 |
| Православие.Ru | Священник Георгий Максимов | 18.11.2009 |
 |
| Юрий Максимов |
Для того чтобы сказать или хотя бы подумать такое, надо быть совершенно убежденным в том, что имеешь право и власть судить других людей, пребывающих в Церкви, и саму Церковь на «соответствие Евангелию». А это как раз та причина, о которой и шла речь в обсуждаемой статье.
Само это убеждение не соответствует Евангелию. И Ваша личная жизнь, Павел, тоже не соответствует Евангелию — ведь Господь сказал, что «нет человека, который не согрешил бы» (2 Пар. 6: 36), и что «все согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3: 23). В крещении Бог простил Вам Ваши грехи и Ваше несоответствие Евангелию. По милосердию Своему простил и мне, и другим православным христианам. Что же может быть хуже того, когда кто-то, получив прощение своих грехов, а потом, видя грехи ближнего или даже не видя, а доверяясь слухам о его грехах, не желает того простить, но судит, признает виновным и приговаривает в сердце своем к отлучению от себя и от Бога? А так делает всякий раскольник. Тот, кто поступает так, что ответит, когда услышит: «Злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» (Мф. 18: 32−33)?
Осуждающий другого вредит самому себе, «ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7: 2). «Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить; а ты кто, который судишь другого?» (Иак. 4: 12). Что ответите Вы, Павел, когда предстанете перед судом Христовым? Тоже станете называть свой голос «голосом церковного народа»?
2
Другой комментатор, Всеволод, пишет: «Недостатком этой статьи я вижу то, что, применяя к себе ту же логику, сами-то сектанты не смогут из своего беззаконного сборища выйти». На это же указывает и еще один комментатор, представившийся как «Мишка» и попытавшийся изложить ту же мысль в форме, которую, видимо, считает очень остроумной. Нечто сходное с этой мыслью мне указывали и другие читатели.
Это свидетельствует о том, что в моей статье действительно есть упущение на сей счет из-за того, что я не прояснил указанный вопрос, и я благодарю Всеволода за то, что он дал мне возможность это увидеть и исправить.
Да, Господь дал человеку разум и совесть для того, чтобы различать добро от зла и истину от лжи. Эти способности Он дал человеку, прежде всего, для того, чтобы тот мог найти путь к Нему, а этот путь, как мы знаем из Евангелия, есть основанная Христом Церковь.
И когда человек исследует, является ли то религиозное сообщество, которое он видит или в котором даже состоит, Церковью Христовой, основанной Господом через апостолов, то это не является грехом осуждения, если совершается по любви к истине, с доверием и молитвой к Богу и если исследующий опирается на простые и очевидные принципы: содержит ли эта Церковь апостольскую веру и являет ли по историческому и благодатному преемству единство с Церковью, основанной апостолами.
Но когда человек осуждает самих людей, пребывающих в Церкви, как грешников за совершаемые ими грехи и судит о благодатности или безблагодатности Церкви на основании того, что она допускает в себе подобных грешных людей, — то в этом нет ни добра, ни истины. Это грех, это извращение, это древний соблазн катаров и донатистов, проистекающий, как хорошо показывали отцы, из двух вещей — гордыни и ненависти. Вот об этом я и пишу в статье.
Но хотелось бы еще кое-что прояснить. Не указывают отцы такой добродетели, как «сомнение в Церкви». Одно дело, когда человек сомневается во время поиска истины, желая ее найти, но еще не найдя. Другое дело, когда, уже получив ответ от Бога и узнав истину, продолжает сомневаться. Первое похвально, а второе — нет. Не об этом ли сказано, что «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9: 62) и что «человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1: 8), «потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой. Да не думает такой человек получить что-нибудь от Господа» (Иак. 1: 6−7).
