Мания сатаны

В нашем кодексе нет «убийства при совершении религиозных обрядов».
«Уличные» операции проводились чуть ли не ежедневно.

Школьный гений

У него было два прозвища — Гитлер и Ди Каприо. Второе он получил благодаря внешности, первое — за увлечение. Впрочем, для 17-летнего Миши Заики подошел бы еще с десяток кличек, так или иначе характеризующих его хобби: Брежнев, Химик, Фармацевт. Но главное — Сатанист. Именно это увлечение в конце концов и привело его на скамью подсудимых, а оттуда — в специальную больницу для психически больных преступников — ту, что на Арсенальной.
Химией Михаил увлекся еще в школе — школа была самой обыкновенной районкой, без всяких уклонов, и Михаил ничем не отличался от своих сверстников. Впрочем, никто бы не смог сказать про него, что он не думает о будущем. Кому из его сверстников в 14 лет пришло бы в голову позаботиться о том, что будет через четыре года, когда наступит время призыва? А Заика нашел выход: сам отправился в районный психдиспансер и встал на учет. С диагнозом «параноидальная шизофрения» он получил не только освобождение от службы, но и своего рода индульгенцию на совершение различных безобразий. Конечно, об убийстве он тогда еще не помышлял, единственное, что хотелось Михаилу, — это заработать побольше денег. Тем более что деньги — это путь к всемогуществу, которое тоже не помешало бы.
Будучи уже довольно продвинутым химиком, прекрасно ориентирующимся как в растительных, так и в синтетических ядах, Заика мог без труда «выплавить» любой наркотик. Во всех этих фенициклидинах, протарголах и пиперединах он разбирался не хуже любого фармаколога. Не исключено, что, если покопаться в его тетрадях, больше напоминающих научные дневники, можно было наткнуться и на какой-то новый вид психотропного оружия, выращенный самим Михаилом. Была у него заветная мечта — синтезировать зарин, но она требовала серьезных затрат.
Возможность заработать денег явилась перед Заикой в лице некоего Артура Эриума, жившего в том же дворе. Тот был на несколько лет старше Гитлера и уже имел кое-какой опыт в продаже наркотиков.
Лабораторию они устроили в обычной городской квартире. При этом готовили в основном таблетки: не так выгодно, зато интереснее. В свободное от работы время Заика не уставал экспериментировать: делал вытяжки из растений и испытывал их на себе. Пару раз это едва не кончилось для него очень плохо, но — спасибо врачам…
Группа Эриума состояла из пяти-шести человек, разумеется, Заика среди них был самым младшим. И самым преданным. И когда в один прекрасный день милиция повязала всех до одного участников производства, переживал страшно. Эриум со товарищи отправился за решетку, а оттуда — после психиатрической экспертизы, признавшей его невменяемым, — на Пряжку. Михаила от ответственности спасли диагноз и возраст. Впрочем, одному из приятелей Эриума — некоему Борисову — тоже удалось не попасть за решетку: Артур и Михаил были уверены, что это именно он и донес об их деятельности ментам.
Это случилось в 1998 году. А спустя год наступило время, которого с нетерпением ждали все сатанисты мира. Что бы там ни писали в календарях, у оккультистов 1999 год считается годом царствования Сатаны. К тому времени Гитлер был уже не одинок в своем страшноватом увлечении — у него появился приятель, 21-летний Евгений Кондрашов. Познакомились они в молодежном клубе «Джунгли» на улице Блохина.
Женя Кондрашов родился и жил в небольшом северном городке, где служил его отец — флотский офицер. Сам Женя упорно не желал идти по стопам отца — когда настало время идти в армию, отец позаботился о том, чтобы сына призвали в одну из лучших флотских частей области, но сынок прослужил всего несколько месяцев, потом сбежал. Дома его не приняли и прятать от военных прокуроров не пожелали — в итоге юный матрос попал на несколько месяцев в дисбат. После отбытия наказания сын не стал долго задерживаться у «предавших» его родителей, а быстро собрал вещи и уехал куда глаза глядят. Глаза глядели в Питер…
Неизвестно, когда именно у Жени развились «голубые» наклонности: до или после службы, но нетрудно догадаться, каково ему было в его армии. Теперь юноша собирался воспользоваться ими для получения жилья и пищи. Сразу по приезде в Петербург он отправился в «голубое» кафе «Водолей» и довольно быстро сошелся там с 45-летним Александром Ошурковым. Тот довольно долго пользовался телом Жени, взамен предоставляя ему крышу над головой (угол у себя в квартире на Малом проспекте) и карманные деньги. Черной магией и оккультизмом Александр не увлекался, считая себя слишком старым для этого. У него было другое хобби: он обожал вытачивать ножи и арбалеты. Делал он их на работе, потом приносил домой. Многие из этих изделий, кстати, вполне тянули на статью 222 часть 1 УК.
Эта идиллия длилась до весны прошлого года. А потом у Ошуркова появился новый фаворит — 17-летний Валера Васильев. Валерий жил в Петербурге, но не так давно сбежал из дома. Родственники его не искали: мальчик с детства был склонен к бродяжничеству и попрошайничеству, за что и был поставлен на учет в милицию. Жить у Заики Евгений не мог: тот делил квартиру с матерью и сестрой. Искать нового содержателя или снимать квартиру — долго и муторно. А между тем в комнате, где Гитлер и Кондрашов читали свою литературу по черной магии и беседовали о Царстве Сатаны, стали все чаще раздаваться голоса… Сатана просил крови.

