Он присоединил к России Дальний Восток

Об адмирале Геннадии Ивановиче Невельском

Геннадий Иванович Невельской родился в усадьбе Дракино Солигаличского уезда Костромской губернии 25 (по другим данным — 23-го) ноября (ст.ст.) 1813 года. В некоторых источниках его фамилия фигурирует как Невельский. Под нею, в частности, вышла в конце XIX века (после смерти моряка) его книга «Подвиги русских офицеров на крайнем Востоке России в 1849—1855 гг.». Но всё-таки в большинстве документов он указан как Невельской. Этого устоявшегося написания мы и будем придерживаться.

В 1829 г. юный Геннадий Невельской поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. Там он проявил большие способности, особенно к математике, за что товарищи прозвали его «Архимедом». По окончании корпуса Невельской был переведён в офицерские классы (будущая Морская академия) и плавал на различных судах Балтийской эскадры. В дальнейшем лейтенант флота Невельской совершил много рейсов по Балтике и Атлантическому океану, побывал во многих портах Средиземного моря, плавал по Белому морю и Северному Ледовитому океану.

В 1846 г. Невельской подал рапорт о переводе на транспортное судно «Байкал», готовившееся отправиться из Кронштадта на Камчатку. Морскому начальству и товарищам Невельского казалось, что переходя на небольшое судно он портит свою карьеру. Его отговаривали, но упрямый моряк настоял на своём. Его рапорт был удовлетворён.

Дело в том, что Невельского смладу влекли географические загадки недостаточно исследованного тогда Дальнего Востока. В частности, проблема Сахалина: полуостров это или всё-таки остров? В «Атласе Российской Академии наук» 1745 г. Сахалин был показан островом. Однако такой авторитет, как французский мореплаватель Лаперуз, посетив в 1787 г. Дальний Восток и войдя в Татарский пролив, пришёл к выводу, что Сахалин соединяется с материком. Спустя шесть лет английский капитан Браутон подтвердил выводы Лаперуза.

В 1805 году корабль «Надежда» первой русской кругосветной экспедиции под командованием И.Ф. Крузенштерна вошёл в Амурский лиман. Регулярно промеряя глубины, Крузенштерн пришёл к выводу, что дно неуклонно поднимается к материку. Опасаясь посадить судно на мель, капитан не довёл до конца исследование и составил отчёт, в котором утверждал, что Сахалин является полуостровом. Авторитетное мнение Лаперуза и Крузенштерна оказало столь большое влияние, что сорок лет после этого попыток повторного изучения Сахалина и противолежащего берега материка даже не предпринималось.

Только в 1846 г. бриг «Константин» Российской Американской компании вошёл в Амурский лиман. Командир брига подпоручик Гаврилов, имея инструкцию не подвергать опасности судно и груз, тоже не стал слишком приближаться к берегу. Однако в рапорте честно указал, что проведённое им исследование было недостаточно. Тезис о «недостаточности исследования» был опущен при прохождении рапорта по инстанциям. И в итоге министр иностранных дел граф К.В. Нессельроде, злой гений царствования Николая I (что особенно проявилось в преддверии Крымской войны), докладывал царю: «Устье реки Амура оказалось недоступным для мореходных судов, ибо глубина на оном от полутора до трёх с половиной футов, и Сахалин — полуостров; почему река Амур не имеет для России никакого значения». На что Николай I положил резолюцию: «Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить; лиц, посылавшихся к Амуру, наградить».

Сложность ситуации добавляло то обстоятельство, что по Нерчинскому договору 1689 г. между Россией и Китаем, который до сих пор оставался в силе, все земли, лежащие по правому берегу Амура вплоть до устья признавались принадлежащими Китаю.

Следовательно, если Сахалин соединялся перешейком с материком южнее устья Амура, он подпадал под определение заамурских земель, а значит формально принадлежал Китаю.