Могут на это возразить: а откуда человеку знать, что именно та Церковь, в которой он сейчас оказался, истинная, а не какая-то другая? Если бы не существовало истины или если бы она была в принципе непознаваема для человека, то на такой вопрос невозможно было бы ответить. Но истина есть, и есть в человеке орган для ее распознавания — совесть. И когда человек приходит в истинную Церковь, она удостоверяет ему это, и когда он, влекомый страстями, покидает истинную Церковь, совесть тоже говорит ему об этом. Хотя голос ее тих, его можно заглушить или игнорировать, но в день Страшного суда он зазвучит громко и ясно, так что, как пишут святые отцы, сама совесть человека будет его обвинителем и изобличит во всем том, в чем он себя оправдывал в течение жизни.
Могут также спросить: что же, все остается лишь на усмотрение каждого человека в зависимости от того, что ему кажется, и никаких объективных критериев не существует? Нет, это не так. То, что Вселенская Православная Церковь, частью которой является Поместная Русская Церковь, содержит апостольскую веру и сохраняет по историческому и благодатному преемству единство с Церковью, основанной апостолами, вполне проверяемо и доказуемо, чему посвящено немало и книг, и статей. То, что отпавшие от нее являются раскольниками, а не Церковью, тоже видно по некоторым объективным признакам, о чем я надеюсь подробнее поговорить в отдельной статье, а сейчас думаю ограничиться и тем примером, который послужил толчком к появлению этой статьи.
В своем ироничном комментарии читатель, назвавшийся «Мишкой», пытается представить запрещенного в служении иеромонаха Никанора как нечто сопоставимое с Русской Православной Церковью, тогда как для любого непредвзятого человека очевидно, что именно иеромонах Никанор отделился и отпал от своего правящего архиерея епископа Марка и патриарха Кирилла, равно как и от находящихся с предстоятелем Русской Церкви в общении прочих патриархов и предстоятелей Поместных Церквей, а не епископ Марк и патриархи отделились и отпали от хабаровского иеромонаха Никанора.
Это вещи, очевидные для всех, кроме самих раскольников, которые упорствуют не потому, что чего-то не понимают, а потому, что не хотят понимать и признавать то, что изобличает их грех.
3
Далее. Ерошин Сергей пишет: «Разве не может в церковной действительности что-либо не нравиться? И об этом нельзя даже думать или говорить? Разве Церковь и церковная действительность одно и то же? Разве не в Евангелии сказано, чтобы обличать неправду брата своего с ним наедине; не послушает — взять свидетеля; опять не послушает — обличить перед Церковью; еще не слушает — то кто он мне?»
Давайте посмотрим, как именно сказано в Евангелии: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи Церкви; а если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18: 15−17).
Обратите внимание: сказано «согрешит против тебя». Если против Вас согрешит какой-либо другой член Церкви, даже епископ, Вы, конечно, вправе обличать его, вплоть до подачи дела в церковный суд, как и предписано канонами и что и является исполнением слов «сказать Церкви». Но в том-то и дело, что любители потешить свою страсть к осуждению, во-первых, судачат о тех грехах ближнего, которые против них не направлены, а во-вторых, даже не пытаются вначале обличить осуждаемого наедине.
А об этом в Евангелии говорится иное: «Не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк. 6: 37); «Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим. 14: 13); «Не злословьте друг друга, братия: кто злословит брата или судит брата своего, тот злословит закон и судит закон; а если ты судишь закон, то ты не исполнитель закона, но судья» (Иак. 4: 11).
Вы рассуждаете о некой «церковной действительности». А что Вы под этим имеете в виду, особенно когда говорите, что в ней нечто может не нравится? Наверное, не чудеса, не таинства, не благодать Божию, а, по-видимому, поступки Ваших братьев и сестер во Христе, членов Церкви, не так ли? Ну, а в таком случае почему же такое «неприятие церковной действительности» нельзя отнести к пагубному греху осуждения, о котором нас предупреждали и Господь, и апостолы, и святые отцы?
