Оглавление

§ 2.3 Отношение к религии известных российских флотоводцев.

Большое значение для воспитания благочестия среди простых матросов имел личный пример командиров и особенно высшего командования. Среди всех флотоводцев Русского военного флота особенно выделяется недавно канонизированный Православной Церковью адмирал Федор Федорович Ушаков. Его отличала среди других адмиралов того времени скромность, любовь к своим подчиненным, милосердие к врагам.

Ушаков неустанно заботился о подчиненных и часто в период перебоев снабжения эскадры тратил на питание и нужды команды свои личные средства. Вот что мы читаем в его приказе от 18 октября 1792 года: «По случаю же недостатка в деньгах по необходимости сбережения служителей в здоровье, отпускаю я из собственных денег тринадцать тысяч пятьсот рублей, из которых велено десять тысяч отпустить в контору Севастопольского порта для покупки свежих мяс, а три с половиной тысячи госпитальному подрядчику Куранцову для содержания госпиталей, который, не получая четыре месяца денег, пришел не в состояние к продовольствию больных».[1] Свои деньги для снабжения матросов он давал не раз, в том числе в заморских кампаниях. Неизвестно, сколько ему вернула из них казна, но они возвращались к нему беспредельной преданностью моряков, их любовью, их желанием исполнять службу «в совершенстве». Именно они стали главным капиталом Русского адмирала Ушакова, именно они обеспечили его победы. Оклеветанный турецкими военачальниками в присвоении денежных средств, он писал русскому посланнику в Константинополе В. С. Томаре: «Я не интересовался нигде ни одной полушкой и не имею надобности. Всемилостивейший Государь мой Император и Его Султанское Величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу роскошно, потому и не имею ни в чем нужды, и для привлечения разных людей, которые помогают нам усердием своим в военных делах. Я не имею этой низости, как злословит меня кпудан-паша».[2]

Адмирал Ушаков строго требовал от своих офицеров, не взирая на звания и связи, заботы о простых матросах и беспрекословного выполнения всех своих приказаний. Так командиру корабля «Святой Павел» капитану 1 ранга Баранову он строго указал на то, что тот не наблюдает за состоянием здоровья своих подчиненных. А капитан 2 ранга Д. Н. Сенявин, нарушивший «порядок и долг службы» был даже арестован Ушаковым за «дерзость и невежество». Спасло его от позорного суда только личное заступничество Г. А. Потемкина.[3]

Вместе с тем Ф.Ф. Ушаков отличался и своим великодушием. Прежде чем наказать провинившихся матросов он сам вникал во все подробности проступка. Так Федор Федорович уберег от каторги молодых матросов Симеона Орлова и Тихона Волкова. В приказе «О наказании находившихся в бегах матросов и возвращении их на корабли» Ушаков писал: «Рассматривая взятых от пойманных из бегов матросов 2-й статьи корабля „Св. Георгий“ Симеона Орлова, фрегата „Иоанна Воинственника“ Тихона Волкова с целью определиться в армейский полк, и шатались в разных местах Таврической области, а, наконец, за неимением письменного вида пойманы, и хотя во время побега воровства, грабительства и Ушаков никаких они не чинили, но по силе закона подвергли себя за самовольную отлучку от команды к жестокому наказанию. Уважая же молодые их лета и малобытие в службе, в надежде, что впредь проступок сей, потщатся заслужить, к воздержанию их и в страх другим рекомендую наказать кошками и освободить из-под караула, отослать по-прежнему в свои команды, где, приняв, как они из списков уже были исключены, внести в оные и почитать налицо».[4] Таким образом, применив к матросам меру административного воздействия, он уберег их от уголовного наказания.

Вера в людей была характерна для Ф.Ф. Ушакова. Он прощал искренне покаявшихся провинившихся подчиненных. Так 13 марта 1799 г. Федор Федорович пишет ходатайство к вице-президенту Адмиралтейской коллегии генерал-адъютанту Г. Г. Кушелеву по поводу восстановления в звании разжалованных в матросы по делу о хищении пороха в 1797 г. мичманов Александра Олешова и Карла фон Икскюль: «Отец наш небесный прощает кающихся, я надеюсь на всещедрую милость и благоволение монаршее и прошу Вас, м.г., о представительстве. Сие снисхождение почту я собственно мне оказанным в таковой надежде».[5] Это письмо основано не на показной доброте Ушакова. Оно свидетельствует о хорошем знании им этих своих подчиненных, которые назначенные в «десант по отражению неприятеля на вылазке и на штурм Сальвадора, где примером своим оказали они отличную храбрость и мужество».