Добиваясь назначения на «Байкал», Невельской одновременно просил разрешения на исследование берегов Амурского лимана. Однако, учитывая известное нам отношение высших петербургских сфер к этому вопросу, получить такое разрешение было нелегко. Между тем, генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьёв, разделявший планы капитана-энтузиаста, обещал поддержать его мнение перед сильными мира сего.

21 августа 1848 г. транспорт «Байкал» под командованием Невельского вышел из Кронштадта и вокруг Америки отправился в Петропавловск-на-Камчатке. Прибыв в мае 1849 г. на Камчатку, Невельской получил там доставленный сухопутный путём конверт от Муравьёва. Однако вместо ожидаемой инструкции об исследовании устья Амура там оказалась только её копия и виноватое письмо восточно-сибирского генерал-губернатора о том, что сама инструкция находится ещё где-то у царя на утверждении.

Тогда Невельской на свой страх и риск решил предпринять исследование. Он знал, какие санкции могут последовать за «самовольные действия». Но своим успехом, в котором он не сомневался, он надеялся искупить в глазах властей свой «проступок». 30 мая 1849 г. он отдал приказ о выходе «Байкала» из Петропавловского порта к берегам Сахалина.

Частые штили замедляли плавание. 7 июня «Байкал» вошёл в Охотское море. Ещё через пять дней мореплаватели увидели сахалинский берег. Началась топографическая съёмка побережья. В один из дней внезапно налетевший шторм выбросил судно на мель у северной оконечности Сахалина. Только после шестнадцати часов упорной борьбы судно удалось снять с мели.

27 июня «Байкал» вошёл в Амурский лиман. По примеру своих предшественников, Невельской не решился направить судно в малоисследованный район, изобиловавший, судя по всему, подводными мелями. Капитан послал в лиман две шлюпки под командой офицеров. Одна из них, следуя вдоль берега Сахалина, наткнулась на отмель, и её командир, вернувшись на корабль, доложил Невельскому, что они обнаружили «перешеек», соединяющий Сахалин с материком. Но командир другой, будущий генерал-губернатор Восточной Сибири, а тогда лейтенант П.В. Казакевич, двигаясь вдоль материкового берега, вошёл в устье Амура. Измерения показали, что глубина составляет от 7 до 10 метров.

Тогда Невельской сам во главе отряда из трёх шлюпок направился к устью Амура и произвёл детальное обследование. Вывод, к которому он пришёл: Амур в этой части доступен для прохода морских судов.

Затем шлюпочная экспедиция двинулась на юг вдоль побережья материка. Невельской пишет: «22 июля 1849 года достигли того места, где материковый берег сближается с противоположным ему сахалинским. Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мною в честь Лазарева и Муравьёва, и низменным мысом Погиби на Сахалине, вместо… низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили и с наименьшей глубиною 5 сажен».

Сделав это важное географическое открытие, Невельской вернулся на «Байкал» и повёл судно вдоль материкового берега в Охотское море. Экспедиция проводила съёмку берега и промеры глубин. Существовавшие до сих пор карты были так неточны, что, если им верить, то корабль должен был плыть… по суше!

В порту Аян на Охотском море Невельского встречал никто иной, как сам генерал-губернатор Восточной Сибири с утверждённой царём инструкцией. Но капитан уже имел возможность доложить: «Сахалин — остров, вход в лиман и реку Амур возможны для мореходных судов с севера и юга! Вековое заблуждение положительно рассеяно. Истина обнаружилась».

Приведя судно в Охотск, Невельской оттуда сухим путём отправился в Петербург. Прибыв 28 января 1850 г. в столицу, он доложил правительству о сделанных им на Дальнем Востоке важнейших открытиях.

Но петербургские бюрократы отнеслись к донесению Невельского не просто с непониманием его значения, но и с неприязнью к предприимчивому капитану. Особый морской комитет полагал, что на Амуре концентрируются большие военные силы Китая, и любое появление там русских может привести к ненужным осложнениям. Невельскому было категорически запрещено продолжать дальнейшее исследование Амура. Ему разрешили только организовать на берегу Охотского моря, левее устья Амура, зимовье для торговли с местными племенами.

