Православная Церковь и третье тысячелетие

Митрополит Пергамский Иоанн (Зизиулас)

Публикуется с некоторыми сокращениями. Перевод с английского Галины Вдовиной.
Окончание. Начало см. «РМ» N 4343.

На вопрос, существует ли христианская культура, то есть культура, которую во имя Христа нужно распространить на весь мир, следует ответить отрицательно. Евангелию был нанесен существенный ущерб, когда церковная миссия была понята как распространение и очень часто насаждение, определенной культуры. Это не означает, что Евангелие, чтобы быть проповедано, должно быть полностью отделено от всех форм культуры. Это значит, что христианская миссия должна уважать свободу людей выражать веру свойственным им образом, в то же время обращая внимание на то, чтобы сохранялась верность существу евангельского провозвестия.
Поэтому инкультурация требует различения — того различения, которое Дух делает возможным через богословское сознание, через православие в изначальном смысле слова. И поэтому в любой инкультурации роль Церкви чрезвычайно важна. Церковь призвана следить за тем, чтобы новые культурные формы без искажений воплощали основные экзистенциальные истины, которые возвещает миру Евангелие Христово. Ибо культура — весьма сложный феномен, ее не всегда можно отделить от того мировоззрения, которое она выражает.
Дело богословия — обеспечить Церковь фундаментальными ориентирами, которые позволяют ей в каждом конкретном случае выносить суждение о том, какие культурные формы верно воплощают Евангелие, а какие — по существу «другое евангелие». Церковь должна применять богословские, а не просто этические критерии, поскольку последние часто совпадают с культурными. Если, например, возникает вопрос, являются ли магия или полигамия в африканском культурном контексте этическими элементами и можно ли их совместить с существом Евангелия, то ответить на него можно, только зная, в чем состоит существо Евангелия. А это знание мы получаем от богословского сознания Церкви.
Именно поэтому в новом тысячелетии, когда Церковь снова столкнется с проблемой инкультурации христианства, крайне важными будут фундаментальные вопросы, касающиеся того способы бытия, который являет Христос в Духе.
В новом тысячелетии Церкви предстоит принять некоторые вызовы.

