«Людей-"подсвечников» в храме уже нет"

Юрий Николаев родился в 1948 году в Кишиневе.

В 1970 году окончил Государственный институт театрального искусства по специальности «актер театра и кино». С 1973 года работает на телевидении. С 1975 по 1991 год был ведущим музыкальной программы «Утренняя почта» (в 1997 году программа возобновлена).

В 1991 году его продюсерская фирма «ЮНИКС» выпускает в эфир программу «Утренняя звезда». В 1996 году по инициативе Юрия Александровича учреждена национальная премия детского творчества «Призвание».

Народный артист Российской Федерации, лауреат премии Союза журналистов Российской Федерации.

Между атеизмом и возрождением

— Юрий Александрович, нередко мы получаем отказ, когда обращаемся к известным людям с просьбой дать интервью об их опыте веры, церковной жизни. Многим такие вопросы кажутся очень личными. Вы же, наоборот, с радостью согласились поговорить с нами на эту тему…

— Я не понимаю, почему сегодня нужно стесняться говорить о своей вере. Времена «перестроечной веры» прошли. В храмах уже нет тех людей-«подсвечников», которые не знают, зачем в церковь пришли, что читает священник и о чем поет хор. Мне кажется, то возрождение Православия, которое мы наблюдаем в России сейчас, — это очень хороший посыл, и посыл не только ко внутреннему состоянию каждого из нас, но и ко всей стране в целом. Я до сих пор вспоминаю Пасхальную службу в этом году. В храме было очень много детишек, и эти радостные возгласы: «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!», и эти абсолютно искренние звонкие детские голоса… В такие моменты понимаешь: вот где наши корни, наша история. Представить Россию неверующей, бездуховной — сегодня это просто невозможно. Россия и Православие настолько неразрывно связаны! Ведь во все смутные времена единственное, что удерживало народ вместе, — это храм, вера в Бога.

— И тем не менее, не всегда публичные люди готовы открыто заявлять о своей вере вне дома, вне храма…

— Я не понимаю — почему. Когда меня спрашивают: «Верующий?» — я отвечаю: «Да, верующий!» И говорю это с гордостью, с радостью, с благодарностью Вседержителю за каждый день, который Он даровал мне, и за все, что Он сделал в моей жизни, за то, что помогал мне и спасал меня. Как же не говорить об этом?

— Я знаю, что Вы были крещены два раза. Отчего так получилось?

— Действительно, сразу после рождения мои бабушки крестили меня, но в семье об этом долгое время умалчивалось. Только когда в 1982 году я крестился сознательно и сказал об этом маме, она ответила, что я уже был крещен в детстве.

— Почему же родители не говорили о Вашем крещении?

— Я рос в военной семье, а, как Вы знаете, военнослужащие обязательно должны были быть партийными. Мама была капитаном КГБ, а папа — полковником в Министерстве внутренних дел. Конечно, у них были причины не афишировать факт моего крещения… Тем не менее, православные традиции так или иначе проявлялись в нашем доме. Мы справляли Пасху, красили яйца и делали куличи, бабушка готовила кутью. С бабулями я ходил и в храм, но, конечно, понимания того, куда и зачем я хожу, не было.

— А когда Вы решили креститься осознанно?

— Я долгое время ходил в храм, не зная, что я крещеный. И как-то в церкви я перекрестился, а стоявшая рядом женщина спросила меня — крещен ли я? Я говорю, что нет. «Тогда Вам нельзя совершать крестное знамение», — сказала она. Тогда я задумался и понял, что не хочу себя чувствовать в храме инородным телом, некрещеным человеком, который иногда приходит в церковь, чтобы пообщаться с Всевышним, сказать Ему за что-то спасибо. Я осознал, что мне нужно воссоздать гармонию в себе, которая постоянно нарушалась мыслями о том, что я невоцерковленный христианин. Мое решение исходило даже не от разума, а от некой внутренней потребности… Понимаете, не было какого-то конкретного события — трагического или радостного, которое подтолкнуло меня к Крещению. Просто с детства я ощущал раздвоенность в нашей семейной жизни. С одной стороны — мои бабушки, для которых вера, молитва, походы в храм были столь естественны. С другой стороны — родители. Да, они были крещеными, все свое детство и юношество они провели в храме, но потом ведь они действительно поверили в коммунистическую идеологию. И вот от такой двойственности, мне кажется, я все детство недопонимал чего-то, пытался найти пути к преодолению этой дисгармонии… И кстати, о моих родителях: уже к концу жизни, когда ни отца, ни мать уже не связывали погоны и партийные билеты, я видел, как оба они молились. То есть ясно было, что вера была заложена в них, была в их естестве.