Душа и «Черная смерть»

Валерий мало интересовался оккультными науками и все же на предложение своих старших товарищей «съездить за город кое-чего посмотреть» откликнулся с энтузиазмом. Друзья отвезли Валерия в поселок Каменка. Место было безлюдное: между заводом «Резервхлеб» и Институтом имени Иоффе. Там мальчику предложили уколоться — якобы для лучшего восприятия происходящего. По словам Заики, насильно лекарство Валерию никто не вводил — он сам подставил руку. В шприце был протаргол — связывающий движение препарат, который в психиатрических клиниках используют для обуздания буйных пациентов. Валерий не потерял сознания, он просто не мог пошевелиться. А истязатели сначала били его палкой, потом ножом. Потом, как гласит протокол, «с целью завладения… душой своей жертвы срезали с шеи потерпевшего кусок кожи и поместили его во флакон с духами и спиртом…». Духи, надо сказать, носили символическое название «Черная смерть». Валерий был еще жив в тот момент, когда сатанисты срезали кожу, смерть, судя по всему наступила позже, когда Евгений с Михаилом старательно отделяли у жертвы голову взятым у Ошуркова ножом со специальным «ритуальным» лезвием. Тело спалили в костре, а голову бросили в залитый водой карьер.
«Душу» Заика отнес к себе домой на улицу Рашетова, но держать у себя в квартире не стал: по его словам, на него слишком давила энергетика флакона. Пришлось оставить заспиртованный кусок кожи в электрощитке на лестнице, где он и простоял три месяца, никем не замеченный.
Первая кровь была пролита. Правда, как позже выяснилось, это убийство стало первым только для Кондрашова: на совести его младшего товарища еще до Васильева было как минимум два трупа, которые, впрочем, были мало связаны с жертвоприношениями. Зато последнее убийство, совершенное «дьявольским тандемом», было типично сатанистским. А ведь в нашем уголовном кодексе даже нет такой формулировки — убийство при проведении религиозных обрядов. Приходится заменять его «хулиганским».

