 |
| Русский дом | Николай Коняев | 20.11.2009 |
И выходят из обители,
Ризы древние отдав,
Чудотворцы и святители,
Опираясь на клюки.
Серафим — в леса Саровские,
Стадо сельское пасти.
Анна — в Кашин, уж не княжити,
Лён колючий теребить.
Провожает Богородица,
Сына кутает в платок,
Старой нищенкой оброненный
У Господнего крыльца.
В сокровенную глубину народной души прятались тогда наши святыни, чтобы в дивном сиянии и славе вернуться к нам, когда мы оказались готовы к этому.
То золото, которого так жадно искали в наших православных храмах ленины, троцкие и зиновьевы, никуда не ушло от нас. Переплавленное страданиями, оно сохранилось в подвигах новомучеников — истинном сокровище Православной Церкви.
Об этом и вспоминал я 28 августа 2009 года, когда у церкви Успения Пресвятой Богородицы в присутствии митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира открывали памятник святителю Вениамину, митрополиту Петроградскому, сооружённый по проекту Валентина Леоновича Ковалевского.
Благословляя, встал наш митрополит на том месте, где, быть может, и при жизни благословлял прихожан храма Святой равноапостольной Марии Магдалины, который он так любил…
Авторам памятника, скульптору Виктору Шувалову и архитектору Вадиму Мельникову, удалось создать глубокий и исторически выверенный образ святителя.
Смотришь на величественный памятник и вспоминаешь, как 26 мая 1922 года митрополит Вениамин слушал сладкоголосого предателя-обновленца Введенского, говорившего, что, дескать, Патриарх Тихон, в силу сложившихся обстоятельств, передал Церковь «временному церковному управлению». Когда Введенский смолк, митрополит Вениамин, даже не взглянув на его мандат, объявил, что отлучит от Церкви и его, и Красницкого, и Белкова, если они не принесут покаяния в самовольном захвате церковной власти.
И тогда Введенский начал униженно канючить, что если владыка не доверяет ему, пусть отдаст под церковный суд, который примет правильное решение, но митрополит не поддался на эту уловку, и 28 мая его послание было прочитано в петроградских церквах.
В.Д. Красницкий скажет потом на процессе, осудившем святителя Вениамина на расстрел:
-Это был, конечно, самый большой удар, который нанесли нашему церковному управлению представители монашествующего духовенства…
Красницкий давал эти показания, когда отлучение с обновленцев по настоянию ГПУ было снято, но страх его не рассеялся и тогда. А Введенского, когда послание митрополита было оглашено в храмах, охватила настоящая паника.
В тот же день он явился к святителю Вениамину в сопровождении чекиста И.П.Бакаева. Тот по-чекистски прямо предъявил митрополиту ультиматум: или он снимает отлучение с Введенского, или его самого ожидает немедленный арест и расстрел.
-На всё воля Господня… - ответил чекисту митрополит Вениамин. — Ступайте с Богом.
1 июня, утром, из Москвы пришла телеграмма. «Митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду. Подобрать на него обвинительный материал… О результатах операции немедленно сообщите. Начсоперупр ГПУ Менжинский».
С обыском, который в соответствии с указанием Менжинского делался особенно тщательно, чекисты задержались. Александр Иванович Введенский явился, чтобы занять канцелярию, когда святителя ещё не успели увезти в тюрьму.
Введенский, однако, не смутился. Со свойственной ему наглостью подошёл к владыке и попросил благословения.
-Отец Александр… - отстраняясь от него, сказал митрополит. — Мы же с вами не в Гефсиманском саду.
28 августа 2009 года, когда начинался крестный ход от храма Успения Божией Матери, небо ещё было затянуто тучами, но когда подошли к памятнику, засияло солнце.
Наверное, оно сияло так же, как 4 июля 1922 года, когда подсудимым на процессе петроградских церковников предоставили последнее слово.