Величайшее, судьбоносное для России продвижение на Дальний Восток совершалось вопреки воле её правительства. Энтузиаст-одиночка Невельской сделал решающее усилие к тому, чтобы Россия в итоге всё-таки смогла стать на Тихом океане.

Основав зимовье, названное им Петровским, Невельской не сидел сложа руки. Снова, рискуя получить суровую выволочку от «благонамеренного» начальства, он летом 1850 г. предпринял рейс вверх по Амуру, где наткнулся на маньчжуров. Это сейчас маньчжуров в Китае почти не осталось — слились с китайцами. Тогда же они населяли весь Северо-Восток нынешнего Китая и были главенствующим племенем в самом Китае: в Пекине царствовала Маньчжурская династия. Маленький отряд Невельского из шести матросов и двух туземцев-переводчиков прибыл в большое селение на правом берегу Амура напротив устья Амгуни. Там жило несколько сот нивхов и орочей, а начальствовали над ними маньчжуры, среди которых Невельской выделяет «джангина», что в этих местах означало что-то вроде купеческого старосты.

По описанию Невельского, встреча происходила так: «Он [маньчжур] дерзко и важно спросил меня, зачем и по какому праву я пришёл сюда. В свою очередь и я спросил маньчжура, зачем и по какому праву он здесь находится. На это маньчжур с ещё большей дерзостью отвечал, что никто из посторонних, кроме них, маньчжуров, не имеет права являться в эти места. Я возразил ему, что так как русские имеют полное и единственное право быть здесь, то я требую, чтобы он со своими товарищами маньчжурами немедленно оставили эти места. На это маньчжур, указывая на окружавшую его толпу, потребовал от меня, чтобы я удалился и что в противном случае он принудит меня сделать это силой… Вместе с этим он дал знак окружавшим его маньчжурам, чтобы они приступили к исполнению его требования. В ответ на эту угрозу я выхватил из кармана двухствольный пистолет и, направив его на маньчжур, объявил, что если кто-либо осмелится пошевелиться,… то в одно мгновение его не будет на свете. Вооружённые матросы по моему знаку немедленно явились ко мне. Такой совершенно неожиданный для всех поступок так ошеломил всю эту толпу, что маньчжуры сейчас же отступили… Джангин побледнел, немедленно соскочил со своего места и, кланяясь мне, объяснил, что желает со мной быть в дружбе и просит меня к себе в палатку, в гости…».

В последовавшей затем мирной беседе Невельской сумел выведать у маньчжура, что на всём пространстве по берегам Амура вплоть до гор Хингана нет ни китайских, ни маньчжурских постов, и что все народы, живущие на этом пространстве по рекам Амуру и Уссури, не подвластны китайскому правительству и не платят ему дани. Он же, маньчжур, самовольно спустился сюда по Амуру.

Невельскому стало ясно, что, несмотря на Нерчинский договор, отдававший Заамурье Китаю, фактически эти земли так и оставались ничейными.

От местных нивхов и орочей Невельской узнал также, что в этих водах частенько появляются другие суда белых и отнимают у туземцев их рыбу и другие продукты промысла. Невельской понял, что речь идёт об американских судах. Понял он, что к Дальнему Востоку подбираются другие державы, а значит в деле закрепления этих земель за Россией промедление смерти подобно. И во имя интересов России он был вынужден вновь превысить пределы данных ему правительством полномочий, а значит пойти на должностное преступление.

Собравшимся жителям он объявил через толмачей следующее распоряжение: «От имени Российского правительства сим объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском заливе [так пока именовался на картах Татарский пролив], что так как прибрежье этого залива и весь Приамурский край до корейской границы с островом Сахалином составляют Российские владения, то никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим народам, не могут быть допускаемы…». Он составил письменную инструкцию такого содержания на русском, английском и французском языках. Она должна была служить местным жителям своего рода «охранной грамотой» в случае посягательств на них со стороны.

