 |
| Богослов. Ru | Андрей Шишков | 25.11.2009 |
Убийство московского священника Даниила Сысоева связывают, в первую очередь, с его активной миссионерской деятельностью. И этот факт стал поводом к тому, что уже появились голоса, призывающие принципиально ограничить миссионерскую деятельность любых религиозных конфессий и деноминаций законодательно.
В опубликованной в «Русском журнале» статье «Контроль над миссионерской деятельностью» известный религиовед Павел Костылев попытался сделать выводы из этого трагического события: во-первых, отец Даниил Сысоев своей активной миссионерской деятельностью сам спровоцировал свое убийство; во-вторых, для того, чтобы предотвратить подобные варварские действия в отношении священнослужителей любых конфессий, нужно законодательно ограничить их миссионерскую деятельность: «Если бы миссионерская деятельность даже наиболее традиционных конфессий была бы поставлена хотя бы под самый минимальный государственный контроль, вполне возможно, что подобное никогда бы не случилось». В связи с этим Павел Костылев обращает внимание на изменения в законе «О свободе совести и религиозных организациях», в который предполагается внести 18-ю статью, полностью посвященную осуществлению государственного контроля над миссионерской деятельностью. Естественно, что негативная реакция со стороны представителей православной общественности на слова религиоведа не заставила себя долго ждать.
Но надо понимать, что Костылев рассматривает проблему с чисто светской точки зрения. Для него основные выводы из убийства отца Даниила именно таковы, как он их описал. Действительно, деятельность отца Даниила много лет провоцировала его противников. Действительно, с точки зрения нормального секуляриста единственным верным способом ухода от повторения подобных ситуаций может быть только законодательное ужесточение миссионерской деятельности, причем всех религиозных организаций. И государство, строящееся на секулярных принципах, должно это ужесточение обеспечить, поскольку ему положено быть равноудаленным от любых конфессий. Все нормально.
Однако существует одно «но»: а кто сказал, что мир, в котором мы живем, до сих пор остается секулярным? Очевидно, что для мира, в котором религия не имела общественного голоса и была вытеснена в частную сферу, все это прошло бы. Но разве это мы видим сейчас? Общий рост религиозности населения, кризис секулярной идеи и появление ведущих религиозных институтов в общественно-политической жизни страны позволяют исследователям говорить о наступлении постсекулярной эпохи. Что скрывается за этим названием, пока не очень понятно, но при этом очевидно, что мир качественно изменился.
Но Павел Костылев не очень-то верит в постсекулярное — это было озвучено им не один раз и это, конечно, его личное дело и право. Он пишет в статье: «Можно до бесконечности называть наш мир постсекулярным, но в нем действуют вполне секулярные законы». Но на наш взгляд, это не заслуга мира, а его проблема. Мир изменился, а законы остались старыми. Для совместного проживания в нашей стране как светских людей, так и активно религиозных должны быть основания, которые учитывают те традиции, которые присущи этим людям.
Известный немецкий философ Юрген Хабермас, который одним из первых в Европе заговорил о постсекулярном мире, в своей знаменитой речи в Баварской католической академии сказал: «Мировоззренческая нейтральность государственной власти, гарантирующей равные этические свободы каждому гражданину, несовместима с политическим распространением секуляристского мировоззрения на всех людей». Очень важное свидетельство от человека, по его же собственным словам, лишенного религиозного слуха.
А в мировоззрении Церкви активная миссионерская деятельность и неуступчивость в вопросах веры являются неотъемлемой и очень важной составляющей. И ее ограничение, по мнению Хабермаса, несовместимо с мировоззренческой нейтральностью государственной власти, которая говорит о многонациональности и многоконфессиональности нашей страны. Любое законодательное ограничение миссионерской деятельности — это насильственное возвращение в прошлую эпоху, в которой религиозному мировоззрению отводилась роль в социальном гетто. Европа давно столкнулась с подобными проблемами: «Можно подумать, что травлю Салмана Рушди, убийства в Голландии и т. д. — все это можно решать каким-то дополнением к законодательству о религиозных организациях. Какой-то чиновнический подход! А речь ведь идет об одной из главных тем „постсовременности“ вообще», — пишет по этому поводу публицист Александр Морозов.
18-я статья закона «О свободе совести и религиозных объединениях» ничего не решит, поскольку она из того мира — из секулярного. Она только переведет всех активных миссионеров (не только православных) на нелегальное положение. А нелегальное положение только подогревает борьбу, как известно. Далеко ходить за примерами не надо, достаточно увидеть «священный» гнев публициста Кирилла Фролова в его блоге относительно статьи Павла Костылева. Но возврат в гетто вызовет у людей, вкусивших свободы, состояние протеста. В этом случае можно ожидать только активизации миссионерской деятельности. Отчасти это иллюстрирует активность в нашей стране радикальных исламистов, деятельность подавляющего большинства которых запрещена на территории России. Впрочем, и некоторые православные настроены довольно серьезно: «Костылевские статьи будут иметь обратный эффект — проснутся те, кто спит. И каждый священник и мирянин станет миссионером, человеком, ответственным перед настоящим и будущим», — пишет Кирилл Фролов. И число жертв при таком раскладе только увеличится.
Очевидно, что нам нужны совсем иные основания для совместной жизни граждан с разными мировоззрениями — не секулярные, какие-то другие. И здесь, господа богословы, философы, религиоведы, — ваш выход. Иначе у нас так и будут убивать священников и имамов, или страна снова превратится в секулярный концлагерь.