Легендарный адмирал не имел ни одного поражения и не потерял на войне ни одного корабля. Потери же в личном составе были на два порядка ниже, чем у его противника. «Вера в жизнь вечную, несомненное упование на помощь Божию — вот что было решающим в действиях Ф. Ф. Ушакова».[6] Федор Федорович ясно понимал, «что победы ему дарует Господь, без помощи Коего все умение человеческое „ничтоже есть“».[7]

Федор Федорович Ушаков явил миру пример православного воина, которому была ниспослана помощь Всевышнего. «Флот под его командованием, вдвое уступавший противнику по численности, имел в сто раз меньшие потери в личном составе. Небесным
Промыслом, не потеряв в сражениях ни одного корабля, Ушаков нанес турецкому флоту невосполнимый урон. Если к началу войны (1785 г.) турецкий флот насчитывал 33 линейных корабля и 15 фрегатов, то после ее окончания в нем осталось (с учетом построенных и купленных) 17 линейных кораблей и 20 фрегатов, из которых боеготовыми были лишь 4 флагманских линейных корабля и 4 фрегата».[8]

Как отмечает кандидат исторических наук капитан 1 ранга
В.Д. Овчинников, «человеческий подвиг Ушакова сравним разве что с подвигом монаха в его служении Богу. В конце своего жизненного пути адмирал пришел к храму Господнему, видя в служении ему истинный смысл жизни православного человека, «оказывая к вере отцов своих чрезвычайную приверженность».[9]

После ухода в отставку Ф.Ф. Ушаков, всегда отличаясь религиозностью и заботой о бедных, последние восемь лет своей жизни провел среди монастырской обстановки. Деревня его находилась в трех верстах от Санаксарского монастыря. Ушаков каждый праздник приезжал в монастырь, выстаивая вместе с братией продолжительные службы и, как свидетельствуют документы, иногда по нескольку месяцев жил в самом монастыре. Ушаков молился усердно, поминая ушедших из жизни своих соратников, родственников, случайно встреченных на дорогах людей, желал здоровья живущим. Особенно вспоминали современники его усердную благотворительность монастырю, нищим и бедным. В письме обер-прокурору Синода в апреле 1813 года Федор Федорович писал: «Я давно имел желание все свои деньги без изъятия раздать бедным, нищей братии, не имущим пропитания, и ныне, находя самый удобнейший и вернейший случай исполнить мое желание, пользуясь оным по содержанию. в пожертвование от меня на вспомоществование бедным, не имущим пропитания. Полученный мною от С.-Петербургского опекунского совета на вышеозначенную сумму денег двадцать тысяч рублей билет сохранной кассы, писанный 1803 года августа 27-го дня под № 453, и объявление мое на получение денег при сем препровождаю к вашему сиятельству. Прошу покорнейше все следующие мне. деньги, капитальную сумму и с процентами за все прошедшее время истребовать, принять в ваше ведение и. употребить их в пользу разоренных, страждущих от неимущества бедных людей».[10] Через 12 лет после смерти Ушакова иеромонах Нафанаил в письме архиепископу Тамбовскому Афанасию сообщил: «Оный адмирал Ушаков. и знаменитый благотворитель Санаксарской обители по прибытии своем из С.-Петербурга около 8 лет вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в своей деревне Алексеевке, расстояние от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомоления в монастырь к служителям Божьим во всякое время, а в Великий Пост живал в монастыре в келье для своего посещения. по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выступал неукоснительно, слушая благоговейно. В послушаниях же в монастырских ни в каких не обращался, но по временам жертвовал от усердия своего значительным благоговением, тем же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния в всепомощи. В честь и память благодетельного имени своего сделал в обитель в Соборную церковь дорогие сосуды, важное Евангелие и дорогой парчи одежды на престол и на жертвенник. Препровождал остатки дней своих крайне воздержано и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному христианину и верному сыну Святой Церкви».[11] По его завещанию он был и похоронен в монастыре. В 1949 году могила адмирала была вскрыта. Мундир и мощи оказались нетленными. В период с 4-го по 5-е августа 2001 года в Мордовии в Санаксарском Рождество-Богородичном мужском монастыре прошла торжественная церемония канонизации выдающегося русского флотоводца адмирала Федора Федоровича Ушакова. В сонме святых земли русской появился ходатай «о сущих в море далече» — моряках, охраняющих рубежи нашей Родины.

31 августа 2002 года из Мордовии делегация во главе с архиепископом Саранским и Мордовским Варсонофием доставила ковчег с частицами мощей адмирала Ф. Ф. Ушакова в город Владивосток. У мемориального комплекса «Боевая слава Тихоокеанского флота» перед ковчегом иерархами Русской Православной Церкви, в присутствии Президента Российской Федерации В. В. Путина, был отслужен молебен и освящена икона святого праведного воина Феодора Ушакова, а также Андреевские флаги объединений и соединений ТОФ. Флот получил покровительство и заступничество одного из самых ярких флотоводцев, причисленного к лику святых.