Плывя назад, Невельской основал 1 августа 1850 г. в устье Амура военный пост, названный им Николаевским (будущий Николаевск-на-Амуре). При пушечном салюте он поднял над ним русский флаг. По прибытии в Петровское зимовье он обнаружил стоявшие там на рейде американское и гамбургское китобойные суда и, ссылаясь на своё распоряжение, потребовал удаления их из российских вод.

Вскоре Невельской выехал с докладом в Иркутск к генерал-губернатору. Но Муравьёв сам отправился в Петербург, и Невельской двинулся вслед за ним.

Особый морской комитет признал действия Невельского самовольными и постановил: за сделанные им открытия и присоединения к России разжаловать Невельского из капитана первого ранга в рядовые матросы, все его распоряжения безусловно отменить, пост Николаевский снять.

Спасло Невельского и будущее России заступничество генерал-губернатора Муравьёва, разделявшего, как мы уже говорили, идею закрепления России на Амуре. На личной аудиенции он убедил Николая I в чрезвычайной важности предпринятых Невельским, пусть и в нарушение предписания, шагов. Царь молвил: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен».

Решение Особого морского комитета не было утверждено. Более того, по высочайшему повелению Невельской был награждён орденом святого Владимира. Особый комитет, вновь собравшийся уже под председательством наследника цесаревича, будущего императора Александра II, поручил Невельскому создать и возглавить Амурскую экспедицию. Но его полномочия снова были урезаны: предписано Николаевский пост оставить лишь в виде… лавки Российской Американской кампании, никаких дальнейших распоряжений и действий по занятию территорий не предпринимать.

И вновь Невельской превышает свои полномочия. Он стремится закрепить за Россией правый берег Амура и Сахалин. В 1851—1852 гг. отряды Амурской экспедиции обследовали течение Амура, берег материка к югу от Амура и северную часть Сахалина. Было установлено, что залив Де-Кастри (открытый и названный так экспедицией Лаперуза) представляет собой ближайшую к устью Амура удобную гавань.

В это время Амурская экспедиция в результате саботажа со стороны Российской Американской компании, которая должна была доставлять экспедиции припасы, была поставлена на грань голода. Компания считала экспедицию Невельского убыточным предприятием, а после одного резкого письма Невельского направила в Петербург форменный донос на капитана, одновременно оправдывавший саботаж снабжения: «Распространение круга действия экспедиции за пределы высочайшего повеления не сходствует намерениям главного правления…».

В 1853 году Невельской предпринимает решительное движение с целью занятия стратегически важных пунктов в Приморье и на юге Сахалина. Это было крайне необходимо, так как предвидение Невельского относительно попыток США утвердиться в этом крае начало оправдываться.

В Петербурге были получены сведения о намерении американцев послать к берегам Японии крупную эскадру. Это была та самая эскадра коммодора Перри, которая артиллерийской бомбардировкой заставила Японию открыть себя внешнему миру для торговли и дипломатических сношений. Она включала 10 кораблей. Вместе с ней снаряжалась эскадра капитана Рингольда в 4 корабля. Силы нешуточные, намного превосходящие те, которые Россия имела на Дальнем Востоке. Что, если американцы попытаются захватить эти земли?

Из Петербурга было послано распоряжение Российской Американской компании усилить снабжение Амурской экспедиции и ни в чём не чинить ей недостатка. В дальнейшем экспедиция была вовсе передана из ведения компании в компетенцию восточно-сибирского генерал-губернатора. С задержкой российское правительство начало осознавать стратегическое значение действий Невельского на Дальнем Востоке.