Позволю себе процитировать слова святителя Филарета Московского: «Злоречие, которым некоторые думают исправлять зло, неверное для этого врачевство. Зло не исправляется злом, а добром. Как загрязненную одежду нельзя чисто вымыть грязною водой, так описаниями порока, столь же нечистыми и смрадными, как он сам, нельзя очистить людей от порока».
А вот хорошие слова епископа Арсения (Жадановского): «К неверным нужно… отнести тех, которые осмеливаются уже и суд производить над Церковью и ее установлениями: и то их соблазняет и другое, и то им не по духу и это. И вот такие неверные начинают много писать и говорить о непорядках церковных, о недостойных пастырях и т. д. А испытайте — сердце таковых далеко отстоит от веры».
Наконец, приведу слова старца Паисия Святогорца, который высказался об этом так, что после уже и бессмысленно что-то добавлять:
«Единственный порочащий Церковь порок происходит от нас же самих, когда мы, начиная с того, кто стоит во главе иерархии, и кончая простым верующим, представляем Церковь не так, как подобает.
Нам надо быть внимательными, чтобы не создавать в Церкви проблем и не раздувать случающиеся малые человеческие слабости, чтобы не сделать большее зло и не дать лукавому повода к радости. Тот, кто, видя какой-то малый непорядок, приходит в сильное волнение и в гневе бросается его исправлять, похож на неразумного пономаря, который, увидев, что течет свеча, со всех ног бросается ее поправлять, сбивая при этом молящихся, переворачивая подсвечники и создавая во время богослужения величайший беспорядок. К несчастью, в наше время мать-Церковь смущают многие. Одни — образованные — ухватились за догмат умом, но не духом святых отцов. Другие — неграмотные — тоже ухватились за догмат, но зубами. Поэтому они ими и скрежещут, обсуждая какие-то церковные проблемы, и таким образом Церкви наносится вред больший, чем от врагов нашего Православия.
Я обратил внимание вот на что: из Православия уходят только эгоисты. Человек смиренный из Православия никогда не уходит.
Если ты хочешь помочь Церкви, то старайся лучше исправить себя самого, а не других. Если ты исправишь самого себя, то сразу же исправится частичка Церкви. И понятно, что если бы так поступали все, то Церковь была бы приведена в полный порядок».
4
Некто подписавшийся как «просто читатель» спрашивает: «А разве мы из истории не знаем о епископах и патриархах ересиархах? И как быть тут? Священникам и мирянам продолжать оставаться под их омофором и вместе с ними уклоняться в ересь? Не судить их? Вместе с ними принимать унию? Как быть?»
Как быть? Очень просто. Самому ереси в сердце не принимать, но и не восхищать суда над епископом, совершая его самолично. До тех пор, пока епископ-еретик не отлучен от Церкви соборным судом, он, несмотря на губящий его грех ереси, пребывает в Церкви и таинства его действенны, а общающиеся с ним в таинствах неукоризненны.
Вспомните, как обращался святитель Кирилл Александрийский в своем письме к Несторию уже после соборного осуждения его ереси на Александрийском Соборе: «Кирилл и Собор, собравшийся в Александрии, Несторию, благоговейнейшему и боголюбезнейшему сослужителю, желают о Господе всякого блага». Так обращались к Несторию и отцы III Вселенского Собора, когда призывали его на суд. В подобных же выражениях отцы IV Вселенского Собора писали Диоскору. Хотя, разумеется, и святитель Кирилл Александрийский, и отцы III и IV Вселенских Соборов прекрасно понимали, что Несторий и Диоскор — еретики. Но пока над ними не было церковного суда, они продолжали быть епископами Церкви, и к ним обращались подобающе как к «сослужителям», и те, кто оказывал каноническое подчинение им, не подвергались тогда суду. А вот после того как Несторий и Диоскор были осуждены и извержены из сана, они оказались вне Церкви, и те, кто после этого сохранили с ними общение, также оказались вне Церкви.