Ученик и сподвижник Ф.Ф. Ушакова, победитель турок у Дарданелл и Афона адмирал Д. Н. Сенявин также большое внимание уделял духовному воспитанию своих подчиненных. «Без духа ни пища, ни чистота, ни опрятство не делают человеку здоровья. Ему надобно дух, дух и дух», — говорил он.[12] «Непристойные ругательства во время работ не должны выходить из уст офицера ..», — писал Д. Н. Сенявин в 1827 году в наставлении командующему Средиземноморской эскадры контр-адмиралу Л.П. Гайдену.[13] Любимым и постоянным чтением Сенявина был Псалтырь, который никогда не сходил с его стола. Сенявин перед своей кончиной последовавшей 5 апреля 1831 года исполнил все обряды Православной Церкви.[14]

Из православных русских флотоводцев XIX века следует выделить Михаила Петровича Лазарева, создавшего в морском ведомстве особую школу воспитания моряков. Лазарев отличался своей набожностью. Он был суровым противником азартных игр и где бы ни служил, категорически запрещал играть в карты.[15] Известно, что в 1819 году в состав экипажа шлюпа «Мирный» (75 человека), которым командовал М.П. Лазарев во время экспедиции к Антарктиде, был назначен иеромонах Дионисий.[16] В бытность Михаила Петровича Лазарева командующим Черноморским флотом, в его поведении была замечена одна особенность, которую окружающие воспринимали первоначально за странность: В определенное время вечером в его кабинет являлся человек, приглашая адмирала на половину, где размещалась его супруга. Пошли догадки, но вскоре выяснилось, что в это время адмирал читал Священное Писание и богословскую литературу в присутствии жены.[17]

Командир Средиземноморской эскадры (в эскадру входил и линейный корабль «Азов», которым командовал М. П. Лазарев — в то время еще контр-адмирал), участвовавшей в Наваринском сражении 8 октября 1827 года, а в последствии губернатор Ревельского порта адмирал Логгин Петрович Гейден был также глубоко религиозным человеком. Во время своей последней исповеди перед смертью 5 октября 1850 года он произнес: «Я умираю христианином, в дружбе и согласии со всеми людьми, вручаю дух мой милосердию Божию и Спасителю моему, и если покидаю на земле кого-либо, которого я неумышленно обидел и с которым не успел еще помириться, то да простит меня от чистого сердца».[18]

Ученики Лазарева — В. Д. Корнилов, В. И. Истомин и особенно П.С.Нахимов, стали активными сторонниками новых идей своего наставника. Все они также отличались глубокой религиозностью и считали необходимым воспитывать нравственные качества подчиненных посредством постоянного приобщения их к христианскому учению и христианской жизни.

В архивных документах сохранился тот факт, что во время первой аудиенции Корнилова с императором 29 февраля 1852 года среди других вопросов обсуждался и вопрос постройки храма Св. Владимира в Севастополе.[19] Председателем комиссии по постройке храма с 1851 года являлся Захар Андреевич Аркас — старший брат будущего командующего Черноморским флотом адмирала Николая Андреевича Аркаса. В склепе этого строящегося храма был похоронен после своей гибели сам
В.А. Корнилов. Там же были похоронены М. П. Лазарев, В. И. Истомин и П.С. Нахимов.

Упованием на Бога пронизаны все письма и приказы Корнилова. Перед Крымской войной в письме от 28 июля 1852 года он писал: «Нового ничего, но атмосфера сгущается, и скоро будет гроза; дай Бог, чтобы она скорее пронеслась и солнце русское по-прежнему осветило бы Русь православную».[20] Первым желанием Корнилова, после того как он пришел в себя на перевязочном пункте после смертельного ранения, было желание исполнить долг христианина — причаститься Святых Тайн.[21]

Еще в Морском корпусе отмечалась глубокая религиозность Павла Степановича Нахимова. Он выделялся необычайной скромностью и требовательностью, прежде всего, к самому себе. Молодого кадета часто можно было увидеть в церкви у образа св. Николая Мирликийского, небесного покровителя всех моряков. В вере в Бога Нахимов находил истоки жизненной силы. Он был глубоко убежден, что русская православная вера есть главная движущая сила для государства и народа, и всегда твердо следовал истине, заключенной в пословице: «Без Бога — ни до порога!» Сам Нахимов не подчеркивал свою религиозность. Но на деле проявлял свою любовь к ближнему своему. По мере возможности П. С. Нахимов старался поддерживать в моряках высокое религиозное чувство. Он следил за неизменным совершением церковных служб на кораблях, всегда присутствовал на них сам, и очень не любил, чтобы кто-либо уходил из церкви до окончания богослужения. Нахимов отличался удивительной скромностью. Вот что он пишет своему двоюродному брату А. М. Нахимову по поводу своей роли в Синопской победе: «Ты пишешь, что вся Россия приветствует меня с Синопской победой, я же должен сознаться, что бодрым состоянием духа наших команд, прекрасной материальной частью Россия обязана покойному благодетелю Черноморского флота адмиралу Михаилу Петровичу Лазареву. Мне же остается благодарить Всевышнего, что Он даровал мне плоды неусыпной заботливости и постоянных трудов бывшего нашего начальника и друга. Право, всякий на моем месте сделал бы то же, что я».[22] «Не важно, — говорил он, — побить турок, иное дело если бы были вместо их другие, мы всем обязаны Лазареву».[23]