В Церкви

— Изменилось ли что-то после сознательного крещения в Вас, в Вашей жизни?

— Мне трудно ответить определенно. Я стараюсь измениться в своих поступках, в своих взаимоотношениях с людьми, в своей повседневной жизни. Я не знаю, изменился ли я, но я очень надеюсь, что изменился. Есть фраза: «Если у человека цель без Бога — она бессмысленна», поэтому все свои дела, свои мысли я стараюсь соизмерять со своей верой.

Знаете, в конце 1980-х мне довелось побывать на Святой Земле. У меня были съемки в Тель-Авиве. Собственно работы было мало, и я попросил свозить меня в Иерусалим. Там нас — нескольких паломников из Советского Союза — познакомили с русской монахиней, которая провела нас по всему Крестному пути Христа. Что-то удивительное произошло тогда внутри меня. Вот все мы думаем о евангельских событиях, что это было когда-то очень давно. Но когда ты своими глазами видишь те места, видишь конкретные вещи, то время сразу сжимается. Ты понимаешь, что это не просто какая-то легенда, что это было на самом деле, на этом самом месте — было недавно! Тогда я впервые подумал, что мы неправильно относимся к времени в своем сознании, в своей повседневной жизни… Я не могу забыть эти дни — настолько они личные, настолько «не экскурсионные». То паломничество действительно изменило меня…

Я благодарен Богу, что в Церкви встретил много людей, без которых, наверное, не был бы таким, какой я сейчас есть. И это, прежде всего, владыка Питирим*. Близко мы познакомились с ним в 1994 году. Я делал передачу о переходе Суворова через Альпы и попросил владыку поехать с нами в Лихтенштейн на съемки. На Чертовом мосту, в тех местах, где гибли русские солдаты, мы установили мемориальную доску и вместе помолились. Помню, что когда владыка совершал молебен, то помянул и меня — раба Божия Георгия. Мне было так радостно от этого!.. С тех пор мы начали часто общаться. Меня всегда очень поражала образованность митрополита Питирима. Не образование, а именно образованность, то есть нечто намного более широкое. Я не могу ответить на вопрос, что конкретно изменило во мне общение с владыкой. Но абсолютно точно скажу: что-то осталось во мне и, уверен, многое еще проявится.

— А были ли у Вас в жизни такие моменты, когда Вы понимали, что именно вера спасла или уберегла от чего-то?

— Да, после того, как мне поставили страшный диагноз, я почти три года находился в каком-то пограничном состоянии. Но я не хотел бы говорить об этом. То, что писали о моей болезни в интернете и в «желтых» газетах… все это мне очень неприятно и больно вспоминать. Единственное, что могу сказать: я очень много молился, и когда везли в больницу, и уже в операционной. Знаю, что многие близкие мне люди молились за меня. До сих пор у меня хранятся записки от отца Тихона (Шевкунова), в которых он пишет, что молится о моем выздоровлении. Это было так важно в те дни… Не сомневаюсь, что только благодаря помощи Господа и молитвам любящих меня людей я смог преодолеть этот непростой момент в моей жизни.

«Утренняя звезда»

— Юрий Александрович, программа «Утренняя звезда» становилась для многих ребят стартовой площадкой" в мир шоу-бизнеса. Чувствовали ли Вы свою ответственность за то, что могло случиться с детьми в этом не очень чистом и приятном мире?

— Сразу Вас поправлю — наша программа не была рассчитана на то, чтобы пробить ребенку дорогу на экран или в шоу-бизнес. Мы хотели только одного: чтобы талантливых детей даже из глухой провинции заметили, чтобы потом они у себя дома получили внимание и поддержку. И еще один важный момент. Представьте, что какой-нибудь мальчик в далеком городе посмотрел «Утреннюю звезду» и понял: раз мой друг Володька со двора поехал туда и выступает на сцене, значит, и я могу, все возможно! С помощью программы я отрывал детей от улицы, отрывал от алкоголя, от сигарет, от подворотни. А ведь при этом «Утренняя звезда» была невероятно популярна!

