Седмицa.Ru | Сергей Чесноков | 05.11.2009 |
Земной победы небесное основание
Слово «единство» в названии праздника — День народного единства, вероятно, следует трактовать не только как единство народа, расколотого 1917 годом на два лагеря, долгое время непримиримо противостоящих друг другу, но и как единство народной истории, склеивание двух ее половин — прошлого и настоящего, — на которые она оказалась разбита все тем же 1917-м. И отрадно, что день этот отмечается не только политическими шествиями и митингами, но и акциями иного рода — восстановлением благодарной памяти спасителям Отечества в годину Смуты рубежа XVI—XVII вв.еков: в этом году 4 ноября в Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале состоится торжественная установка закладного камня на месте воссоздаваемого памятника-часовни у могилы князя Дмитрия Михайловича Пожарского; саму часовню на могиле национального героя России планируется открыть и освятить в 2009 году. 2009 год станет и юбилеем праздника — в его старом и исконном праздновании — Казанской иконе Божией матери в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 году, который был учрежден в 1649 году. Это единство, целостность русской истории как в ее реальном течении, так и духовно-мистическом, в те разломные Смутные годы проявилось в явлениях преподобного Сергия Радонежского Кузьме Минину, со-творителю ратных подвигов князя Пожарского. Сегодня как нельзя кстати вспомнить об этом.Эпохи смут необычайно богаты на события. Что и неудивительно, ведь в стабильную эпоху вроде бы ничего не происходит, все идет своим чередом, а вот во времена конфликтов… И особо значимы в эти времена чудесные явления.
Наверное, никогда не появлялось столько рассказов о чудесном, никогда до такого напряжения не доходила мистическая настроенность русского народа, как в смутное время рубежа XVI—XVII вв.еков.
Чтобы показать силу воздействия видений на тогдашнее общественное сознание, приведем один пример.
В 1609 году преподобный Иринарх, тот, что впоследствии благословил ополчение Минина и Пожарского, «в тонце сне» увидел «Москву-град посечену от Литвы и Всероссийское царство попленено и пожжено по местам». По таинственному повелению он отправился из своей обители в Москву возвестить о своем видении царю. Шуйский с большим почетом встретил преподобного и смиренно, с полной покорностью воле Божией, выслушал себе небесный приговор[1].
Гласы иного мира становятся все отчетливей по мере приближения к нему, в своем пределе — когда отдельный человек или весь народ оказываются на грани смерти. В моменты смертельной опасности на поверхность выходит сокрытое, подлинное естество вещей, поэтому, как справедливо писал дореволюционный историк Д.И. Успенский, «видения Смутной эпохи не только показатель тогдашней психической настроенности народа, но вместе с тем, в известной степени, и характеристика народного политического самосознания: религиозно-мистический элемент — его обычный спутник"[2].
А что побудило простого горожанина нижегородца Кузьму Минина начать рассылать письма по всем концам Русской земли и организовывать ополчение? Ответ на этот вопрос — в замечательном литературно-историческом памятнике «О явлении чудотворца Сергия Кузьме Минину и о собрании ратных людей на очищение государства» Симона Азарьина[3].
Почему именно Сергий?
О значении Сергия Радонежского для русской культуры написано немало, так что сложно что-то новое добавить к прекрасным словам Василия Ключевского и отца Павла Флоренского, Бориса Зайцева и Валентина Распутина.
Но поскольку речь идет об избавителе от второго ига (польско-литовского) — Кузьме Минине, сразу же приходит на ум главное: Минину явился именно молитвенник об избавлении от ига первого, татарского. Следует сказать, что именно основанная преподобным Сергием Троицкая лавра на тот момент была основным оплотом идеологической борьбы с польско-литовско-шведской (католическо-протестантской) интервенцией.
Как заметил современный исследователь Г. Попов, в явлении Минину именно Сергия Радонежского легко фиксируется привязка нижегородского купца к Троице-Сергиевой лавре. К тому же Минин не из мясной лавки вышел на площадь, он уже служил в ополчении Алябьева и Репнина. В том же ряду исследователь называет и выдвижение князя Пожарского в качестве полководца и лидера, идея чего принадлежала Минину. Как пишет Попов, «…именно Пожарского хорошо знали в Троице: здесь он лечился от ран"[4].
Не менее важен тот момент истории нижегородского ополчения, когда Пожарский в нерешительности стоял в Ярославле, медлил и колебался. И тогда «для уговоров» в Ярославль едет лаврский келарь Авраамий Палицын.
