 |
| Русское Воскресение | Николай Губенко | 14.11.2009 |
— Многие читатели задают один вопрос: почему вы не снимаетесь в кино? Почему не ставите фильмы?
— Когда-то я считал, что искусство и культура способны совершенствовать человеческие отношения, делать человека чище и добрее. Поэтому во всех моих картинах очень много добрых людей и почти нет подлецов.
По мере опыта и познания я понял, что идея социальной справедливости стара, как мир, и гибель Христа, Спартака и 20 миллионов соотечественников во Вторую мировую войну отнюдь не усовершенствовали человека. Человек становится все безобразнее, коварнее, агрессивнее.
Между людьми пролегает идея национальной распри, розни, расового раскола. Поэтому, когда не стало Союза, Родины, я понял, что лучше просто совершать хорошие поступки, чем пытаться усовершенствовать эти отношения.
— Вы считаете, что политика сможет усовершенствовать человеческие отношения лучше, чем искусство?
— Я считаю свое присутствие в политике очень конкретным: помочь человеку сделать бесплатную операцию, устроить жилье, спасти музыкальную школу от расформирования, защитить культурные ценности, которые наши оппоненты хотят передать Германии. Никаких словоблудий.
— Вы художественный руководитель театра. Вот вопрос от Георгия: «Почему пресса не пишет о вашем театре?»
— Потому что она заняла пролюбимовскую позицию. Я не буду останавливаться на этом подробно. Могу только сказать, что считаю Любимова предателем своей труппы. Тем не менее, наш театр работает, залы его полны, несмотря на то что 16 лет мы никем не финансировались.
У меня есть и кинозамысел, но он очень дорогостоящий, если учесть, что речь идет о трагикомедии пребывания в должности творческого человека, основанной на моем министерском опыте. Это очень затратный, дорогостоящий проект, потому что в качестве декораций требуются в том числе интерьеры Кремля.
— Вы говорите, что ваш театр никто не финансирует. Как же так, вы столько лет были министром культуры, депутатом Госдумы и не могли добиться финансирования вашего театра?
— Я никогда не пользовался своим служебным положением. Только с декабря 2008 года нас стал финансировать Лужков. И то частично. Билеты у нас очень дешевые. Я бы вообще назвал наш театр общедоступным: мы делаем и очень большие скидки пенсионерам.
— Предвидится ли дальнейшее использование популярных советских брендов для привлечения аудитории к просмотру малохудожественных подделок типа «Исаева»? Как долго еще продлится демонстрация членовредительства и человекоубийства в сериалах — пособиях для бандитов и киллеров. Кто финансирует эти потоки озверения? Почему все нормальные актеры сейчас играют только убийц и киллеров?
— С оценкой «Исаева» я не согласен. Режиссер фильма Урсуляк — талантливейший человек. Мне кажется, там есть блистательные актерские работы. А что касается тенденции киллерства и вообще превращения телевидения в 24-часовой инструктаж нашего населения о том, как убить свою бабушку, чтобы завладеть ее квартирой, или как задушить маму, чтобы отобрать у нее бриллианты, — это нынешняя идеология: разделяй и властвуй. Толстого, Чехова, других классиков на экране вы не увидите. Это современная цензура. Нас отлучили от прекрасной литературы.
— Если выборы фальсифицируют, не лучше ли сдать свой депутатский билет?
— Но тогда скажите, как я доведу свою точку зрения, содержание своих надежд, действий, работы, оценку того, что происходит в «Единой России», противостояние народу этой партии до самого народа? Одно присутствие, хотя бы информирование России о том, что происходит в Думе, — уже плюс. Второй плюс — придание этого огласке через прессу, радио, Интернет, телевидение. А возможность делать добрые дела — это еще плюс.
— Не кажется вам, что при таких фальсификациях на выборах электорат в дальнейшем будет сужаться?
— Я боюсь, что к президентским выборам к урнам придет процентов 17−18 избирателей. И это будут те же самые дисциплинированные пенсионеры.
— По поводу исторического центра Москвы, который планомерно уничтожается точечными застройками: что может сделать ваша фракция, чтобы остановить этот беспредел?
— Сейчас Ресин докладывает правительству Москвы, что началась борьба с точечной застройкой, особенно накануне выборов. Уже заморожено 400 объектов. Я не думаю, что это свидетельствует о том, что правительство Москвы прислушалось к москвичам. Где-то не хватило денег, прекратились финансовые потоки и прочее. Мы в нашей программе предлагали принять все недостроенные здания по остаточной стоимости и направить на ликвидацию сорокатысячной очереди людей, которые десятилетиями ждут эти квартиры. Я уже не говорю о том, что наглость богатых распространяется на уничтожение исторического наследия. Это самое обидное…
— Какой прок от участия в Госдуме известных артистов, спортсменов, не имеющих даже никакого образования. Не кажется ли вам, что каждый должен заниматься своим делом, а не быть свадебным генералом?