Их могло быть трое

Вячеслава Чехлова хватились 29 июня. Накануне он со своими друзьями встретился на Удельной — день был жаркий, и ребята собрались на пляж. Чтобы не было скучно, пригласили с собой и трех девчонок, с которыми повстречались тут же на Удельной. На следующий день родственники Чехлова обратились в милицию — и многие обитатели Удельной вспоминали, что действительно видели на станции компанию молодых людей и девушек. Те дружно сели в электричку и двинулись по направлению к Озеркам.
«Как, разве он не пришел? — удивлялись приятели Славы. — Мы выпили там на пляже и уснули. Утром просыпаемся — его нет… Ну и решили, что он просто проснулся раньше всех и домой уехал. Он не рядом с нами спал, чуть-чуть в стороне. Да, и девчонки, которые с нами были, тоже куда-то пропали…»
А в это время работники кладбища, делающие обход территории, наткнулись на тело мужчины. Тот неподвижно лежал на песке, лицо его было прикрыто газетой. Кто-то из служителей приподнял бумагу — и отшатнулся от ужаса. Столько крови им, наверное, не приходилось видеть никогда. У парня было перерезано горло.
Труп Чехлова отправили в морг судмедэкспертизы с пометкой «тело неизвестного мужчины без документов». Какие могут быть документы у человека в одних плавках?
Вячеслав погиб случайно. Но так же случайно не погибли двое его приятелей, которые по счастливому стечению обстоятельств ночевали не рядом, а в сотне метров от своего друга.
Ту ночь Кондрашов и Заика провели на Шуваловском кладбище. Жгли костры на могилах, рисовали оккультные знаки. В протоколе все это значилось как ритуальный обряд. А утром Гитлер твердо заявил, что обряд не может быть законченным, пока ради Сатаны не будет пролита кровь. Искать жертву он предложил в полукилометре от кладбища, на одном из Суздальских озер, где в эти жаркие дни было полно народу, даже в пять утра. Первым на глаза им попался Чехлов. А через несколько дней Михаил написал в своем сатанинско-нацистском дневнике что-то вроде рапорта Сатане: «Операция от 28 июня прошла успешно. Свою преданность я доказал…»
Впоследствии государственный обвинитель, выступая на суде, попросит суд изменить формулировку обвинения: «изъять» из убийства два обстоятельства: то, что оно было совершено с особой жестокостью (скорее всего Слава даже ничего и не почувствовал), и то, что жертва в момент убийства находилась в беспомощном состоянии. Считается, что крепко спящий человек может оказать сопротивление. Зато мать Вячеслава гневно воскликнула: «Даже собака на станет нападать на другую, если та лежит на земле…»
А друзья Чехлова, вспоминая на следствии ту роковую ночь, вспомнят и необычный вкус пива, которое они тогда пили, и то, как бесследно испарились их подруги. Было подозрение, что дамочки попросту «наклофелинили» своих кавалеров, но брать у них ничего не стали. Может, поэтому он и спал так крепко, что не услышал, как над ним склоняются два обезумевших садиста… Страшно подумать, что было бы, если бы друзья в ту ночь легли спать рядом. Может, было бы три трупа…

Убийство предотвратила мама

Убийство на пляже всколыхнуло весь район. Сам Кондрашов понимал, что оставаться в городе небезопасно (позже он станет утверждать, что боялся не столько милиции, сколько самого Заику). Надо было раздобыть денег и ехать куда угодно: в Москву, в Мурманск, на юг — лишь бы подальше. И Женя отправился в Екатерининский сад, намереваясь «сняться» там на ночь какому-нибудь обладателю нетрадиционной ориентации и попасть к нему домой, где наверняка найдется что-то ценное. Через несколько минут он уже разговаривал с парнем по имени Энди (на самом деле его звали Андреем, но, работая переводчиком с английского, он охотно отзывался и на это имя). Энди предложил поехать к нему — на Серебристый бульвар.
Эту ночь Андрей и его мать запомнят надолго. Как позже вспоминал сам Энди, его походы в Катькин садик то и дело оборачивались пропажей из квартиры дорогих вещей, но такого, что случилось с ним в этот раз, не было никогда. А случилось вот что: Кондрашов вполне допускал, что любовника, которого он собирался сегодня ограбить, возможно, придется и убить. Нож — опять же сделанный Ошурковым — был у него в кармане. И не остановило его даже то, что в квартире они оказались не одни: в соседней комнате сидела мать Андрея. Ребята поели макарон, но едва только Энди собрался перейти к делу, гость выхватил из кармана нож и с ним набросился на своего нового друга. На крики в комнату вбежала мать. Ей удалось отбить своего сына у юного налетчика, и тот, прихватив из квартиры четыре куртки (одну из них он надел тут же, на лестнице, выбросив свою, запачканную кровью) и 4000 рублей, выскочил на улицу. Теперь можно было отправляться за билетами.