Вызов нехристианских верований

Мы стремительно идем к религиозно плюралистическому миру. Как должна реагировать на это Церковь?
Первое, что должно сделать христианство, — отказаться от агрессивных миссионерских методов прошлого. Евангелизация несовместима ни с каким принуждением, даже самым деликатным.
Второе: богословие должно переосмыслить свой подход к тому, что называют религиозным плюрализмом. Исторически в этом отношении высказывались и применялись разные взгляды. В прошлом доминировала точка зрения, которую можно назвать христомонизмом: только те, кто верят во Христа, могут быть спасены. Этот взгляд особенно характерен для протестантов, разделяющих т.н. бартианский подход. Он вдохновлял многие миссионерские движения на Западе в течение последних столетий. В наши дни подобная точка зрения была поставлена под вопрос внутри самого протестантского богословия. Сегодня некоторые протестантские богословы выдвигают идею «космического Христа», т. е. предлагают такую христологию, которая достаточно широка, чтобы распространить термин «Христос» на те религии, которые сознательно или бессознательно стремятся к тому что мы, христиане, называем «Христом». Такая расширенная христология находит отклик особенно у тех протестантов, которые живут в странах, где христиане составляют меньшинство (например, в Индии или Японии). Они считают, что в их ситуации традиционный, узко христоцентричный подход не имеет смысла.
В католическом богословии исторически преобладала точка зрения, восходящая к принципу, сформулированному св. Киприаном Карфагенским (фактически это мнение можно обнаружить еще у Оригена в III веке): extra ecclesiam nulla salvus — вне Церкви нет спасения. Под словом «Церковь» в прошлом понималась Римско-Католическая Церковь. Этот взгляд был радикально изменен в нашем столетии, особенно после II Ватиканского собора, посредством идеи разных степеней общения: те, кто принадлежат к Римской Церкви, находятся в полном общении с Церковью, тогда как те, кто вне Римско-Католической Церкви, только частично пребывают в Теле Христовом. В отношении нехристианских религий католическое богословие перед лицом феномена религиозного плюрализма переходит на позиции открытости. Недавно эти открытые позиции были продемонстрированы в отчете международной ватиканской комиссии, посвященном отношениям между христианством и другими религиями. В то же время некоторые богослове (такие, как, например, бывший профессор Папского Григорианского университета в Риме Жак Дюпюи) предлагают и другой подход: религиозный плюрализм рассматривается как феномен, являющийся частью плана Божественного промышления о человечестве.
Православное богословие на официальном уровне не высказывалась по этому вопросу. Некоторые богословы придерживаются жесткой позиции, подобной той, что занимали в прошлом католики и протестанты. Однако высказываются и более открытые взгляды, которые можно подразделить на две категории. Одна позиция основывается на пневматологии, другая — на эсхатологии.
Сторонники первой проводят резкое различение между делом Христовым и ролью Духа Святого в истории спасения. Это различение восходит к идее русского богослова Владимира Лосского о «двух икономиях» — Христа и Святого Духа. Согласно этой точке зрения, действие Святого Духа не ограничивается Церковью и христианами, но распространяется на все человечество и творение. Поэтому другие религии оказываются в сфере действия Святого Духа, хотя можно сказать, что они вне Христа.
Вторая, эсхатологическая, опирается на другие аргументы. Вплоть до Страшного суда мы не можем с абсолютной уверенностью сказать, кто не принадлежит Христу и не спасен. В этом утверждении важна его отрицательная форма. Оно не предполагает агностицизма и неуверенности в том, что касается Христа и Церкви как верного пути к Богу и спасению. Агностицизм и неуверенность относятся только к тем, кто не верует во Христа и не является членом Его Церкви. Эта точка зрения открывает возможность положительного отношения к нехристианам. Она более убедительна, чем пневматологическая.
В самом деле, для христианской Церкви, пребывающей в истории со всей ее неоднозначностью, наиболее разумно оставить Богу последнее суждение относительно спасения каждого человека, когда на то будет Его воля. Это не означает релятивизации Христа или Церкви. Насколько знаем мы, Церковь как Тело Христово есть единственно верный путь к Богу, который позволяет человеку установить правильные отношения с Богом. Поэтому мы, христиане, не можем предложить лучшего пути, чем тот, что мы знаем. Мы твердо стоим в этой вере. Но только на последнем суде Божием мы сможем узнать, кто будет спасен, даже из самих христиан.
Такая позиция — отнюдь не религиозный синкретизм. Синкретизм основан на представлении, что в каждой религии есть нечто позитивное и ценное. Поэтому, чтобы прийти к целостности, нужно, так сказать, собрать все ценное из всех религий. В результате возникает такое целое, которое фактически оказывается своего рода новой религией. Согласно же несинкретическому подходу, каждая религия может признать позитивные элементы в другой религии, но судит эти элементы в свете своей собственной веры и, конечно, не воспринимает их как составные части новой религии.
Исходя из этого можно сказать, что еще должно делать христианство в условиях нынешнего религиозного плюрализма. Единственно разумным и правильным для христианства было бы вступить в диалог с другими верами, в то же время решительно отвергнув идею создания новой религии путем преобразования религиозного плюрализма в религиозный синкретизм. Такой диалог должен быть конструктивным, а это предполагает наличие религиозных убеждений. Христианству нужно усилить и углубить свое богословие, не превращая его в разновидность религиозного агностицизма и релятивизма. Диалог не означает безразличия к истине. Напротив, он требует убежденности, хотя и без упрямства, требует верности, соединенной с открытостью.
Диалог — это больше чем терпимость. Он основывается на признании того, что другой, отличающийся от меня, существует не просто для того, чтобы существовать (а именно это означает терпимость), но что у него есть что мне сказать. И то, что он мне говорит, я должен выслушать со всей серьезностью и соотнести с моими собственными убеждениями, судить о сказанном в свете этих убеждений.
Но что другой скажет мне в ходе такого диалога? Для диалога нужны не только участники, но и тема, предмет. О чем следует говорить? О политике и роли религии в национальных и других конфликтах, происходящих в мире? Для некоторых людей, прежде всего политиков, это может быть интересным и полезным. Однако сомнительно, что диалог о подобных предметах будет конструктивным; скорее всего, наоборот. Поэтому я думаю, что повестка дня диалога с другими религиями должна быть иная. Это должны быть самые острые вопросы, с которыми столкнется человечество в новом тысячелетии.
Религия говорит не о «религиозном» и еще меньше о «религиях». Религия говорит о человеке и его отношениях с Богом, об отношениях между людьми и об отношении человека к творению. И религии должны принять вызовы нашей эпохи.

Вызов технологии и глобализации

Мир сжимается — теперь мы все это знаем. В каком-то смысле это хорошо, но в то же время существуют и серьезные опасности. Мы не можем остаться к этому равнодушными. Важнейшей проблемой грядущего столетия будет глобализация.
Как примирить «одно» и «многое»? Как сделать, чтобы универсальное единство достигалось не за счет локального многообразия? Как добиться, чтобы различия не просто существовали и были терпимы, но служили благу человечества? Мы должны занять определенную позицию по этим вопросам. Мы должны разъяснять нашу веру и предлагать ответы на эти вопросы.

Экологический вызов

Это, возможно, самая серьезная проблема современного мира, общая для разных народов и континентов. Христианство несет большую долю ответственности за экологический кризис. Это признают все. К счастью, христианство может внести существенный вклад в разрешение этой проблемы. И это тоже начинают осознавать. Диалог на эту тему может собрать за одним столом даже тех, кто в национальных и политических конфликтах находятся по разные стороны. Это было бы конструктивным использованием религиозного плюрализма.