Главным направлением в служебной деятельности Нахимова была забота о подчиненных. Еще, будучи мичманом, он, рискуя жизнью спас матроса, упавшего за борт. Подчиненные отвечали адмиралу взаимностью. Лейтенант А.А. Ухтомский, подчеркивая авторитетность Павла Степановича, писал в октябре 1854 г.: «Матросы очень любили П.С. Нахимова, несмотря на его строгость по службе, и не иначе называли его, как „наш старик Павел Степанович“».[24]

В рапорте А.С. Меншикову о награждении офицеров и матросов, отличившихся в Синопском сражении, Нахимов пишет: «Осмелюсь присовокупить, что таковое ходатайство вашей светлости поставляю выше всякой личной мне награды».[25] Вот как отзывается об одном из приказов адмирала Нахимова защитник Малахова кургана лейтенант Петр Иванович Лесли: «.. Каков приказ! Все он отдает нам, а себе не приписывает ничего. .. Все молят Бога, чтоб он остался живым и невредимым. Наши матросы чрезвычайно любят его, и действительно он сроднился с ними ..». [26]

П.С. Нахимов отличался храбростью. В своих воспоминаниях мичман П.А. Шкотт, выполнявший во время обороны Севастополя обязанности адъютанта Павла Степановича, отмечал, что адмирал «покорял сердца храбростью и героическим спокойствием..».[27] Флаг-офицер Нахимова — лейтенант Митрофан Егорович Котовский в письме к своему отцу описывал, как Павел Степанович за несколько часов до смертельного ранения рассуждал о смерти: «..На все воля Бога и ежели Ему угодно будет, то все может случиться: что бы вы тут ни делали, за чтобы ни прятались, чем бы ни укрывались, ничто бы не противостояло Его велению, а этим показали бы мы только слабость характера своего. Чистый душой и благородный человек будет всегда ожидать смерти спокойно и весело, а трус боится смерти как трус».[28] Последними словами адмирала перед смертью был возглас: «Боже милосердный!».[29]

К концу XIX — началу XX века наблюдается утрата высокого религиозного чувства высшими чинами армии и флота, которая принесла свои «плоды» во время русско-японской войны. В основе своей военное руководство того времени мало напоминало подвижников суворовского типа. Но справедливости ради следует отметить, что многие генералы и адмиралы исполняли свой долг в традициях прошлого. Один из них — вице-адмирал Степан Осипович Макаров, погибший 31 марта 1904 года.

Степан Осипович Макаров являлся близким другом ныне прославленных Православной церковью апостола Японии архиепископа Николая (Касаткина) и святого праведного Иоанна Кронштадтского.

С Николаем (Касаткиным) Макаров познакомился еще в 1861 году, будучи 12-летним подростком, когда тот останавливался в Николаевске на пути в Японию[30].

В 1886—1889 гг. Степан Осипович, командуя научно-исследовательским корветом «Витязь», совершил трехгодичное кругосветное плавание. Во время экспедиции корабль заходил в японские порты. При этом Макаров всегда старался посещать Русскую миссию и участвовать в богослужениях. Он высоко оценил пение церковного клироса, состоящего из одних японцев. Как отметил в своих дневниках Владыка Николай (Касаткин), Макаров, «.. услышавши наше пение на Литургии.., настаивал на том, чтобы я заявлял наших певчих вне Миссии — и на пользу Православной Веры, и на пользу эстетического развития Японии»[31]. Помимо организации научных работ, Степан Осипович находил время для сбора сведений о роли Православной Церкви в Японии. Вернувшись из экспедиции, несмотря на занятость, связанную с обработкой полученных гидрографических и гидрологических данных, Макаров систематизировал свои дневниковые записи и в 1889 году издал книгу «Православие в Японии». Он активно помогал православному делу в Стране восходящего солнца тем, что писал статьи, выпустил брошюру о соборе Воскресения Христова в Токио, искал жертвователей на его строительство. С.О. Макаров обращался за помощью к представителям разных слоев общества и, конечно, к отцу Иоанну Сергиеву, который к концу 1880-х годов стал известным всей России молитвенником, жертвователем и благотворителем.

Самое ранее документальное свидетельство, говорящее о личном знакомстве С.О. Макарова и отца Иоанна, — письмо Николая (Касаткина) С.О. Макарову, написанное 10 (22) января 1890 года. В письме епископ Николай благодарит Макарова за хлопоты по сбору денег на православный собор в Токио и перечисляет имена людей, откликнувшихся на его нужду: «..Сколько добрых результатов Ваших хлопот! От Нечаева-Мальцева 1000 руб., от отца Иоанна — 500 р., от Самарина — 100 р., кроме того, Вы мне открыли доступ просить гр. Н. В. Орлову-Давыдову»[32].

