 |
| НГ-Религии | Евгения Леонова | 26.11.2009 |
Петр Мамонов в роли Ивана Грозного четко дает понять, что «игумен земли Русской» из него совсем никуда негодный, а Олег Янковский в роли митрополита Филиппа, которого царь извел за то, что тот старался сдержать высочайшую паранойю, выглядит настоящим мучеником. Конечно, при желании в картине можно найти массу недостатков. Митрополит почти безгласен и даже пассивен. Царь же выглядит абсолютно умалишенным, так что непонятно, как он вообще был способен чем-либо управлять.
Между тем они спорят как раз о роли любви к ближним в управлении государством. Митрополит просит царя явить милосердие, ведь без любви все его усилия тщетны. Царь возражает в том духе, что отвечает перед Богом не только за себя самого, но за каждого ближнего в отдельности и за всех ближних вкупе. И вообще любая власть — от Бога, и митрополиту лучше помолчать. Этот разговор на одной ноте продолжается на протяжении всего фильма, за это время несложную аргументацию оппонентов можно выучить наизусть. Учитывая, что герои Мамонова и Янковского были умнейшими людьми своей эпохи, все эти дискуссии смотрелись бы действительно однообразно и нестерпимо, если бы слово не было подкреплено делом. Митрополит славен посильным проявлением созидания — строит мельницы по чертежам Леонардо да Винчи и воспитывает сиротку. Царь отбирает у него девочку с улыбкой людоеда и делает гадости, в том числе и митрополиту, с такой энергией, что совершенно неясно, как у него хватает сил и времени на что-то другое, например, на дела государственные.
Еще с фильма «Остров» нам известно, что молитва на экране чудеса творит: помолился старец — и хроменький мальчик костылик отбросил, все поверили, что фильм про «божественное». В «Царе» другой, более эффективный механизм визуального воздействия — пытки и казни. Ничто так не удерживает зрителя, как зрелище физических издевательств. Потому в фильме пытка перемежается с молитвой — это, может быть, и не рецепт вечной жизни, но почти стопроцентно успешного привлечения внимания к своему кино. Но намерения у Лунгина все-таки были самые благие. И фильм вполне вписывается в русло постепенного сближения Церкви и государства, но без заискивания первой перед вторым.
Отдельной строкой нужно отметить случай, кажется, беспрецедентный в истории отечественного игрового кино, — участие в съемках представителя духовенства. Царского шута, представляющего, как и положено шуту, смеховой образ царя и показывающего миру его подлинное сатанинское нутро, сыграл Иван Охлобыстин — в прошлом, как и Петр Мамонов, знаковая личность перестроечной культуры рубежа 1980−1990-х, сценарист, режиссер и актер, выступавший под псевдонимами Иван Чужой и Леопольд Роскошный, а ныне — московский православный священник отец Иоанн. Вид беснующегося батюшки вряд ли несет людям добро, но для оценки этого есть духовник и собственная совесть. Российская политика давно оценила возможности лицедейства и пожинает плоды успеха с конца 1990-х, участвуя в концертах, сериалах и юмористических шоу. Ведь смеющаяся власть, как писал Бахтин, — это единственное, перед чем бессильна народная смеховая культура. Полагаю, не за горами очередной выпуск «Пусть говорят», темой которого станет участие лиц духовного звания в шоу-бизнесе.
Если оставить идеологические выпады в адрес Павла Лунгина со стороны ярых почитателей личности Ивана Грозного и критику священнослужителями лицедейства Ивана Охлобыстина, то главная претензия к фильму не в том, о чем он рассказывает, а в том, как Лунгин это делает.
А делает он это так, как всегда, грубо и плоско, не задумываясь по поводу нюансов и выбора киноязыка, адекватного той или иной истории, зато с полной уверенностью в собственных силах. Лунгин неизменно чуток к идеям, носящимся в воздухе, но еще как следует не осознанным другими. Эта самая злободневность и обеспечивает широкий интерес, несмотря на то что настоящая целевая аудитория у Лунгина всегда небольшая. Пожалуй, подлинного Лунгина мы видели только раз в его первом фильме «Такси-блюз», в 1990 году вскипевшем пеной на волне утробной ненависти, питаемой интеллигенцией к «быдлу», которому была отдана в полное распоряжение на годы советской власти. Не похоже, что за 20 лет это ощущение ушло, но акценты теперь совершенно другие. Если в начале 90-х Петр Мамонов безмерно страдал из-за твердых кулаков и железной идейности шоферюги, от имени народа мучающего талантливого музыканта, то теперь сам Мамонов в роли Ивана Грозного от имени Всевышнего с упоением мучает свой народ. Признаки тоталитарного сознания с апелляцией к высшим силам проявлялись у Мамонова с легкой руки Лунгина еще в «Острове». Там, пользуясь внезапно свалившейся благодатью, старец Анатолий ничтоже сумняшеся вершил судьбы людей, а те от страха и пикнуть не смели. Лично меня до сих пор беспокоят судьбы героини Нины Усатовой, получившей от старца совет распродать хозяйство и отправиться в Париж на поиски мужа, которого та считала погибшим.
Забавно, что многие критики фильма «Царь» предыдущую работу Лунгина, напротив, хвалят: хотя и в ней было много несуразностей — начиная от механического, произвольного переноса старинного жития на конец XX века. На самом деле Лунгин ни в этот, ни в прошлый раз не сделал ничего такого, чего бы не делал всегда. Чтобы убедиться в этом, надо просто поинтересоваться его творческой биографией.