— Я согласен. Прок для власти в том, что эти люди приведут за собой к урнам своих болельщиков и поклонников. А для самих спортсменов или актеров, я думаю, никакого прока. Кроме головной боли. Я иногда подозреваю, что если бы я не был депутатом, мой театр бы прихлопнули. А за мной ведь стоит 200 с лишним человек, которые в свое время составляли славу Театра. Конечно, хотелось бы до конца жизни снять еще одну картину обо всем этом бардаке, который происходит сейчас, о гибели Родины…
— Много вопросов по поводу вашей супруги — Жанны Болотовой. Почему она, замечательная актриса, одна из самых красивых актрис нашего кино, не снимается?
— Жанна мне очень помогает. Мне с 92-го года предлагали роли коррупционеров, зажравшихся чиновников и энкавэдэшников, пытающих в тюрьмах невинных людей, цыганских баронов. Ей — проституток, барменш, содержательниц притонов. Можем ли мы согласиться с этими предложениями? А деньги предлагали немалые. В 93-м году за роль цыганского барона сулили 50 тысяч долларов. Я отказался.
Сейчас в сериале к 65-летию Победы снимается картина о Жукове. Предложили главную роль — гонорар 750 тысяч долларов, 5 тысяч за съемочный день! Но я не могу согласиться с такой трактовкой образа маршала! Меня не волнует, с кем он сожительствовал. Меня волнует, что это за человек, что стоит за его поступками, за его решениями…
— В замечательной передаче «Хвост кометы» Сергея Костина вы сказали, что живете во внутренней эмиграции. Вы себя там уютно чувствуете?
— Как же можно уютно чувствовать себя в эмиграции? Даже Березовский и Гусинский, по-моему, себя плохо чувствуют в эмиграции. Это несчастье. Для тех людей, которые родились здесь, в этой прекрасной и человечной среде, которая была в годы нашего рождения, в сороковые…
— Будете ли вы голосовать за Лужкова и продвигать его в мэры Москвы? Обещал ли в противном случае ваш театр закрыть?
— Я думаю, что его будет выдвигать «Единая Россия». Пока Юрий Михайлович сам не захочет, он не уйдет, и его не уйдут.
— Вы с кем-то дружите из артистов, с которыми снимались в «Заставе Ильича»?
— Близких отношений я не поддерживаю. Приятельствуем со Славой Любшиным, недавно Марлен Мартынович Хуциев звонил.
Если бы не было скандала с Хрущёвым по поводу этого фильма, то он не был бы так популярен…
— У вас есть любимая роль в кино?
— Они все мне дороги. Но дороже всего свои фильмы. Во-первых, потому что я сам писал к ним сценарии. Для этого я колесил по стране и слушал людей. Помню, приехал в Новгород, купил велосипед за 50 рублей 50 копеек и ездил на нем с магнитофоном. Где у костра посидишь, где заночуешь на сеновале, где с хозяевами побеседуешь или с рыбаками на берегу озера. У меня километры фонограмм. Они потом входили в диалоги моих фильмов. С фильмом «Из жизни отдыхающих» было так: я купил профсоюзную путевку на море за 46 рублей 56 копеек на 24 дня. Жил один в номере и вкушал всю прелесть мертвого сезона.
— «Подранки» — это из вашего детства? Как подбирали юных актеров?
— Да, на 50% этот фильм — автобиография. Мы отсмотрели 13 000 мальчишек из детдомов и из интернатов. На их лицах видно, что это дети брошенные, несчастные, часто — озлобленные на всю жизнь.
Сейчас ситуация с сиротами стала еще хуже: в стране два с половиной миллиона сирот. Я уже не говорю о том, что закрывается порядка 39 000 сельских школ. У нас уже два с половиной миллиона ребятишек, которым недоступно образование, зато доступны водка и наркотики.
А я в своем детстве узнал, что такое водка, только в 14 лет. Мы знали, что с водкой связаны какие-то градусы, собрали с другом 21 копейку и пошли в магазин. Видим — уксус, на этикетке написано — 5 градусов. Мы сочли, что это спиртное. Взяли, пошли в кусты. Пьем — кисло, еще пьем — противно. Ничего не произошло.
— Николай Николаевич, многие наши читатели спрашивают: почему сейчас нет такого Театра на Таганке? Имеется в виду театр не по актерскому и режиссерскому исполнению, а по той роли, которую он сыграл в обществе. Возможно ли появление сейчас такого театра?
— Театр — это попытка сделать людей единомышленниками. Может ли театр сделать кого-то единомышленниками, когда он пропагандирует разобщение, наживу любым путем, разрыв человеческих связей? Нет. А Театр на Таганке, и вообще традиционный театр, был нацелен на то, чтобы сказать: «Ребята, посмотрите, как мы живем и как мы могли бы жить, если были бы вместе». В какой-то степени его функцию мог бы выполнять мой театр, исповедующий вечные ценности. Но пресса против, денег нет… Тем не менее залы у нас полны.