Бегство в женском платье

Его задержали буквально за час до выезда, Кондрашов предусмотрел все: из города он собирался бежать… в женском платье и черном парике. И когда в квартиру Ошуркова позвонили оперативники, Женя уже собирал вещи. Опера вполне могли и отпустить симпатичную брюнетку, но все же решили сначала проверить, кем она приходится разыскиваемому.
Самое ужасное, что вышли на него почти случайно: при поспешном бегстве из квартиры Андрея Женя обронил на пороге свою записную книжку. Телефон Ошуркова был записан в ней на первой странице. И, идя по следу «налетчика с Серебристого бульвара», опера понятия не имели, на кого они выйдут в конце концов.
Кондрашов быстро начал давать показания: Заику арестовали уже через четыре дня. А потом закрутился клубок: Миша брал на себя все новые и новые убийства. Подтвердить удалось только два из них. По городу тем временем ползли слухи о тридцати, сорока трупах…
Третьим фигурантом нарастающего как снежный ком уголовного дела стал Александр Ошурков. Ему инкриминировалось незаконное изготовление и хранение холодного оружия (из семи изъятых у него на квартире ножей опасными были признаны четыре), а также недоносительство об особо тяжком преступлении. Как выяснилось, Евгений никогда ничего не скрывал от своего старшего друга. Об убийстве Васильева Женя сообщил Александру в тот же вечер за ужином. Тот кивнул и продолжил есть… Через месяц Евгений так же вдохновенно расписывал, как они на пляже перерезали горло какому-то мужику. И снова — никакой реакции. «А вы бы на моем месте поверили бы таким фантастическим признаниям?» — удивлялся Ошурков в разговоре со следователями.