Ни с кем из участников мы не подписывали никаких договоров, я просто говорил: «У вас есть единственная возможность, постарайтесь же улыбнуться и спеть так, как вы можете, все это реально!» Я не шел по пути организации каких-то элитарных школ и академий танцев. Мне было совершенно все равно, как ребенок учился петь: с бабушкой или с преподавателем вокала. Главное — чтобы получился интересный номер. Ведь прелесть передачи и была в ее демократичности, доступности.

— А Ваши взгляды совпадали со взглядами родителей ребят?

— Не всегда. С родителями приходилось бороться чуть ли не на каждой съемке. Они подходили к детям и словно вбивали им в голову слова: ты должен победить, ты обязан это сделать! После этого ребята выходили на сцену испуганные, с автоматическими движениями, с деланой улыбкой исполняли песню. Я не мог быть спокоен, потому что мне не нужен был «уголок Дурова», не нужна дрессура.

Мне хочется, чтобы на сцене дети были такими же, какие они в жизни. В этом и интерес для меня как для продюсера, в этом и удовольствие для детей, которые чувствуют, как на них смотрят и как их принимают.

— И все же, если говорить о детях на телевидении, мы знаем немало примеров, когда они не выдерживали испытания славой…

— Да, такие примеры есть. Но дети здесь совершенно ни при чем. Я думаю, что внутренний нравственный стержень формируется у ребенка родителями с самого малого возраста. Если с ранних лет в человека заложены определенные понятия о том, что такое хорошо, а что такое плохо, — то потом сломать эти понятия будет очень нелегко. Разумеется, это не отменяет необходимости постоянного внимания к своим чадам по мере их взросления. Тут есть очень хороший пример — семья Газмановых. В какое-то время Родион стал почти неуправляемым. И его можно понять — с малых лет он вращался в кругу знаменитостей: Пугачевой, Леонтьева и так далее, всегда был окружен роскошью этого мира, а другого мира он просто не знал. Но Олег очень вовремя заметил, что сына стало кренить не в ту сторону, и сделал все, чтобы остановить это. И сейчас Родион изменился, он прекрасный парень, нормальный, без, как говорится, «закидонов».

— То есть дети чаще всего просто становятся жертвами обстоятельств?

— Они жертвы — либо родительских амбиций, либо амбиций тех, кто хочет сделать на них карьеру или деньги.

Общее дело

— Что такое, по-Вашему, детское телевидение?

— Знаете, когда я начинал делать программу «Утренняя звезда», то часто слышал от других, что это детская программа. Я не соглашался, потому что это, конечно, программа с участием детей, но она предназначена и для взрослых. Ведь так и получалось — родители смотрели ее вместе с детьми. В идеале, как мне кажется, детский канал должен быть интересен и маленьким, и взрослым — только тогда все «срастется». Потому что не может быть так, чтобы дети узнавали одно, а родители другое — таких «ножниц» нужно избегать.
— А какого проекта не хватает сегодня на детском телевидении?

— Разных детских шоу много, но чего-то схожего по масштабу и по идее с «Утренней звездой» явно не хватает. Потому что именно некоммерческий характер нашей программы, большие творческие возможности, которые она давала, — все это позволяло реально отвлечь от ребят от улиц и подворотни. Я стараюсь быть в курсе судеб участников: многие стали действительно достойными людьми, многие до сих пор общаются и переписываются с другими участниками, у них прекрасные семьи, прекрасные дети.

— То есть Вы считаете, что и сегодня главная угроза для молодого поколения исходит от улицы?

— Понимаете, мы много говорим о том, что молодые люди должны отказаться от алкоголя, от наркотиков. Сейчас мы реализуем проект «Общее дело», выступаем за строительство спортивных площадок. Однако ведь зачастую эти нововозведенные спортплощадки простаивают. Проблема здесь вот в чем: призывая молодежь отказаться от чего-либо, мы должны предложить ей что-то взамен. Я много езжу по стране, и мне больно смотреть на заброшенные деревни: стоят остатки домов, живет одна старушка, все уехали в город. А справиться с городом молодому человеку сегодня очень и очень трудно. Мы должны как-то помочь молодежи. Как именно? Это вопрос сложный, и потребуется немало времени для поиска ответа на него. Но не замечать проблемы просто нельзя — от ее решения зависит наше будущее.