В апреле 1853 г. из залива Де-Кастри, где капитан-лейтенантом Николаем Бошняком был поднят русский флаг, пришло донесение о появлении на горизонте трёхмачтового судна. 2 мая Бошняк с командой из трёх человек в шлюпке отплыл из Де-Кастри вдоль берега на юг. В одной из бухт ему встретился стоявший на якоре тот самый трёхмачтовый американский корабль, который был замечен ими ранее. Встретившись с капитаном, Бошняк узнал от него, что тот намерен основать в одной из бухт побережья стоянку для американских китобоев и других судов, не исключая военных. Бошняк вручил ему на французском и немецком языках рекламацию для передачи капитанам любых других судов, что берега материка до границы Кореи и остров Сахалин принадлежат России, просил это учесть и двинулся дальше на юг. В конце мая 1853 г. в одной из бухт им была основана Императорская (ныне — Советская) Гавань и поднят русский флаг.

В это время к Невельскому прибыло распоряжение генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, в котором сообщалось о предстоящем появлении в дальневосточных водах американских эскадр, предписывалось, учитывая их превосходство в силах, оказывать им «внимание и приветливость», но быть при этом «благоразумным, осторожным», имея постоянно в виду честь русского флага и проявляя «необходимую проницательность». Невельской тут же отправил инструкцию подчинённым, что при встрече с иностранцами необходимо твёрдо заявлять им о принадлежности края России.

Высшие круги по-прежнему недостаточно осознавали значение дальневосточного Приморья для России. В июле 1853 г. от Муравьёва пришло распоряжение, со ссылкой на указание царя, не занимать пунктов южнее Де-Кастри, а главное внимание обратить на Сахалин. Напоминать о важности Сахалина Невельскому не было нужды. Вот только почему при этом надо было отказаться от обладания Приморьем?! В Петербурге всё ещё опасались мифического отпора китайцев…

Невельской пишет генерал-губернатору: «Не на Сахалин, а на матерой берег Татарского залива должно обратить главное наше внимание, потому что он, по неоспоримым фактам, представленным ныне экспедициею, составляет неотъемлемую принадлежность России. Только закрытая гавань на этом прибрежье, непосредственно связанная внутренним путем с рекою Уссури, обусловливает важность значения для России этого края в политическом отношении; река же Амур представляет не что иное, как базис для наших здесь действий, ввиду обеспечения и подкрепления этой гавани, как важнейшего пункта всего края. Граница наша с Китаем поэтому никак не может быть положена по левому берегу реки Амура, как-то видно из предписания Вашего от 23 апреля. Петропавловск никогда не может быть главным и опорным нашим пунктом на Восточном океане, ибо при первых неприязненных столкновениях с морскими державами мы вынужденными будем снять этот порт как совершенно изолированный. Неприятель одною блокадою может уморить там всех с голоду» (последнее предположение едва не подтвердилось двумя годами позже, во время Восточной войны, если бы по распоряжению того же Невельского жители Петропавловска не были своевременно эвакуированы вглубь полуострова).

Но Сахалин тоже было необходимо закрепить за Россией. Невельской лично возглавил десантную экспедицию на корабле «Николай I», которая 26 сентября 1853 г. основала в заливе Тамари-Анива на южном берегу Сахалина Муравьёвский пост (ныне Муравьёво).

Тем самым южная часть Сахалина стала российским владением задолго до того, как там появились японцы.

С течением времени инициативный капитан начал раздражать своего сановного покровителя. Однако до разрыва дело ещё не дошло. В 1854 году Англия и Франция объявили войну России. На Дальнем Востоке стали ожидать вражеской эскадры. Петропавловск готовился к обороне. Энергия и таланты Невельского тут могли бы пригодиться.

Самонадеянная попытка англо-французского десанта овладеть Петропавловском не увенчалась успехом. Десант был уничтожен силами крохотного местного гарнизона и местных жителей. Однако этот эпизод показал уязвимость Петропавловска. На будущий, 1855 год следовало ожидать прибытия туда гораздо больших сил противника. По распоряжению Невельского, произведённого к тому моменту в контр-адмиралы, люди, суда и военные материалы из Петропавловска были эвакуированы. Появившаяся англо-французская эскадра обстреляла безлюдный город.