Конечно, общение отца Иоанна и С.О. Макарова становится более близким, когда служебная деятельность последнего перемещается в Кронштадт. Так, 20 октября 1898 г. газета «Котлин» сообщала, что Макаров, временно исполнявший в то время обязанности командира порта и военного губернатора Кронштадта, присутствовал на праздновании Дня ангела о. Иоанна Ильича Сергиева и произнес следующее: «От города Кронштадта и проживающих в нем моряков поздравляю Вас, высокочтимый отец Иоанн, с днем Вашего ангела и желаю Вам здоровья и сил, чтобы по-прежнему нести тяжелый крест, который по воле Божией достался на Вашу долю». Степан Осипович поместил эту заметку в свой личный дневник, в котором среди других записей за 1898 г. нередко встречаются и такие: «Был на молебствии в Андреевском Кронштадтском соборе». Барон Ф.Ф. Врангель в своей книге о Макарове отмечает, что близкая дружба, связывавшая С. О. Макарова с отцом Иоанном, значительно помогала вице-адмиралу в делах благотворительности и управления городом.

Дружбе этой суждено было в полной мере проявиться в деле создания первого океанского ледокола для Российского флота. В 1897 году для проведения исследований, необходимых для расчетов при строительстве ледокола «Ермак», С. О. Макаров совершил экспедицию в Карское море. Знаменательно, что пароход, на котором он вышел в море, носил имя «Иоанн Кронштадтский».[33] В то же время Макаров составил записку морскому министру, в которой доказывал необходимость создания первого в мире океанского ледокола, с помощью которого можно было бы исследовать ледовые просторы Севера. Ответ министерства оказался отрицательным: Макарову было отказано в содействии денежными средствами и готовыми судами, которыми «русский флот вовсе не так богат, чтобы жертвовать ими для ученых, и к тому же проблематичных, задач».[34] Другим противником строительства ледокольного судна стал адмирал А. А. Бирилев, известный своим вольностями в отношении православного богослужения[35]. Макаров на одном из заседаний Географического общества прочел лекцию «К Северному полюсу — напролом!». Он стремился заинтересовать своей идеей русских ученых и общественных деятелей, чтобы опереться на их поддержку. Лекция свою задачу выполнила — министр финансов С. Ю. Витте субсидировал проект, и 21 февраля 1899 г. ледокол «Ермак», построенный на английских верфях, вышел в море. Путь его лежал в Кронштадт.

Судя по всему, отец Иоанн был не только посвящен в эту драматическую историю, но и выказал свою духовную поддержку смелому начинанию Макарова. В дневнике вице-адмирала читаем: «Еще до моего отправления в Англию для приемки ледокола отец Иоанн Кронштадтский прислал мне благословение и образа Божией Матери и св. Феодосия. Образа эти установлены были на свои места при самой постройке ледокола».[36] Ф.Ф.Врангель уточняет, что эти иконы находились в салоне 1-го класса и в каюте самого С. О. Макарова.[37] О том, насколько важным для адмирала и всей команды ледокола был подарок отца Иоанна, мы можем судить по заметкам Степана Осиповича в книге «Рассуждения по вопросам морской тактики» (1897): «Дело духовной жизни корабля есть дело первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия»[38].

4 марта 1899 г. «Ермак» достиг Кронштадта. А в ближайшее воскресенье — 7 марта, ледокол по своему личному желанию посетил отец Иоанн. Он отслужил на ледоколе молебен и прочел лично составленную им молитву: «.. Ты, Премудрый и Преславный во всех делах, Господи, ныне новый и дивный путь льдами безмерными проходити устроил еси через сие судно, движимое огнем и силою пара, умудрив и на сие дело человека, созданного Тобою по образу Твоея безмерныя мудрости! Приими ныне от рабов Твоих, предстоящих зде Лицу Твоему и дивное плавание во льдах совершивших благополучно, кроме всякого вреда, благодарение всесердечное о милости Твоей, яко умудрил еси рабов Твоих и создати таковое судно, и препроводити доселе рукою твоею крепкою, яко Твоя есть держава, Твое царство и сила, и слава, и мудрость во всех во веки веков. Аминь». Эти слова восторженной хвалы и славословия Богу за мудрость и силу, которой Он одарил человека, говорят о том, что отцу Иоанну была известна вся серьезность и рискованность ситуации. В секретной записке на имя императора Николая II, подготовленной на случай гибели ледокола «Ермак», С.О. Макаров писал: «Вся ответственность, как за мою мысль, так и за ее исполнение лежат на мне одном; и если на „Ермаке“ что-нибудь не сделано, то виноваты не те, которые сумели помешать, а я, который не сумел этого отвратить»[39]. В связи с этим понятно, почему молитва отца Иоанна произвела на всех глубокое впечатление. Впоследствии она была выгравирована на киоте одной из икон, подаренных команде ледокола.

