. она чуть было не сгорела в Камбери во время пожара. Одна из стенок серебряного ларца, в котором хранилась Плащаница в сложенном виде, раскалилась добела, и капли расплавленного металла прожгли на ткани дыры. К счастью, сохранилась точнейшая копия Святого Синдона, сделанная задолго до пожара, в 1516 г., скорее всего, Альбрехтом Дюрером.
В апреле 1534 г. сестры-кларисы из местного монастыря инокинь святой Клары отреставрировали обуглившиеся места, заменив их заплатами из новой ткани, которые можно видеть и сейчас. Через 44 года после этого Плащаницу перенесли в Турин. Тогдашний архиепископ Милана Карл Борромей, будущий святой, отслужил перед ней торжественную мессу, на которой, затерявшись в толпе, присутствовал, растерянный и пораженный, великий итальянский поэт Торквато Тассо.
В 1657 г. началось строительство капеллы, в которой и доныне находится Плащаница. В 1983 г. умер в изгнании король Умберто II, являвшийся, как и все представители Савойского дома начиная с середины XV века, собственником Плащаницы. Согласно его завещанию она перешла Ватикану, но Иоанн Павел II принял решение, согласно которому Плащаница должна остаться в Турине, а архиепископ этого города назначен ее хранителем. В апреле 1997 г. в капелле Святого Синдона, как некогда в Камбери, вспыхнул пожар. Святыню удалось спасти, поскольку в это время она находилась не в самой капелле, а в центральном нефе кафедрального собора.
Чувство огромной боли охватывает вас с головы до ног и каким-то особым образом наполняет изнутри, когда вы смотрите на Плащаницу… Мне удалось провести несколько часов, стоя перед ней на коленях. Это была своего рода утреня Великой субботы: «Иисусе сладкий мой, и Спасительный Свете, во гробе како темном скрылся еси? О несказанное и неизреченное терпение!"…. И далее: «Ужасеся земля и солнце, Спасе, скрыся, Тебе невечернему Свету, Христе, зашедшу во гробе плотски"… Иосиф погребает Иисуса «и, видев мертва, нага, непогребенна», плачет над Его телом… Так поется в стихире Великой Субботы, что начинается словами: «Тебе одеющегося светом яко ризою…»
«Мертва, нага, непогребенна"… Мертвым, нагим и непогребенным изображает Его византийский поэт, и именно таким вижу я Его сегодня. «Благосердый плач сотвори», — продолжает древний церковный поэт, а я понимаю, что это мой сегодняшний плач. Боже, до чего же больно! А ведь Ей-то было больнее, когда Она из глубины своего сердца все никак не могла услышать те слова, что запишет потом инокиня Кассия: «Не рыдай Мене Мати, зрящи во гробе…» Как же больно это — видеть Его мертвым, нагим и непотребенным.
Наша богослужебная поэзия удивительным образом в словах сумела передать то, что вижу я теперь сам своими глазами. Словно меня перенесло в Иерусалим в дни Цезаря Тиберия… Я вижу даже не след Его рук, но те самые руки, которыми коснулся Он умершей дочери Иаира. Руки, которыми «помазал Он брением» глаза слепорожденному… Эти руки возложил Он на курчавые головки детей, сказав: «Если не обратитеся и не будите как дети…» И те самые уста, что некогда Ты, Господи, отверз, чтобы сказать «блажени нищие духом, яко тех есть царство небесное"… Вот те самые ноги, что некогда помазала Мария, «взявши фунт нардового чистого драгоценного мира… и отерла волосами своими».
«Это больше, чем изображение, это — присутствие», — сказал о Плащанице Поль Клодель. Наступает вечер. Девять часов. Храм должен сейчас закрыться, а на другой день на заре я улечу из Турина и, скорее всего, больше никогда не увижу Плащаницу, которую откроют теперь лет через 25, не раньше. Но оказывается, что здесь можно побыть еще, потому что будет служиться месса.
Зачем? Мне почему-то кажется, что торжественная литургия, которую совершат сейчас три кардинала, здесь абсолютно неуместна. Здесь нужно молчать и тихо плакать. Беззвучно. «Ученик любимый каменел», — как говорит Анна Ахматова. Но ведь не я же это решаю. Месса начинается, а у меня есть еще неожиданная возможность до ее окончания помолиться у Плащаницы. Я стою перед самой святыней, а где-то, как мне кажется, очень далеко, за моей спиной поется «Gloria in excelsis Deo» («Слава в вышних Богу») и служится месса. Все, кто стоят рядом со мною, не отрывая глаз, как и я, смотрят на Плащаницу, хотя кажется, что она уже так врезалась в память, что и теперь, когда закрываешь глаза, видишь буквально каждый ее сантиметр.
Откуда-то, словно издалека, будто из какого-то другого храма, до меня все же донеслись слова Евангелия: «И положил Его в новом своем гробе, что высек он в скале, и привалив большой камень к двери гроба, удалился"… И вдруг произошло что-то невероятное, и я почувствовал, что нахожусь словно на Эммаусской вечере, когда Он, воскресший, но не узнанный, «взяв хлеб, благословил, преломил и подал им». Кардинал четко произнес: «Questo e il mio Corpo» — «Сие есть Тело Мое"… Еще не прошла боль, та боль, ослабить которую не в силах никакой наркоз, но свет Воскресения уже светит.
Белоснежная боль Святой Пасхи… Наверное, она все-таки знакома каждому священнику. Пасхальная литургия уже закончилась, а ты стоишь в алтаре перед престолом. В храме все сияет и искрится: и свечи, и солнечные зайчики на окладах икон и на бронзовых лампадках и подсвечниках, и лица молящихся. А у тебя перед глазами Он, потому что на престоле лежит перенесенная ночью сюда из центральной части храма Плащаница. Он — мертвый. Его нестирающийся след. Он — «мертвый, нагой и непогребенный"…
В этот момент, услышав слова «Questo e il mio Corpo», я увидел Святую Плащаницу словно другими глазами. «Видите гробные пелены! Тецыте и миру проповедите, яко восста Христос, победивый смерть, яко есть Сын Бога, Спасающего род человеческий», — так в стихирах Святой Пасхи говорит ангел женам-мироносицам. «Видите гробные пелены"… Это только пустые пелены, ибо «Его нет здесь. Он воскрес».
«И ожидает вас в Галилее».
Турин — Москва