Вызов научных достижений

Вряд ли сегодня найдется человек, у которого не вызывают беспокойства новости, касающиеся достижений биологии и генетики. Появляется возможность манипулировать самой жизнью. Конечно, мы не можем равнодушно смотреть на то, что происходит в этой области. Эта тема требует богословской разработки, а ее новизна делает предстоящую работу богословской мысли чрезвычайно сложной. Однако мне кажется наивным представление, что проблемы биоэтики могут быть отданы на откуп законодателям. Должно быть сформировано мировое общественное мнение, а религия — важнейший фактор в деле информирования и формирования человеческого сознания. Богословский диалог не будет результативным, если подобного рода проблемы останутся за пределами его тематики.
Что должна делать православная Церковь перед лицом вызовов третьего тысячелетия?
Я хочу поделиться своими личными соображениями на этот счет.
Прежде всего православное богословие должно пересмотреть свой язык. Мы — наследники богатой догматической традиции и должны сохранять ей верность, ничего в ней не меняя. Судя по всему, мы не нуждаемся в новых догматах. Но это не значит, что мы должны сохранять догматы в качестве археологических реликтов. Без сомнения, нам необходимо истолкование наших догматов в экзистенциальных категориях.
Например, что означает для современного человека утверждение, что Бог есть Троица? Проливает ли оно какой-либо свет на проблемы, порожденные индивидуализмом или универсализмом, которые существуют в нашей нынешней культуре? Какое значение имеет экклезиология, в частности учение о кафоличности поместной Церкви, когда мы сталкиваемся с проблемой глобализации, которая сегодня привлекает такое внимание в мире?
Подобным образом можно говорить о любом догмате нашей Церкви, поскольку нет ни одного догмата, который не имел бы отношения к актуальным проблемам человеческого существования.
Православие должно начать отвечать на проблемы культуры, обращаясь не к этике, а к догматам. Это значит, что оно должно интерпретировать свою догматику экзистенциально. Православная Церковь должна больше черпать из своей литургической жизни, особенно из Евхаристии. Евхаристия — это не одно из многих таинств. Это высшее соединение (anakephaleosis) всей реальности спасения мира. При обсуждении новых культурных проблем нам следует больше обращаться к нашему литургическому опыту. А для этого мы в свою очередь должны прежде всего обратить внимание на то, как мы совершаем Евхаристию и другие богослужения.
Литургическое чинопоследование — это не просто ритуал. Это богословие, и оно имеет глубокий экзистенциальный смысл. Если нам предстоит предложить миру нечто экзистенциально значимое, мы должны совершать литургию в соответствии с ее внутренним смыслом. И, во-вторых, мы должны истолковывать нашу литургию в экзистенциальных категориях. Другими словами, мы нуждаемся в литургической догматике, или догматике, понятой и выраженной литургически. Это будет нашим особым даром миру в XXI веке.
Помимо литургии, мы должны развивать нашу монашескую традицию — в духе древних отцов-пустынников. В наше время происходит впечатляющее возрождение православной монашеской традиции. Однако дух древних отцов, дух самоосуждения и принятия на себя грехов мира, часто подменяется агрессивной ревностью не по разуму, что противоречит самому смыслу аскезы. Вместе с тем подлинное монашество становится все более необходимо миру, порабощенному страстями утилитаризма и самооправдания — этими болезнями современной культуры.
Православная Церковь вступает в третье тысячелетие, не обладая политической или экономической властью. Напротив, она входит в новый век слабой со светской точки зрения — до такой степени, что под вопросом находится само ее существование в будущем. Все православные Церкви переживают трудности, и они только усилятся в будущем.
Сила православия не связана с обладанием светской властью. Она — в его Предании, догматическом и литургическом. Однако эта сила будет реальной силой только в том случае, если истолкование церковного Предания действительно отвечает на экзистенциальные вопрошания человека. Уже недостаточно просто сохранять Предание. Это хорошо делали наши праотцы. Но мы не должны делать из православия некую экзотическую религию, как его воспринимают многие западные христиане. Мы должны интерпретировать его в свете основных экзистенциальных проблем, сегодняшних и завтрашних.
Богословие — необходимое условие выживания православной Церкви в новом тысячелетии. И в этом смысле его значение будет только возрастать. Именно в богословии сила православной Церкви. Православное богословие не должно бояться диалога с кем бы то ни было. Его долг — вступить в диалог. Это единственный способ подтвердить его уникальность, его важность, его необходимость. Это единственный путь, который позволит избежать превращения православной Церкви в гетто…
Один знаменитый британский византолог сказал, что XXI век будет веком православия. Но эти слова не должны пробуждать в нас чувство гордости. Скорее их следует воспринимать как стимул — чтобы еще сильнее почувствовать ту громадную ответственность в деле свидетельства об Истине, которая ложится на наши слабые плечи.