Вчера в резиденции патриарха Алексия Второго в Свято-Даниловом монастыре прошло торжественное заседание клуба православных предпринимателей, посвященное четвертой годовщине клуба. Члены его правления — президент Первого инвестиционного банка Галина Алешечкина, вице-президенты Торгово-промышленной палаты РФ Сергей Беднов и Сергей Катырин, президент Международного союза машиностроения Иван Силаев и другие — передали в дар святейшему патриарху портреты всех русских патриархов, числом пятнадцать. Вовсе без денег церковь не может обойтись; все сетования на меркантильность «попов» в самом прямом смысле гроша ломаного не стоят. Более того, чем крупнее, чем разветвленнее церковная «институция», тем напряженнее ее отношения с финансами — и с теми, кто эти самые финансы обеспечивает. То есть с государством и с бизнесом. Лишь бы отношения эти были прозрачными, лишь бы средства не подменяли собою цели. И средства прежде всего денежные. Немного статистики. Число приходов Русской православной церкви (Московский патриархат) ныне приближается к 20 000 — и почти половина храмов нуждается в восстановлении; на территории России действует около 500 монастырей, по большей части заново открытых в 1990-е годы, то есть по определению полуразрушенных. Что касается собственных доходов патриархии, то они невелики: около 20 процентов ее бюджета дает продукция софринского художественно-промышленного предприятия, столько же — гостиничный комплекс Даниловского монастыря. Остальные средства можно назвать привлеченными. Так, 15 процентов общецерковного бюджета образуют отчисления московских и епархиальных приходов. Но вот тут и начинаются проблемы. Любой батюшка может много интересного порассказать, каким образом епархиальное управление выколачивает из него эти самые отчисления, фактически понуждая заниматься бизнесом в ущерб исповеди и проповеди. Продажа свечек, при всей ее неслыханной сверхдоходности (по некоторым подсчетам, до 6 000 процентов!), не может закрыть образующуюся брешь. Можно, конечно, уклониться, недодать; выволочка на ближайшем епархиальном собрании в таком случае обеспечена. Результат налицо; многие приходы обрастают официальными и неофициальными связями с маленькими и не очень маленькими бизнес-структурами. Причем свечными заводиками дело не ограничивается — доходит и до сдачи грузовичков в аренду. В итоге в России начал вырабатываться новый тип священника — не столько пастыря доброго, сколько духовного коммерсанта. Однако еще интереснее другое. Из чего образуются остальные 45 процентов патриархального бюджета? Тут возникают загадочные формулы — пожертвования и «управление временно-свободными средствами». Но, во-первых, по-настоящему крупные пожертвования — за редчайшими исключениями — делаются не совсем бескорыстно; слово патриарха много значит для властных структур, принимающих политические и экономические решения. Звание «православного бизнесмена» и впрямь дорогого стоит. А во-вторых, ради образования «временно свободных средств» приходится идти на всякого рода хитрости. На тело Церкви начинают налипать многочисленные туристические агентства (паломничества давно превратились во вполне конкретный бизнес); вода «Святой источник» с автографом епископа Костромского Александра на этикетке продается не хуже, чем соки, заряженные Аланом Чумаком; околоцерковные структуры присосались к нефтяной трубе — речь идет о знаменитой нефтекомпании «МЭС»; о скандале 1996−1997 годов с ввозом сигарет под видом гуманитарной помощи не писал только ленивый. Особую — и не самую светлую — роль в вовлечении церковной верхушки в большую экономическую игру сыграл проект восстановления храма Христа Спасителя. …Разумеется, церковные люди утешают себя мыслью о том, что таинства остаются таинствами, праведность праведностью, исповедничество исповедничеством. Что большинство священников, не причисленных к элитным клубам православного бизнеса, живут скромно и честно, подобно своим прихожанам. Но в том и беда, что социальную репутацию церкви в современном расхристанном мире определяют не они. И не они занимаются ее бюджетом. «нынешний годовой доход настоятеля среднего по численности сельского прихода (а это 15−20 тысяч человек, включая те населенные пункты, где церквей нет и куда священник выезжает только на обряды) равняется 150−180 тысячам рублей в год. Доходы в крупных городах в несколько раз выше. Все эти деньги поступают в наличном виде и налоговым органам подотчетны лишь в небольшой своей части. Истинное положение дел знают только в епархиальных управлениях и местных управах благочиния. Поэтому сельский батюшка нередко бывает одним из самых состоятельных людей в своей округе. Как правило, сельские священники держат и крупные подсобные хозяйства — скот, птицу, огороды. Работа в них — предмет послушания для некоторых прихожан. Доход от подсобного хозяйства идет на нужды самого священника и его семьи, на поддержку духовных учебных заведений епархии и епархиального управления. Кроме того, есть пожертвования верующих, и все службы и требы имеют свою цену — крестины, венчания, отпевания (от 150 до 200 рублей). В селах детей крестят почти все, в городах — не менее половины. Много пожертвований идет от благотворителей — как частных лиц, так и юридических. Отказа в своих просьбах к местной власти — помочь транспортом, стройматериалами, продуктами и тому подобное — священники обычно не знают. Заметный доход приносит и реализация в храмах, а также в церковных лавках предметов церковного обихода (свечи, крестики, иконы, ладанки, духовная литература). Отдельная статья — монастыри и монастырские хозяйства: многие из них вновь, как и сотни лет назад, становятся материальной и имущественной опорой церкви.