Появлялись англичане и в Татарском проливе. То, что они ещё не знали, что Сахалин — остров, а устье Амура судоходно, уберегло русские посты и суда от больших, нежели могли быть, неприятностей.

После войны вновь выползли наружу все интриги. Особенно настраивал Муравьёва против Невельского майор Буссе, виновник катастрофической первой зимовки русских в Муравьёвском посту на Сахалине. Муравьёв считал, что Невельской становится ему опасным конкурентом. Ведь в силу своих заслуг, талантов и знания края Невельской был прямо-таки призван руководить продвижением России на Дальний Восток. В 1856 году Муравьёв упраздняет Амурскую экспедицию и передаёт все её дела в ведение камчатского губернатора Завойко (давнего врага Невельского). Невельской всё ещё формально не отстранён совсем от дальневосточных дел: он назначен начальником штаба при главнокомандующем всех вооруженных сил в Приамурье (т.е. при Муравьёве).

Однако спустя некоторое время Невельской был отозван «на повышение» новым царём Александром II в Петербург, где ему пожаловали пожизненную пенсию и назначили членом Морского технического комитета. В 1864 году его сделали вице-адмиралом, а в 1874 году, за два года до смерти, произвели в полные адмиралы. Но петербургская кабинетная деятельность была почётной отставкой и совсем не соответствовала ни талантам и энергии адмирала, ни интересам России.

Процесс, запущенный Невельским, нельзя было остановить. Только теперь все лавры достались уже Муравьёву, которому было высочайше дозволено присоединить к своей фамилии слово Амурский. В 1858 году он основывает Хабаровск, а в 1859-м, ровно 150 лет назад — Владивосток.

В эти же годы пересматриваются прежние договора с Китаем. По Айгунскому договору 1858 г. Заамурье было принято считать совладением России и Китая. В 1860 г. был заключен новый договор в Пекине, упразднявший всякий формальный суверенитет Китая над этим краем. Земли к востоку от нижнего течения Амура и р. Уссури на юг до устья р. Тумынцзян были признаны российским владением.

Дальневосточные приобретения России стали возможны, главным образом, потому, что в нужное время на нужном месте оказался подходящий человек — Невельской. Но сколько ему пришлось преодолеть препятствий! Не в виде вражеских войск или природных условий, а в лице бюрократии, которая монополизировала «заботу о государственном благе» и трактовку этого самого блага. Но сколько же людей, не обладавших, как Невельской, достаточной пробивной энергией, не смогли победить преступного равнодушия бюрократии к подлинным интересам Родины! Да и сам Невельской в конце концов не выдержал сражения с сановным упрямством.

Глядя на пример Невельского невольно огорчаешься: если бы российский правящий класс был адекватен национальным интересам, Россия в XIX столетии могла бы стать великой тихоокеанской державой!

Аляска, Орегон. Калифорния, Гавайские острова, ещё целый ряд (впервые открытых русскими) островов в Тихом океане — всё это было в пределах доступного России для освоения. Но…

Такая политика продолжалась и в дальнейшем. В 1880-х годах Александр III запретил основание русской колонии на Новой Гвинее, описанной Миклухо-Маклаем, чтобы… не раздражать наших «друзей"-немцев, которые уже имели виды на этот остров.

Говоря о деятельности Невельского, нельзя не упомянуть его жены Екатерины Ивановны, урождённой Ельчаниновой, которая разделяла с мужем все тяготы Амурской экспедиции, а также соратников Невельского: помимо уже упомянутых Казакевича и Бошняка, также Дмитрия Орлова и будущего морского министра Николая Чихачёва. Их имена и труды тоже не должны быть забыты Россией.

http://www.stoletie.ru/sozidateli/on_prisojedinil_k_rossii_dalnij_vostok_2009−11−25.htm