Напомним, само побуждение народа к выходу из Смуты связано с именем опять-таки лаврского архимандрита — преподобного Дионисия, ставшего настоятелем монастыря в феврале 1610 года, вскоре после снятия осады с обители.
Подлинных побед в годы Смуты, в годы уныния духа народного было не так-то много, и потому редкие победители пользовались совершенно особым авторитетом и популярностью.
Троицкий монастырь вышел победителем из самого крутого водоворота Смуты. «Курятник» и «воронье гнездо», как презрительно называли его тушинцы и поляки, геройски выдержал 16-месячную осаду Сапеги (1608−1610), несмотря на кровавые штурмы, тесную блокаду и многократное численное превосходство осаждавших.
Помощь и уход за ранеными и больными, питание алчущих и предоставление крова бездомным — вот основные занятия троицких иноков, руководимых преподобным Дионисием. Когда московские купцы, корыстно используя время разрухи, взвинтили цены на хлеб, Дионисий вывез на рынки все запасы монастырской пшеницы, сбив цену и сохранив жизнь тысячам людей. Ученик святого патриарха Ермогена, преподобный Дионисий так же горячо, как и он, любил Русскую землю и страдал вместе с ней.
Получив свободу после снятием блокады, Троицкий монастырь развил активную патриотическую деятельность. Снабжал царя Василия деньгами (всего свыше 20 тысяч рублей), затем помогал стесненной осадой Москве продовольствием, оружием и людьми, своими грамотами агитировал в Поволжье и других городах встать на защиту Родины от поляков.
В октябре 1611 года одна из таких грамот достигла Нижнего Новгорода как раз накануне того, как Кузьме Минину являлся преподобный Сергий. Иные исследователи прямо объясняли явление Сергия тем впечатлением, которое патриотические грамоты произвели на будущего героя.
Следует сказать, что в эти грозные дни преподобный Сергий являлся и другим мирянам по всей Руси, и сугубо инокам своей святой обители, и тушинским казакам, ее осаждавшим. Один казак из неприятельского войска пришел в монастырь и рассказал о явлениях преподобного: многие из них видели, как по монастырским стенам ходили два светозарных старца, похожие по описанию на чудотворцев Сергия и Никона. Преподобные Сергий и Никон в чудесных видениях являлись не только для утешения и одобрения монастырских защитников, но иногда и для разрешения возникших среди них недоразумений, а также для устрашения осаждавшего неприятеля.
Пламенные грамоты, необычайные видения, всегда связанные с обликом преподобного Сергия, начавшиеся проявляться повсеместно среди людей самого различного положения, вызвали в народе подъем религиозного чувства, величайшего напряжения, при котором чудо освобождения и очищения Московского государства сделалось возможным.
Героический подвиг защитников Троице-Сергиевой лавры и спасение страны от Смуты летописцы приписывали исключительно заступничеству святых.
Так, Авраамий Палицын впоследствии в своем «Сказании» старался представить стойкость обороны как результат небесной силы и помощи первых игуменов монастыря — Сергия и Никона. Другим троицким келарем, Симоном Азарьиным, была составлена специальная книга «О новоявленных чудесах преподобного Сергия», где собственно мы и находим сказание о явлении преподобного Сергия Кузьме Минину.
При этом следует заметить, что, как отмечают многие исследователи, сказание о видении Сергия Кузьме Минину, слышанное от него самого, выделяется среди других сказаний Азарьина особенной яркостью подробностей. Что и не удивительно, поскольку оно — ключевое для понимания самосознания тогдашней эпохи в целом.
Цитируя первоисточник
В сказании Симона Азарьина «О явлении чудотворца Сергия Козьме Минину и о собирании ратных людей для освобождения государства» отнюдь не отрицается связь патриотической деятельности лаврского архимандрита Дионисия, от грамот которого «многие начали приходить в сокрушение», с видением Минина. Как пишет сам Азарьин, «особенно основательно взялись за дело в Нижнем Новгороде и стали размышлять, как и каким образом оказать помощь Московскому государству».
Для облегчения восприятия текста приведем отрывки из него в переводе на современный русский язык: «Был в Нижнем Новгороде муж благочестивый по имени Козьма Минин, по ремеслу мясник, проводивший жизнь свою в целомудрии и прочих добродетелях. Он, любя безмолвие и постоянно имея Бога в сердце своем, надолго разлучался с женой своей, уходя в особую комнату».