Если есть епископ-еретик, но не осужденный Церковью, то он еще не отделен от Церкви, и не отделены все те, кто его поминают. Точно так же не считались отделенными все русские православные христиане при еретике митрополите Зосиме, который до своего осуждения был предстоятелем Русской Церкви; точно так же не был укоризнен и святитель Иоанн Златоуст, причащавшийся с Феодором Мопсуэстийским. Не потому, что Феодор Мопсуэстийский не еретик или что ересь его не губит душу для вечности, а потому, что Феодор оставался формально в Церкви и не был еще тогда Собором отлучен от нее.
Само по себе пребывание под омофором канонически поставленного епископа истинной Церкви Христовой, уклонившегося в ересь, но не осужденного Собором и не отделившегося от нее, не является уклонением в ересь. Это мы видим из примера святых, которым и надлежит следовать.
5
Теперь хотелось бы ответить священнику Сергию Свешникову, который, не соглашаясь с моим тезисом о пагубности осуждения Церкви, указывает: «Но может же быть и здоровая самокритика». Безусловно, отче. Но самокритика — это когда человек критикует себя. А когда он критикует или, говоря прямо, осуждает кого-либо другого, то «само"критикой это никак названо быть не может.
Осуждать себя можно — для этого Господь и дал человеку совесть. Но когда человек обращает суд с себя на других, то это уже есть признак греховного повреждения совести, о чем прямо говорит святитель Феофан Затворник: «Немалый признак искажения совести есть уклонение суда от себя на других. Совесть нам дана затем, чтобы судить нас самих; если она судит других, надобно сказать, что она не свое дело стала делать».
Мне, честно говоря, кажется странным, что приходится напоминать церковным людям о том, что осуждение — грех и что наблюдать за чужими грехами и злословить других людей, тем паче поставленных Богом блюстителями Церкви, вовсе не является чем-то нормальным и здоровым.
Действительно, есть добродетель рассуждения. Но она, как привел цитату из преподобного Иоанна Лествичника один из читателей, является способностью «точно и верно постигать божественную волю во всякое время, во всяком месте и во всякой вещи», а вовсе не привычкой точить лясы о чужих грехах, которая есть грех и порождает лишь грех, в том числе и отпадение от Церкви. Послушайте, что говорит святитель Григорий Богослов: «Кто судит чужой порок, скорее сам подпадет обвинению, чем положит конец пороку» (Григорий Богослов, святитель. Творения. Ч. 6. М., 1848. С. 206).
Далее, дорогой отче, Вы заблуждаетесь, называя святителя Марка Ефесского «классическим раскольником». Епископам дана Христом судебная власть в Церкви, и святитель Марк Ефесский, в отличие от нас с Вами, был епископом. И на Флорентийском Соборе он представлял не только лишь самого себя или свою Ефесскую епархию, но был полномочным представителем Иерусалимского патриарха, то есть целой Поместной Церкви. И после Собора он в своей позиции был отнюдь не одинок: восточные патриархи — Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский — высказались также против унии, а на Иерусалимском Соборе 1443 года Флорентийский Собор был назван «скверным».
Также и относительно приведенного Ольгой примера напомню, что судили и сместили предателя Исидора не «ревнители-миряне», любящие «порассуждать» о чужих грехах, а Собор канонически поставленных епископов Русской митрополии, состоявшийся в 1448 году.
Когда судебные решения принимают епископы и соборы епископов — это нормально, им Господь через апостолов и вверил эту власть и такое служение. Ненормально — когда миряне и отдельные священники посягают на эту власть, которой Христос им не давал.