Высочайшим приказом от 6 декабря 1899 г. вице-адмирал Макаров был назначен главным командиром Кронштадтского порта. Одним из главных дел, за которое принялся новый «хозяин» города и порта, стало строительство Кронштадтского Морского Никольского собора. После того как он стал председателем Комитета по сбору пожертвований на строительство главной морской святыни, начались строительные работы: были посажены деревья в овраге, прилегающем к месту постройки, расчищено место под фундамент. С апреля 1901 года в личном дневнике вице-адмирала регулярно появляются записи о заседании комиссии по постройке Морского собора. Там же помещена заметка из газеты «Котлин» от 28 октября 1901 года об освящении начала работ по сооружению собора. Первого сентября 1902 года отец Иоанн в присутствии адмирала Макарова и многочисленных горожан совершил молебен на месте будущего храма. Даже уезжая в путешествие на родину, отец Иоанн в письмах не переставал интересоваться, как идут работы по сооружению собора[40]. Восьмого мая 1903 года состоялось торжество по закладке храма, в котором участвовали император Николай II, главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Макаров и настоятель Кронштадтского Андреевского собора Иоанн Кронштадтский.[41] Ни С. О. Макаров, ни отец Иоанн не дожили до освящения главного храма Российского флота, но Морской Никольский собор стал достойным памятникам им обоим. В наше время усилиями командования Военно-Морским Флотом России предпринимаются меры по возрождению этой всероссийской святыни.

Газетные сообщения начала 1900-х годов постоянно рисуют вместе отца Иоанна и С.О. Макарова «во всех делах благочестия и благотворительности». Так, 12 августа 1900 г. отец Иоанн и Степан Осипович участвовали в проводах шести сестер милосердия, отправляющихся на Дальний восток на пароходе-лазарете «Царица». В том же 1900 году отец Иоанн служил молебствие по поводу возобновления церкви во имя преп. Иоанна Рыльского при гражданской тюрьме, на котором присутствовал военный губернатор Кронштадта.

Отец Иоанн неизменно поздравлял С. О. Макарова со всеми церковными праздниками, о чем свидетельствуют письма и записки батюшки, сохранившиеся вложенными в личный дневник вице-адмирала. Например, 8 апреля 1900 года отец Иоанн писал: «..Позвольте соборному причту придти в Ваш дом прославить Воскресшего и поздравить Вас и супругу с высокоторжественным Светлым праздником. Не благоугодно ли Вам, чтобы мы прибыли к Вам в одиннадцать часов, до полудня?»

Со своей стороны С. О. Макаров каждый год обязательно присутствовал на торжествах, посвященных Дню Ангела отца Иоанна (19 октября), и на юбилеях его священнического служения (12 декабря). Безусловно, каждый раз у него находились добрые и теплые слова о дорогом имениннике и юбиляре. Журнал «Миссионерское обозрение» в 1903 году напечатал слова, которыми вице-адмирал закончил свой тост за отца Иоанна, «молитвенника земли русской, проповедника и благотворителя»: «Счастливы вы, господа, что вы видите его (указывая на отца Иоанна)! Идите и скажите вашим родным и друзьям, что видели его, что он здоров, весел, любит нас бесконечно, ласков к нам»[42]. Громкое «ура» было ответом на этот тост С.О.Макарова.

В дневнике Степана Осиповича есть записи, говорящие о том, что отец Иоанн был частым гостем в его доме: «1900. 19 февраля. Вечером была проба кинематографа у нас. Приехал отец Иоанн. Все время обеда скорбел, что не мог быть завтра. Приехал вечером смотреть кинематограф»; «1900. 11 декабря. В 5 вечера прибыл Преосвященный Вениамин. Всенощная, а потом у нас обедали Владыка, отец Иоанн, отец Александр, архидиакон и <>»; «1901. 1 сентября. Приезд митрополита. Был у него в 6 часов вечера. Он, отец Иоанн и др. у нас затем ужинали».

В марте — апреле 1902 г. вице-адмирал Макаров тяжело заболел острым мышечным ревматизмом и не вставал с постели. В течение долгого времени у него держалась высокая температура, а боли в конечностях доходили до того, что он не мог передвигаться и делать записи в дневнике. Все доктора в один голос говорили, что шансов на выздоровление нет никаких. Но вот в 25 марта Степана Осиповича посетил отец Иоанн. Под диктовку Макарова сын вице-адмирала записал в дневнике: «В 8 часов вечера внезапно прибыл отец Иоанн, застал Исаева. Семья была в сборе. Помолился Богу». По свидетельству очевидцев, батюшка положил руку на голову Степана Осиповича, «промолвил про себя молитву, продолжавшуюся меньше минуты, и дал поцеловать крест. Сказав — „Бог поможет!“ — он вышел из кабинета»[43]. На следующее утро вице-адмирал встал и вышел к утреннему чаю. Окончательно состояние Макарова стало улучшаться с 12 апреля. А 13 апреля, накануне Пасхи, отец Иоанн приветствовал семью Макаровых следующим письмом: «С живою радостью приветствую Вас со священною, предпасхальною ночью, желая Вам полной, невозмутимой радости о Воскресшем Спасителе мира. Степану Осиповичу желаю от всей души скоро совсем оправиться». По окончании Светлой Седмицы Макаров окончательно выздоровел.

Столь близкое знакомство и тесное общение двух выдающихся личностей позволяет нам провести некоторые параллели в их деятельности и даже говорить о духовном влиянии отца Иоанна на своего соратника и друга. Горячая любовь к Богу и деятельная любовь к человеку — вот, что духовно сближало отца Иоанна Кронштадтского и С. О. Макарова.