Сейчас рядом с этой моленной комнатой-кельей Минина находится церковь Рождества Иоанна Предтечи, располагающаяся невдалеке от старинного Благовещенского монастыря, основанного митрополитом Алексием и посещавшегося преподобным Сергием. В ней находятся мирские учреждения, и вот уже более 50 крестных ходов совершили нижегородцы, ревнующие о том, чтобы храм этот был передан Церкви.
Но вернемся к повествованию: «Однажды, когда он спал в этой комнате, явился ему чудотворец Сергий и повелел собирать казну, нанимать ратных людей и идти на освобождение Московского государства. Пробудившись, Козьма пребывал в великом страхе, но подумал, что устроение войска для него непривычно, и не придал этому сну значения. И в другое время было ему такое же видение, во второй раз, — и снова он пренебрег им».
Обратим особое внимание на это «не придал сну значения»: здесь благочестивая история являет завидный пример для всех современных патриотов, пример, исполненный глубокого смирения, как раз и свидетельствующего об истинности происходившего. Таковы законы, по которым высшие реальности духовного мира только и могут вторгаться в пределы земной истории, раздвигая ее и возводя в историю священную.
Тот же мотив смирения мы находим и в других подлинно эпохальных явлениях мировой истории, свидетельствующих о том, что вовсе не сразу берется православный человек за осуществление своей предначертанной от Бога миссии.
Так, не однажды являлась Пресвятая Богородица в сонном видении крестьянке Евдокии Адриановой, когда обретена была Державная Ее икона. Не хотели возвращаться в Муром и святые супруги Петр и Феврония, пока трижды не были о том всенародно прошены. Многих трудов стоило братии упросить и самого преподобного Сергия стать игуменом Радонежским, а стать митрополитом Московским его не смог упросить даже святитель Алексий.
Вот и Кузьма Минин внимает только повторному видению, когда преподобный Сергий является уже с грозным обличением: «Разве я не говорил тебе? Такова воля Божия — помиловать православных христиан и от шумного мятежа привести к тишине, потому-то я и велел тебе собрать казну и нанять ратных людей, чтобы они, с Божией помощью, очистили Московское государство от безбожных поляков и прогнали еретиков».
Проснувшись в трепете и великом ужасе, Кузьма почувствовал, что тяжко болен: «…что все внутренности его сдавлены, и так он ходил с больным животом». Только теперь он понял, что тяжко согрешил, когда в предыдущие разы пренебрег Божиим откровением. Кузьма стал каяться и усердно молиться преподобному Сергию об исцелении и дал обет исполнить все, что тот ему повелел.
Так на истинном камне веры и не на чем ином основано было дело спасения русского народа — второе победоносное нижегородское ополчение, для которого Мининым были найдены и полководец (князь Дмитрий Пожарский), и духовное руководство (нижегородского протопопа Дионисия), и пророческое благословение (преподобного затворника Иринарха).
Главный критерий истинности чудесного явления — преображение личности свидетеля. Что же узнаем мы о Кузьме Минине, сподобившемся троекратного видения святого? Азарьин пишет: «Он прежде всего начал с себя: кое-что немногое оставил в доме, а остальное имущество свое отдал в общий котел для снаряжения ратных людей». Минин не стал претендовать на самоличное лидерство, но нашел воеводу — князя Пожарского, а потому впоследствии сумел сыскать и царя.
Это еще одна черта, которая отличает подлинного избранника Божия от самозванца. Задачей Минина было исполнить волю Божию, благую и всесовершенную, а не утвердиться на Московском престоле и даже не максимально приблизиться к нему, что и занимало всех остальных политических лидеров тогдашней поры, так и оставшихся неудачниками.
Особый момент в сказании Азарьина — это приход ополчения в Троице-Сергиеву лавру: «Когда они пришли в Троице-Сергиев монастырь, было с ними огромное войско. Отслужили молебен, и Козьма поведал архимандриту Дионисию о явлении преподобного, о чем мы писали выше. Услышав об этом, архимандрит, изливая горячие слезы по ланитам, возблагодарил Святую Троицу, и Пречистую Богородицу, и преподобного Сергия и никому не рассказывал о том, пока не исполнилась благодать Божия».
Это еще один весьма характерный момент, свидетельствующий о духовной трезвенности Минина, который жил по заветам святых отцев, не надеялся на собственные силы и думал не о своей славе, а о славе Божией. А Бога прославить можно было лишь сделанным делом.
Правда, справедливости ради отметим, что в других источниках все же встречаются упоминания о том, что Минин прилюдно на площади возвещал нижегородцам о своем видении. А именно, что даже некий стряпчий Биркин «сумнишеся» в передаваемом, после чего Минин заставил Биркина замолчать, пригрозив обличить и его в чем-то перед православными.