6
Еще несколько слов по поводу комментария Ольги. Конечно, Вы правы: нет ничего дурного, если кто-то говорит о грехах ближнего с любовью к нему, состраданием и болью, по примеру родственников. Да, в таком случае это не гордыня и не осуждение. Если бы все только так и говорили о грехах ближнего (или том, что кажется грехами), то не было бы и расколов, не было бы и мне нужды писать статью. Но ведь беда-то в том, что «рассуждают» у нас о чужих грехах вовсе не как любящие родственники. Поглядите сами. Далеко ходить не надо, здесь же, в Интернете, пруд пруди примеров того, как «рассуждают» о грехах епископов и священников люди, считающие себя православными. Сколько смакования, желчи, злобы, глумления над чужим падением или ошибкой, сколько ненависти… даже от церковных людей. О любимом отце, брате или сестре так бы говорить не стали. Да, и у наших ближних могут быть ошибки, недостатки, грехи. И мы их можем со скорбью признавать. Но побежим ли мы в Интернет, чтобы рассказать всем об этих недостатках, посмаковать их и повосклицать о том, «доколе нам еще терпеть»? Если мы действительно любим — не думаю. В том-то и дело, что, когда мы начинаем следить за чужими грехами больше, чем за своими, когда считаем нормальным разглашать чужие грехи и осуждать ближних, это как раз и значит, что мы не имеем в сердце любви ни к ближнему, ни к Богу. Так что на самом деле все здесь очень просто и ясно.
7
Наконец, по поводу комментария, оставленного за подписью Alexandr. Вы совершенно справедливо пишете, что суждение о вещах не является грехом; напротив, для того, чтобы в окружающих нас явлениях мы могли отличать доброе от худого, и дал нам Господь такую способность.
Поэтому Писание прямо предписывает «судить», то есть выносить суждение о тех или иных явлениях (ср.: Лк. 12: 57; Деян. 4: 19; 1 Кор. 11: 13). Но когда речь идет об осуждении самих людей, причастных к этим явлениям, то это многократно и категорически запрещается (см.: Мф. 7: 1−2; 1 Кор. 4: 5; Рим. 2: 1−3; Рим. 14: 4, 10 и др.). Об этом говорит и святитель Иоанн Златоуст, слова которого Вы любезно привели.
Но для того, чтобы кто-либо не подумал, будто святитель дозволяет пересуды о чужих грехах — как любят некоторые церковные сплетницы после того, как всласть перемоют кому-нибудь косточки, добавить «это я не в осуждение, а в рассуждение», — позволю себе привести еще слова святителя Иоанна Златоуста: «Вразумимся же этими примерами… последним (Симу и Иафету) будем подражать, а от подражания первому (Хаму) воздерживаться. Если, в самом деле, открывший чувственную наготу подверг себя проклятию… то чему подвергнутся те, которые обнаруживают грехи братьев и не только не прикрывают их, но стараются еще сделать более известными, и чрез это размножают грехи? Ведь когда ты обнаружишь грех брата, то не только его сделаешь, может быть, более бесстыдным и нерасположенным к возвращению на путь добродетели, но и тех, кто будет слушать тебя, более укоренишь в беспечности и расположишь к упорству во зле; мало этого, ты подашь повод и к хуле на Бога» (Беседы на книгу Бытия. 29, 4); «Кто строго расследует чужие проступки, тот не получит никакого снисхождения к своим собственным» (О статуях. 3, 6).
8
Стоит нечто сказать о втором сообщении «просто читателя», в котором он приводит сообщение журналистов об инциденте на Кипре. Если то, что описано, правда (а, надо заметить, что выяснить это у нас не так уж много шансов), то можно сказать, что намерение дать еретику священнодействовать в православном храме — это намерение нарушить отеческие каноны, и слава Богу, что нарушения все-таки не произошло. Многие смущаются такими историями, спрашивая, например, что делать, если архиерей молится и сослужит с еретиками или впадает в некое иное прегрешение против канонов.
Как же относиться к грехам архиерея? Если вспомнить слова Спасителя: «Какою мерою мерите, такой отмерится и вам, и каким судом судите, таким и будете судимы», то, полагаю, относиться к грехам архиерея надо так же, как мы хотим, чтобы к нашим грехам отнесся Господь. Разве нет?