Новые эпизоды

Наконец на одном из допросов Евгений назвал еще одно имя — Владислав Кудрявцев. По словам Кондрашова, в 1997 году Заика на пару с Кудрявцевым совершили еще одно убийство — некоего Бориса Андрущенко. Сам Женя при этом, естественно, не присутствовал, но слышал эту историю от самого Заики.
Как выяснилось, с Кудрявцевым Заика познакомился через того же Эриума. Они жили в одном районе, вместе химичили в нарколаборатории, а родителям и знакомым говорили, что играют в ансамбле. Владислав тоже увлекался нацистской символикой, оккультизмом и йогой. В 1997 году брат Кудрявцева попался на грабеже: средь бела дня выхватил на улице у кого-то магнитофон и попытался убежать, но тут же был задержан. Несмотря на то что факт преступления был очевиден, Кудрявцев полагал, что судьба брата зависит только от одного человека — главного свидетеля по делу — Андрущенко. Брат был осужден, и Владислав затаил на Андрущенко лютую злобу.
В сентябре 1997 года его заманили туда же, куда позже Васильева, — в Каменку. Там в какой-то беседке предложили попробовать наркотик. Укололись все, кроме Заики. Как вспоминал Кудрявцев, он впал в транс, а очнувшись, увидел, что Андрущенко лежит на полу весь в крови…
Точно так же и в том же месте Заика позже расправился и с Борисовым, который, по его мнению, приложил тогда руку к аресту Эриума и компании.
Несколько месяцев после ареста Заики, Кудрявцева и Кондрашова сыщики провели буквально не вылезая из Каменки. По словам Заики, он устроил здесь настоящий могильник. «Уличные» операции проводились здесь чуть ли не ежедневно. Однако найти удалось только обезглавленное тело Васильева. Труп Андрущенко был обнаружен еще два года назад, так что во время следствия его пришлось эксгумировать.
После обыска на квартире у Заики у следователей появилась новая задача: разобрать весьма солидный архив писем и блокнотов, изъятый у 19-летнего психически больного преступника. На половине бумаг красуется печать психдиспансера: эти записи Миша вел на больничной койке. Были здесь и «служебные характеристики», которые Миша писал для себя и своего друга Артура. Себя он, к примеру, именовал полковником культовых сил, рейхсфюрером «СС РФ», доктором химических наук и — так сказать, на сладкое — внуком главного редактора «Мурзилки». Зато перед допрашивающими его следователями корчил откровенного дурачка. Один раз, например, пообещал, что наведет порчу на весь Главк: «Вот увидите, лунной ночью Литейный разрушится, тогда все пожалеете…» Впрочем, в невменяемости Заики и так никто не сомневался. В апреле этого года врачи-психиатры постановили освободить Мишу от уголовной ответственности и отправить его на лечение в специальную больницу. Та же участь постигла и Владислава Кудрявцева. В итоге на скамье подсудимых оказались только двое, вернее, один — Кондрашов: Александр Ошурков был выпущен под подписку.
Процесс над сатанистами длился ровно месяц. Велся он в открытом порядке, судья просил только до поры до времени не снимать подсудимых. Кстати, сами участники процесса старательно избегали в своих вопросах слов «сатанизм», «оккультные науки» и т. п. «Мы все почти незнакомы с понятием „сатанизм“, поэтому будем рассматривать эти дела как обыкновенные убийства», — сказала дама-прокурор. Да и сам Кондрашов на вопрос «действительно вы себя относите к членам этой секты?» только пожал плечами.
Наверное, был прав Ошурков, описывавший Кондрашова как очень увлекающегося мальчика. Попался ему в недобрый час сатанист Заика — и Женя увлекся сатанизмом. Повстречался бы, ну, скажем, археолог — и Женя начал бы с тем же энтузиазмом ездить на раскопки.
С четырьмя убийствами все было ясно — тем более что серьезно изучать пришлось только два из них — там, где обвиняемым проходил Кондрашов. И хотя, по словам следователя горпрокуратуры, расследовавшего это дело, Женя Кондрашов вполне заслуживал того же диагноза, какой нашли у его друзей, для суда это, вероятнее всего, было бы не очень выгодно: Кондрашов оказался единственным участником преступлений, на чьи слова можно было опираться и чьи показания имели юридическую силу.
Зато вокруг Ошуркова было сломано немало копий. «Это страшный человек, — сказала государственный обвинитель, и ей вторили родственники убитых. — Вы подумайте: знать о преступлениях и молчать! Обратился бы он вовремя в милицию — может, жил бы сейчас Чехлов, не пришлось бы долго лечиться Андрею…» При любом раскладе прегрешения, совершенные Ошурковым, — изготовление и незаконное хранение оружия и укрывательство тяжкого преступления — попадали под амнистию.
«Страшный человек» при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж ужасным. Он охотно согласился поговорить… Речь спокойная. Аргументированная. Никакого чувства вины, естественно. Кто он по сравнению с теми, кто сидит на скамье подсудимых…
— Вот меня все обвиняют, что, если бы не я, был бы жив человек. А кто знает — может, на том свете ему лучше, чем здесь. От судьбы все равно не уйти. Может, этого Чехлова впереди ждало что-то более страшное… А не донес я, во-первых, потому что не верил всем их рассказам, во-вторых, от милиции ничего хорошего не видел. Знаете, они у меня в квартире обыск делали, а потом часы пропали, тысячу долларов стоят… А то, что моя мама умерла во время следствия, — вы думаете, хоть кто-нибудь мне извинения принес? А это задержание… (Несколько месяцев назад Ошуркова задерживали в Катькином садике за сутенерство. — Н.А.) Все ведь белыми нитками шито.
— Они вам рассказывали про убийства со всеми подробностями: где, чем и как. А вы им не верили? Даже после того как Васильев действительно пропал?
— Да Женя мне каждую неделю про очередное убийство рассказывал. Я их штук пять-семь насчитал. Думал, фантазия разыгралась.
— А новости вы, что же, не смотрите?
— Не было ничего в новостях…
— Вы говорите, вам Заика не нравился, что это он затащил Женю на этот путь. Что же вы не пытались его оградить от такого общения? Хоть одним подсудимым было бы меньше. А теперь — слышали? — ему же 22 года строгого режима хотят назначить. Неужели вам его не жаль?
— Жаль, конечно. Но я думал тогда: запрещу ему ходить в «Джунгли» — они с Мишей там обычно встречались, — он может на меня обидеться и уйти. А мне с ним хорошо было. Все устраивало…
На суде Женя неожиданно сделал заявления, что все убийства он совершал из страха перед Заикой, причем не за себя, а… за своих родителей. И хотя чета Кондрашовых все это время ни разу не выезжала из своего поселка в Мурманской области, Женя продолжал стоять на своем. Возможно, он был уверен, что Гитлеру под силу навести на них порчу на расстоянии в тысячу километров.
После речи прокурора, попросившей для Кондрашова наказание в 22 года лишения свободы, со стороны адвокатов прозвучала только одна речь — в защиту Кудрявцева. Остальные защитники полностью разделили мнение обвинителя.
Последнее заседание суда состоялось 15 декабря. Владислав Кудрявцев, которому инкриминировалось соучастие в убийстве Андрущенко, был оправдан за недоказанностью и отправлен на амбулаторное лечение в психдиспансер. В отличие от Заики, который по постановлению суда будет пребывать в психстационаре с усиленным наблюдением «без указания сроков…».
Зато в отношении Кондрашова судья проявил даже большую суровость, чем государственный обвинитель, назначив наказание в 24 года лишения свободы. Второй подсудимый, Ошурков, как и ожидалось, получил три года колонии, но тут же был амнистирован.