С. О. Макарова отличала личная скромность в сочетании с чувством уважения к деятельности других людей; готовность всю ответственность за неудачи брать на себя. После экспедиции к кавказским берегам в августе 1877 года, где пароход «Великий князь Константин», оказал помощь отряду полковника Б.М. Шелковникова, лейтенант Макаров, будучи командиром «Константина», рапортовал главному командиру Черноморского флота адмиралу Аркасу: «Я не могу достаточно нахвалиться как старшим механиком, так и его помощниками и всею машинною командою. Только благодаря опытности и знанию этих людей, я обязан несколько раз сохранению парохода. Откровенно должен признаться, что, если бы я не был уверен в своих механиках и машине, я бы не решился ни на одну смелую атаку».[44] Отмечая весьма трудоемкую работу, выполненную
Р.Г. Траутфеттером по определению поправок к ареометрам после экспедиции корвета «Витязь», Макаров писал: «В военном деле одним улыбается счастье быть впереди и пожинать лавры у всех на виду и, так сказать, при громе общих рукоплесканий, тогда как другие в поте лица трудятся и работают в тылу, не имея никакой другой награды, кроме сознания, что без их работы люди на передовых постах не могут существовать. Совершенно в таком же положении находятся и физические исследователи; одни, как я, исполняют легкую часть дела, вызывая, может быть даже незаслуженные одобрения, другие же в тишине своих кабинетов трудятся над определением поправок чужих инструментов».[45] В подзаголовке написанной им книги «„Витязь“ и Тихий океан» Макаров подчеркнул, что это «Гидрологические наблюдения, проведенные офицерами корвета „Витязь“ во время кругосветного плавания 1886 — 1889 гг.». Именно офицерами «Витязя», а не только его командиром. В начале книги автор уведомляет читателей: «Я с великим удовольствием упоминаю молодых наблюдателей по старшинству: мичман Мечников, Митьков, Максутов, Кербер, Шульц, Шахновский, Пузанов и Небольсин. Особенно же много потрудился младший штурман подпоручик Игуменов».[46]

Подобно тому, как отец Иоанн с самого начала своего священнического служения был озабочен судьбой кронштадтской бедноты, Макаров непрестанно думает о нижних чинах, о простых матросах и облегчении их службы. Его рапорты и приказы касаются всех сторон жизни подчиненных: питания и обмундирования, бытовых условий и досуга, и даже способа варки щей. Один из журналистов писал, что вице-адмирал Макаров «никогда не садился за стол, не испробовав пищу подчиненных»[47]. Не функциональное, а личностное отношение к каждому человеку, — черта, которую отмечают все, кому довелось общаться с отцом Иоанном. То же внимание к любому человеку проявлялось и в деятельности Степана Осиповича Макарова. Оно просвечивает даже в скупых строках его приказов: «Командиры обязаны внушать своим подчиненным, что нравственный и служебный долг каждого офицера — неусыпно следить, чтобы при работах применялись необходимые предосторожности, дабы уменьшить число несчастных случаев, имеющих иногда печальный исход»[48]. Он лично составил инструкцию «О предотвращении ушибов и увечий», в которой писал: «Долг каждого из распорядителей так наладить работы, чтобы случаев ушибов не было, и от непредусмотрительности люди не оставались бы искалеченными на всю жизнь. Нахожу, что случаи ушибов, как нижних чинов, так и мастеровых чересчур часты, и мне, вероятно, придется делать более строгие расследования в случае поранения и при ушибах людей».[49]

Заботился Макаров и о духовной жизни моряков, о воспитании в них патриотизма. Как отмечал в своих воспоминаниях штурман ледокола «Ермак» Николаев, «В совершенстве изучив все отрасли морского дела, адмирал изучил и душу человеческую. Он умел расположить к себе людей, умел угадывать их настроение и вдохнуть энергию и бодрость упавшим духом. Во время плавания „Ермака“ на север бывали случаи, когда команда и офицерский состав вместе с ученой экспедицией впадали в уныние. Тогда, чтобы одобрить команду, адмирал шел к ней в кубрик, собирал вокруг себя и говорил о Родине, патриотизме, чувстве долга и величии души русского человека. Говорил так убедительно и вдохновенно, что лица матросов оживлялись, а в глазах, устремленных на любимого адмирала, загоралась энергия и готовность идти с ним хоть на край света».[50]

9 февраля 1904 года вице-адмирал Макаров получил назначение командующим флотом в Тихом океане. Сдав дела и обязанности главного командира Кронштадтского порта, он отправился в Порт-Артур. Сохранились воспоминания очевидцев о том, как происходило прощание отца Иоанн и С.О. Макарова: «О новом назначении и предполагаемом отъезде адмирала многие в Кронштадте еще накануне ничего не знали, да и не могли знать, потому что адмирал ночью вернулся из Царского Села, а ранним утром уже уехал. Как добрый верующий христианин, каких, благодарение Господу, немало среди морских офицеров, Степан Осипович в день отъезда пришел в Андреевский собор к ранней литургии, которую служил отец Иоанн, исповедался у него и за литургиею у него же причастился Христовых Тайн. Заметили, что во время литургии отец Иоанн нечаянно уронил со Святого Престола Евангелие. После литургии адмирал подошел к отцу Иоанну проститься и принять от него благословение. Прощаясь с отъезжающим и благословляя его, отец Иоанн сказал: «Желаю тебе быть мужественным и получить венец!»[51]. Слова отца Иоанна стали пророческими.