Вот что меня удивляет, когда случается наблюдать за тем, как сурово некоторые миряне вгрызаются в чужие грехи, особенно иерейские и архиерейские. Ведь это же люди, считающие себя верующими! Значит, они каждый день произносят: «Господи, помилуй мя, грешнаго», «прости», «и остави нам долги наша, якоже и мы…» Значит, они хотя бы время от времени с замиранием сердца приступают к таинству исповеди и с облегчением сердца отходят от аналоя, благодаря Бога за прощение и милость. Но вот, обращая око к архиереям, через которых Бог и даровал им прощение — ибо, по учению Церкви, архиерей участвует во всяком священнодействии, они, примечая подлинные или мнимые грехи их, становятся суровыми судьями, без колебания произнося: «Такой достоин суда, пусть не избегнет он наказания, пусть будет извержен из сана, пусть сей грешник отсечен будет от общения с нами».
Вы спрашиваете, как поступить при виде архиерейского греха? Спрошу и я: почему бы не поступить так, как учили и словом и делом святые отцы? Разве не говорил святой Иоанн Златоуст, что «ныне Господь обыкновенно действует и чрез недостойных»? И не святой ли Григорий Богослов предупреждал: «Не суди судей ты, требующий врачевания; не разбирай достоинства очищающих тебя; не делай выбора, смотря на родителей. Хотя один другого лучше или ниже, но всякий выше тебя». А преподобный Никодим Святогорец говорил: «Что же, скажет кто-то, мы должны покоряться любому игумену, архиерею и правителю, даже если он недобрый? Я отвечаю тебе… Если он недобр в [собственной] жизни и подвиге, то покоряйся ему».
Разумеется, покоряться надо во всем, кроме греха. Если мы замечаем в своих любимых родителях тот или иной порок, то неужели же станем подражать им в этом вместо того, чтобы пытаться исправить их своей молитвой и любовью? Думаю, вещи это очевидные. Мы понимаем это, когда думаем о собственных грехах, мы понимаем это и тогда, когда со скорбью думаем о грехах наших родных и любимых людей, но почему-то мы перестаем это понимать, когда начинаем думать о грехах священников или архиереев, — тут наше око помрачается, а сердце не знает пощады.
Интересно, почему так? Святитель Феолипт Филадельфийский писал об этом парадоксе. Он говорил, что «клеветник бес», завидующий нашему спасению, водворяется в сами наши чувства и старается не только сосредоточить ум человека на ошибках и прегрешениях ближнего, но и заставить его не видеть достоинств этого ближнего. Подобное искушение довольно часто случается по отношению к пастырям Церкви. В душу верующего всевается либо врагом рода человеческого, либо дурными людьми, через которых действует диавол, лукавое подозрение относительно священника. Вследствие этого в человеке начинает произрастать непомерная гордыня, и он преисполняется презрением ко всем прочим людям, не позволяя никому поучать и наставлять себя (см.: Первое слово против арсенитов. 10, 12).
Уместно здесь рассмотреть то, как святые отцы отвечали на вопрос о допустимости отхода от своего наставника по причине его дурной жизни. Преподобный Иоанн Лествичник говорил: «Если бы ты даже увидел, что он блуд творит, не оставляй его, но говори сам себе: друже, зачем ты сюда пришел? Тогда увидишь, что возношение истребится в тебе» (Лествица. 4, 112).
Не было времени, когда в Церкви не было бы грешных людей. Более того, не было времени в Церкви, когда люди не грешили бы именно теми грехами, которыми грешат и сейчас. И в том числе такие грехи были и среди людей высокого сана. Например, то же запрещение молиться с еретиками повторяется на многих Соборах. Почему оно повторяется? Да потому, что нарушалось в жизни, для чего и нужно было его снова и снова возобновлять.
Известны случаи, что IV веке в Константинополе православные молились вместе с новацианами, которых Соборы называли еретиками. В том же веке был чудовищный случай, когда некий епископ вполне официально служил «по совместительству» также и идольским жрецом — а ведь это был «золотой ввек святоотеческой письменности»! Посмотрите на историю Церкви, и Вы увидите, что все проблемы были всегда.