Выскажем гипотезу, что возможно Минин не сразу пришел к справедливости указанного святоотеческого принципа молчания, но поначалу возвещал о своем видении многим, пока не убедился в тщетности подобной линии поведения.
Начавшись с видения Сергия Радонежского, нижегородское ополчение и заканчивается видением же, причем уже не Минину, а другому, что лишний раз подтверждает объективную истинность происходящего: «Спустя некоторое время преподобный Сергий на своем подворье у Богоявления, в Москве, явился галасунскому архиепископу Арсению, избавил его от голодной смерти и поведал ему об очищении Московского государства. На следующий день русские люди взяли приступом Китай-город, а вскоре взяли и Кремль, побили окаянных поляков, оставшихся же отправили в заточение».
Здесь важно отметить, что Минин был лишь одним из орудий действия Промысла Божия, и возможность победы как раз и появилась после того, как разные люди согласились быть проводниками Промысла, соединяющего усилия немногих, но верных в единую победоносную волну: «Так, по молитвам Пречистой Богородицы, и святых московских чудотворцев, и преподобного чудотворца Сергия, явлением его, была одержана преславная победа и одолели врагов, так что государство, долгие годы попираемое нечестивыми, очистилось, и корабль христианский, проплыв сквозь беды жизни сей, словно по многоволнуемому морю, достиг тихого пристанища».
«Преподобный знает, где нет неверия и предательства»
В исторической литературе явление Сергия Радонежского Кузьме Минину осмыслялось по-разному: с одной стороны — чисто академические исследования в духе Д.И. Успенского, лишь констатировавшего факты, с другой — сомнения советской историографии, утверждавшей, что клирикам Троице-Сергиевой лавры было выгодно приписать спасение Отечества заступничеству святых, поскольку в середине XVII века, когда писания оформились в своеобразный свод, как раз шла тяжба с государством по поводу церковного имущества.
Следует заметить, что неверие чудесным явлениям встречалось и в те далекие времена.
Как можно узнать из источников, горячий и неутомимый почитатель преподобного Сергия Симон Азарьин, казначей (1634−1646), а потом келарь (1646−1653) Троице-Сергиевой лавры, встретил немало скепсиса по отношению к своему главному труду о чудесах и видениях преподобного. Положив в основу своего извода жития преподобного житие, составленное Епифанием и Пахомием, он внес в текст стилистические и другие правки и присоединил вновь записанные им 77 чудес. По желанию царя Алексея Михайловича, сдал свой труд в печать.
Выпуск жития из типографии в 1646 году сопровождался любопытным инцидентом. Справщики отнеслись с недоверием к «новоявленным чудесам» и напечатали только 35 рассказов Симона, остальные же «вменили в случаи, а не в чудеса». Эти 42 рассказа на печатном дворе затеряли или уничтожили. Возмущенный Симон с еще большим старанием продолжал собирать сведения о «чудотворениях Сергиевых». Как пишет советский скептик, вторя скептикам века XVII: «В обширном предисловии к «Сказанию о новоявленных чудесах» с нескрываемым раздражением писал он о печатниках и упрямо отстаивал свою фантастику… Его новый труд был напечатан только на исходе XIX века в качестве памятников древней письменности, когда уже утратил свое агитационное значение, став подлинно летописным"[5].
Годы Смуты прошли, и то, чему доверяли в критической обстановке, в мирное время воспринималось с сомнением.
Любопытно, что приведенные Азарьиным факты встретили горячий отклик, например, у такого духовно не трезвого автора как Н.К. Рерих, который посвятил преподобному Сергию особую страницу в своем творчестве.
«Преподобный знает, когда спасти», «Преподобный знает, когда явиться», «Преподобный знает, когда помочь», «Преподобный знает, где нет неверия и предательства» — эти горячие многократные повторения были произнесены Рерихом на освящении часовни преподобного в американском Радонеже (штат Коннектикут). А поскольку основаны они все-таки на народном мнении о преподобном, то к этим словам Рериха следует прислушаться и православному сознанию, подчас излишне рационалистичному.
Сегодня, в годы новой смуты, свидетельства о видениях Сергия Радонежскому вновь оказываются востребованы и актуальны в православном народе. Как выразился, размышляя о видении Минину Сергия Радонежского писатель Валентин Распутин: «…поскольку в нас «превалирует чердак», материалистическое мышление, мы, и вспоминая, чувствуем неловкость за странную избирательность своей памяти: почему-то сохраняется то, что должно бы испариться, и испаряется — что вбивалось гвоздями"[6] - писатель говорит, конечно же, о марксизме-ленинизме.