Воспоминания современников: «День был солнечный, яркий. Вся фигура митрополита была освещена. Говорил просто, как всегда. Он сказал, что к самому обвинению он относится спокойно, но не может отнестись спокойно к тому, что его здесь назвали „врагом народа“.
-Народ я люблю и отдал за него всё, — сказал митрополит, -и народ любит меня.
Потом, забыв о себе, перешёл к установлению алиби отдельных обвиняемых. Называя каждого по имени, он говорил: „Распоряжения ему были даны мною. Он должен был подчиниться“. И всё так. Ни звука о себе…
-Вы подсудимый, — проговорил тогда председатель трибунала. — Вам дано последнее слово для того, чтобы вы сказали что-либо о себе…
— Что же могу о себе сказать? — ответил митрополит. — Я не знаю, что вы скажете мне в своём приговоре: жизнь или смерть? Но что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу — слава Богу за всё».
Святителя Вениамина расстреляли в ночь на воскресенье 13 августа возле станции Пороховые по Ириновской железной дороге.
Говорят, что перед смертью митрополита и его подельников обрили, одели в лохмотья.
Казнь была совершена тайно…
Делалось всё, чтобы скрыть её дату.
В понедельник 14 августа, в первый день Успенского поста, духовным чадам святителя Вениамина, принесшим для него передачу, сказали, что «граждане Казанский, Шеин, Ковшаров и Новицкий потребованы и отправлены в Москву…»
«Отправить в Москву», «дать десять лет без права переписки» — это обозначения исполненных смертных приговоров, изобретались они работниками советского «правопорядка», потому что страх смерти в них самих был сильнее революционного сознания…
После расстрела начали делить вещи убитых…
«Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий» (Мф. 27,35)… Эти евангельские слова почти буквально повторились в Петрограде в 1922 году. Из документов дела мы видим, что вещи делили между собою сотрудники трибунала.
Обновленец Красницкий совершенно справедливо говорил на процессе, что, если бы не предпринял своих решительных действий митрополит Вениамин, не рискнул бы опубликовать своё послание и Ярославский митрополит Агафангел. Может быть, чекистам и удалось бы заставить его отмолчаться…
Исполненная подлинного величия картина открывается перед нами. Падает, сражённый безчисленными врагами, богатырь, но — рано торжествовать нечисти! — на смену ему поднимается другой богатырь. Подвигами Петроградского и Ярославского митрополитов, по сути дела, открывается страница деятельной борьбы Православной Церкви с обновленческой ересью.
Трагическим и пронзительным светом этой борьбы озарены и последние годы земной жизни святителя Тихона.
На долгие и долгие годы затянется борьба.
Именами сотен новомучеников Российских пополнится Собор русских святых. И все они, проходя сквозь ад тюрем, пересылок и лагерей, безстрашно идя на расстрел, без сомнения, вспоминали о подвиге, совершённом святителем Вениамином, и снова и снова, в который уже раз повторяли его подвиг.
И нет, нет ничего случайного в Божием м! ре. И не напрасны принесённые Русской Православной Церковью жертвы. Великое очищение приняла она, проходя через горнило неимоверных испытаний…
Наши светочи, адаманты веры…
Они были люди, как и все мы, потому иногда оказывались слабыми в час испытаний, переживали, безпокоились. Только, в отличие от нас, у них всегда в нужный момент находилась сила, чтобы преодолеть свои безпокойства, свою слабость.
И силу эту давала им вера.
«Трудно, тяжело страдать… - сказал в своём последнем письме, написанном в камере смертников, святитель Вениамин. — Но по мере наших страданий, избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот Рубикон, границу, и всецело предаться Воле Божьей. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением, не чувствует самых тяжких страданий, полный среди страданий внутреннего покоя…»
Смотришь на памятник святителю, вставший на Охте возле блокадной церкви Успения Божией Матери, и кажется, что именно эти слова великого утешения произносит митрополит Вениамин, поднявший в благословении руку… И нам надо только услышать их и открытой душою принять.
Николай Михайлович КОНЯЕВ
http://www.russdom.ru/node/2191