Проблема не в грехах самих по себе — они всегда были и всегда будут вплоть до конца мира. Проблема в людях, которые считают, будто стремление следить за чужими грехами и судить других по их поступкам — это нечто нормальное и здоровое. Но это совсем не так! Это духовная болезнь. Не надо думать, что если бы в Церкви были одни святые и безгрешные, то люди с этой болезнью не нашли бы, к чему придраться и взять это за предлог для отделения. Бог не давал люциферу никакого повода, но тот сам, возгордившись, изобрел массу поводов и оправданий для своего греха и учинил раскол в небесной Церкви, когда увлек за собой треть ангелов.
В том, кто судит брата своего, кто верит, что чужой грех тяжелее, чем его собственный, — в том нет любви, в нем сатанинская гордыня и ненависть, которую он пытается оправдать «ревностью за чистоту веры», как всегда и во все времена поступали все раскольники.
И наоборот, люди, имеющие любовь к ближнему, даже видя упомянутые грехи, никогда не соблазнялись о Церкви. Преподобный Максим Исповедник много видел грехов, и в его время Церковь сотрясали бури и великие падения, однако же вот что он пишет: «Всесвятая Церковь Божия, чистая и незапятнанная, безукоризненная и неподдельная, неумаляемая и восприемлющая истинный Свет… Всесвятой Церкви Божией присуще быть чистейшему естеству золота. Она является неподдельной, поскольку в таинстве своего богословия по вере совсем не имеет ничего чуждого и примешанного к этому богословию; чистой, поскольку сияет и славится светлостью добродетелей; незапятнанной, поскольку никакая грязь страстей не оскверняет ее; безукоризненной, поскольку ее не касаются никакие лукавые духи и поскольку она не позволяет материальным обстоятельствам чернить ее каким-либо пороком; неумаляемой и неуменьшаемой, поскольку бросаемая по временам в горнило гонений и периодически подвергаемая испытанию при восстании ересей, она стойко выдерживает напор и не уступает тяжести искушений, оставаясь неизменной как в своем разумении, так и в жизни, то есть в вере и житии» (Вопросоответы к Фалассию. Гл. 63).
Речь не идет об оправдании греха. Грех есть грех, и тот, кто не кается в своем грехе, окажется в аду навечно, какой бы он сан ни носил. Но надо понимать, что как наши с вами грехи не оскверняют Церкви Божией, в которой мы пребываем, так не оскверняют ее чистоты и грехи других людей. Диавол хочет, чтобы мы вглядывались в чужие грехи, а вглядываться надо не в них, а в святость Церкви, которую Господь являет каждодневно, и в том числе через людей, находящихся в ней рядом с нами. И если мы не сможем научиться видеть Церковь так, как видел ее преподобный Максим Исповедник, то рискуем впасть в богохульство раскольников, которое состоит в неверии Богу, сказавшему: «Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее».
Раскольники, любящие осуждать, ведомы тем же духом и той же порочной логикой, что и те гордецы, которые две тысячи лет назад говорили про Христа: «Вот… друг мытарям и грешникам» (Лк. 7: 34). Они полагали, что общение Господа и пребывание с одиозными фигурами компрометирует Его, так же как и сейчас их духовные последователи думают, что нахождение в Церкви грешных людей компрометирует ее. Что же они делали? Прельщали последователей Христа: «И говорили ученикам Его: зачем вы едите и пьете с мытарями и грешниками?» (Лк. 5: 30). Разве это не то же самое, что нашептывает раскольническими мыслями сатана: погляди, какие здесь грешники, как же можно есть и пить с ними из одной чаши; отделись, иди к праведникам, таким, как ты?
От всего этого да сохранит нас Господь!
Юрий Максимов
http://www.pravoslavie.ru/polemika/32 706.htm