Следует сказать, что видению Минина предшествовало видение другого нижегородца — Григория. В нем сообщалось о необходимости трехдневного поста и молитвы для умилостивления небес и прекращения Смуты. Весть о нем распространилась по многим городам, видение было принято за откровение: люди молились и постились «от недели и до субботы, а постилися три дни: в понедельник, во вторник и в среду ничего не ели, не пили; в четверг и пятницу сухо ели»; «даже скоту не давали ясти», «младенцы мерли с того поста».
Однако же в самом Нижнем Новгороде, где, казалось бы, прежде всего должны были отозваться на это видение, реакция была парадоксальной: «…и мужа Григория такова не знаху, и посту в Нижнем не бысть; нижегородцы же о том дивляхуся, откуда то взяся; неведомо — от Бога ли или от человека…"[7]
В этом не трудно увидеть особо трезвенное настроение нижегородцев. Их, с их купеческим, рациональным умом, сподвигнуть на конкретные шаги могла лишь объективная реальность. Как и случилось.
О смысле единства: взгляд из Нижнего Новгорода
А чем еще, кроме явления Минину, преподобный Сергий связан с городом, давшим начало победоносному ополчению? Историей личного посещения Сергием Нижнего Новгорода.
Оно имело место в 1366 году и вот при каких обстоятельствах.
Суздальский князь Борис Константинович, не желая признавать власти московского князя, самовольно захватил Нижний Новгород — вотчину своего старшего брата Дмитрия Константиновича, к тому времени уже подчинившегося Москве.
Не желая братоубийственного кровопролития, великий князь Дмитрий Иванович Донской просит святителя Алексия направить в Нижний Новгород преподобного Сергия, чтобы вызвать Бориса в Москву. Сергий исполняет послушание, но даже его тихому и кроткому гласу, которому некогда вняли и ростовский князь Константин Васильевич, и суздальский Дмитрий Константинович, и Олег Рязанский, не внимает гордыня Борисова. На увещания Сергия он отвечает, что князей судит один только Бог. Он же, Борис, знает только хана, который утвердил за ним Нижний Новгород, и больше не желает подчиняться никому.
Тогда властью, данной ему митрополитом, преподобный Сергий затворяет все храмы в Нижнем. Надо знать, какое значение имел храм в жизни наших предков, чтобы понять всю суровость этой меры: негде стало крестить детей, венчать молодых, поминать и отпевать покойных. Негде стало молиться! Горожане были на грани бунта, и князь Борис вынужден был покориться. Тем временем из Москвы приходит сильная рать под начальством его брата Дмитрия Константиновича, и Борис выходит навстречу старшему брату с повинной.
Вот так в конкретно-краеведческом приближении выглядело дело примирения феодальной междоусобицы на Руси, той самой, ставшей причиной первого ига; таково местное краеведческое знание, делающее более отчетливым образ преподобного Сергия и те «методы», которыми он действовал во благо единства Руси.
Историческая реальность выглядит вовсе не так елейно, как это подчас пытаются в упрощенном виде представить, толкуя символ соборного объединения Руси — икону Пресвятой Троицы Андрея Рублева — в либерально-демократическом духе эгалитаризма.
Да, конечно, когда мы размышляем о священной триаде — царя, священника и пророка, явленной в образе соузничества великого князя Дмитрия, святителя Алексия и преподобного Сергия, то параллели с Рублевским образом вполне могут быть правомерны.
Но что касается вопроса о власти государственной, то примирение княжеских междоусобиц не может происходить на основе равенства.
Пример преподобного Сергия учит нас, что примирение политиков — это постепенное приведение всех их под власть одного, в основе чего может лежать только духовный авторитет Церкви. В той конкретно-исторической ситуации — это была власть московского князя.
И если сегодня многие об этом забыли, то тогда, в веке XVII, для всех (и для нижегородцев в особенности) видение простому купцу Кузьме Минину именно Сергия Радонежского означало именно это — купно за едино.
В перспективе — за власть одного. Таков смысл русского понимания единства.
Вовсе не случайно параллельно с введением нового праздника Дня единства с самых высоких трибун стали раздаваться заявления о «суверенной демократии», об особом пути России, о своеобразии отечественных традиций гражданского общества[8]. Поэтому всем нам нужно особенно четко помнить о каком единстве, о каком «гражданском обществе» (применительно к событиям Смутного времени) идет речь.