31 марта в 7 часов утра вице-адмирал Макаров на броненосце «Петропавловск» вышел в море, а спустя два с половиной часа корабль подорвался на мине. Из всего экипажа спаслось 7 офицеров и 52 матроса. Вице-адмирала Макарова среди них не оказалось[52].

Порт-артурский священник Николай Глаголев в своем дневнике описывает свой разговор с одной набожной женщиной перед гибелью адмирала: «Сегодня за обедней я заметила. Лик Царицы Небесной такой мрачный, совсем темный. Она, Матушка, всегда такая радостная, всегда улыбается, невольно слезы прошибает, когда смотришь на нее. А то. О, Боже мой! Будет беда. будет..»[53].

С гибелью Степана Осиповича Макарова Россия потеряла выдающегося флотоводца, ученого, педагога, патриота.

Епископ Николай (Касаткин) в своем дневнике записал: «Целый день тяжелая грусть о Макарове и о погибших с ним .. А какое теплое участие он оказывал в постройке здешнего собора! Статьи писал, брошюру издал о строительстве собора, чтобы вызвать пожертвования, и сам собирал. За то же вечная молитва будет возноситься о нем в соборе, как об одном из строителей его. Дай ему, Господи, Царствие Небесное!»[54]

Слух о трагической кончине Степана Осиповича быстро дошел и до Кронштадта. Узнав о гибели вице-адмирала, отец Иоанн написал письмо его супруге Капитолине Николаевне Макаровой. То живое чувство, которым дышит это письмо, свидетельствует о большой дружбе и горячей любви отца Иоанна к Степану Осиповичу и всей его семье: «Не стало доброго, лучшего друга и спутника жизни.

.. ныне пишу Вам эти строки, чтобы пролить хоть каплю утешения в Ваше сердце, истерзанное печалью по погибшем Степане Осиповиче. Он не погиб; а только преставился в другой, лучший, вечный мир, в коем нет болезни, печали и воздыхания, нет более смерти, в коем вечно ликуют мученики и все за веру, Царя и отечество живот свой положившие. Еще так недавно он с нами молился, прощался как бы предчувствуя свою участь, свою всегдашнюю с нами разлуку. — О душа, в которой витало столько благородства, любви к Царю и Отечеству, любви ко Христу; столько прекрасных намерений!

Он и Морской собор заложил в Кронштадте, которого столь долго ждали и который быстро доведен им до половины.

Вечная, вечная ему память!

Он достиг тихого, вечного пристанища и не жалеет о здешней жизни, потому что вселился в лучшую и вечную. Утешься, добрая Капитолина Николаевна с милыми своими детками. Я вспоминаю ежедневно в молитвах Стефана Осиповича.

Христос Воскресе!

Ваш смиренный молитвенник. Протоиерей Иоанн Сергеев.

5 апреля 1904″[55].

А накануне отец Иоанн получил известие, что на «Петропавловске» погиб также Павел Бурачек, его крестник и сын давнего и близкого друга. На заупокойной литургии по всем, погибшим в Японском море, отец Иоанн сказал слово утешения и памяти: «..Итак, блаженны все, скончавшиеся в море смертью мученическою воины наши с начальниками своими: они теперь почивают от трудов своих, и вкушают блаженный, всерадостный покой в Боге, и видят то, чего очи не видят и видеть не могут до времени, — видят Господа, видят святых ангелов и всех святых и с ними торжествуют и ликуют. И тем тверже мы тому верим, что они скончались в светлый день Пасхи, когда Церковь празднует Воскресение Христа из мертвых и держит открытыми царские двери, показывая всем, что воскресший Христос Своим Крестом и Воскресением открыл вход в рай всем верным»[56].

Совершенно неожиданным образом имена отца Иоанна Кронштадтского и С.О. Макарова оказались соединены еще раз, уже после смерти обоих. В 1914 г. в газете «Котлин» была напечатана заметка «Кронштадт — Сергиев — Макаров». Автор статьи предлагал переименовать Кронштадт в «Сергиев-Макаров», тем самым, увековечив память «досточтимых своих сограждан — духовного отца своего и всей России отца Иоанна Сергиева и гениального адмирала Макарова». И хотя проект этот не был осуществлен, имена отца Иоанна и С.О. Макарова сохранились в памяти, как жителей Кронштадта, так и всех русских людей.

Пожалуй Макаров был последним из той плеяды российских флотоводцев, которые сочетали в себе глубокую религиозность, преданность Отечеству и уважение к своим подчиненным.