Я пою в церковном хоре

Православное богослужение немыслимо без церковного пения, без хора. Правда, в наших условиях это далеко не всегда настоящий, профессионально организованный хор. В ином маленьком храме поют два-три человека. Но зависит от этих двух-трех человек невероятно много.

Человек на клиросе вольно или невольно постигает богослужение изнутри. Его восприятие — это восприятие особое. Он изначально призван не только получать, но и сразу — отдавать другим, помогать другим в духовном труде, в раскрытии глубинного смысла всего, происходящего в храме. Чем же оно для него становится — это место на клиросе?

«Я пою в церковном хоре» — как часто приходилось мне произносить эти слова. Но значение их для меня самой с годами качественно менялось, наполняясь новыми впечатлениями и оттенками смысла, обрастая конкретными деталями. Для верующего человека всё, что он делает в Церкви, — служение. Приносит ли мое служение достойные плоды? Научаюсь ли я правильно пользоваться его духовными дарами? Ведь не случайно же Господь поставил меня на это место… А умею ли я по-настоящему ценить этот Божий подарок?

Предложение петь в храме, полученное почти семь лет назад, действительно стало для меня подарком. Я тогда только начала воцерковляться, и мне хотелось постоянно что-то узнавать о Православии, углубляться в него, хотелось поскорее стать частью всей этой величественной красоты, открывавшейся мне. Мечтала ли я петь в церкви? Конечно, мечтала, но как-то шепотом, как о несбыточном: «Может быть, когда-нибудь?.. Как это было бы хорошо!». И вдруг, всего через четыре или пять месяцев с момента моего сознательного вступления в Церковь меня зовут: приходи, научим.

Храм, куда меня пригласили, маленький, мало известен саратовцам, располагается на территории областной больницы в Смирновском ущелье. Освящен в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение». Службы здесь проходят по воскресным дням и по особым праздникам. Идеальные условия, чтобы попробовать себя на новом поприще. Одновременно с этим, однако, я испросила благословения петь иногда на клиросе храма в честь Покрова Божией Матери, прихожанкой которого в то время была. Именно для того, чтобы научиться — ведь там настоящий, профессиональный хор.

Певчие, пришедшие на клирос, как и я, «из народа», сталкиваются с несколько большим количеством трудностей, чем их профессиональные коллеги. Основная проблема — отсутствие навыка «чтения» музыки, когда ты не просто воспроизводишь заученную мелодию, а именно читаешь незнакомый или малознакомый музыкальный текст. Поешь ноты, попадая с одной на другую в любых комбинациях, как будто складываешь буквы в слова. Оказалось, что знать музыкальную грамоту для этого ничтожно мало.

Но трудности меня совершенно не пугали. Ничем не обоснованная уверенность в своих силах и огромное желание петь в храме помогли мне. «Дорогу осилит идущий!» — таков был мой настрой.

Мне, конечно, несказанно повезло с тем коллективом, в который я попала. Подавляющее большинство певчих Покровского храма были профессиональными музыкантами и просто хорошими людьми. Старшие коллеги с огромным терпением относились к моим профессиональным недостаткам и помогали их искоренять. Мне посчастливилось работать с несколькими регентами, и каждый из них дал мне что-то свое для понимания церковного хорового пения. Основные профессиональные навыки я получила под руководством Натальи Серовой. Благодаря ей я усвоила главное — нужно быть предельно внимательной к так называемым мелочам. Точнее, понимать, что мелочей в нашем деле просто нет. Дисциплинированное пение исключительно по руке регента, четкая артикуляция, чувство ансамбля, умение слушать партнеров, умение держать партию — вот важнейшие уроки первых лет. В это же время я пыталась освоить и правильное формирование и подачу звука. Но основные сдвиги в этом направлении произошли благодаря уже другому регенту — Татьяне Михайловне Нечкиной. Она смогла найти самые точные и понятные для меня слова, чтобы мое пение приблизилось к требуемым нормам. Последний регент, с которым я работала, — Михаил Толчин. С ним у меня была возможность хорошо попрактиковаться в чтении незнакомого музыкального текста и почти избавиться от страха перед этим.

Сейчас я уже не пою в Покровском храме, но остаюсь певчей больничного храма в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение». С регентом и моей духовной сестрой Ольгой Еремчук мы поем чаще всего вдвоем, что, конечно, существенно отражается на подборе репертуара. Дуэт не в силах полноценно передать красоту православных песнопений. Но мы делаем все для того, чтобы реализовать опыт, полученный в Покровском храме. Ведь в церкви петь плохо недопустимо. Мы не имеем права своими запинками, ошибками или небрежностью помешать тончайшему и важнейшему процессу — беседе души с Богом, стоянию человека пред Лицом Божиим.

С самого начала, как только я встала на клирос, у меня возникло ощущение, будто я на службе впервые. Надо было заново учиться сосредоточенности на молитве, запоминать последовательность богослужения, заучивать уже, казалось, давно знакомые слова песнопений. Но как по-новому при этом открывалось для меня и богослужение, и само Православие! Только на клиросе я узнала, что существует суточный богослужебный круг, а также недельный и годовой, узнала принципы их построения и взаимодействия, узнала, какие существуют типы служб, их особенности. А богослужебные тексты — это безграничный источник познания веры. Это неизмеримые по своей красоте и глубине слова, в которые вложено столько святости и любви к Богу, что иногда страшно их произносить: душа замирает! И замечательнее всего то, что изучение богослужебного устава, наблюдение за тем, как строится служба именно в этот день недели, в это число месяца, в этот год, никогда не может наскучить. Это связано с самим принципом действия устава, с его подвижностью.

Мы стоим близко к алтарю и иногда слышим слова молитв, которые произносит там священник. Тогда происходящее в храме и уже, казалось, давно познанное обретает для нас еще большую глубину. Помню, однажды услышала, как после причащения прихожан батюшка произнес, погружая в Чашу вынутые из просфор частички: «Омый, Господи, грехи всех поминавшихся здесь Кровию Твоею честною…». Это меня так поразило! То есть о тех людях, имена которых мы пишем в обеденных записках о здравии и упокоении, священник сначала молится на проскомидии, а потом просит смыть их грехи Кровью Христовой. Сердце содрогнулось — так живо откликнулась в нем Крестная смерть Спасителя. Смерть Бога за каждого человека, который был и только еще будет на земле…

Теперь я понимаю, почему церковную службу называют живым богословием. В центре всего — жертва Христова, совершаемая здесь и сейчас. А вокруг этого центра действуют, сплетаясь между собой, прошлое (в виде библейских образов и воспоминаний подвигов святых угодников), настоящее (сам факт совершения богослужения) и будущее (заключенное в значении Таинства Евхаристии для человека). Соприкосновение с этой тайной делает, кажется, невозможным равнодушное пребывание на службе.

Но, к сожалению, у людей, работающих в храме, бывает страшное искушение — привыкание к святыне. И непонятно, как можно избежать этого и как с этим бороться. В какой-то момент я стала замечать, что, ежедневно бывая на службе, я всё меньше времени и возможности нахожу во время нее для молитвы, а всё больше занята посторонними мыслями. Сердце становилось всё безучастней. Появилась угроза того, что пение в церкви станет просто работой, пусть и любимой. Заметить в себе подобное настроение для христианина — катастрофа. И что можно в этом случае предпринять? Я попыталась взять себя в руки и старалась сохранять внимание максимально к каждому слову на службе. Господь сразу приходит на помощь даже самому скудному нашему труду. И на самом деле, после некоторых усилий через навалившуюся эмоциональную глухоту вдруг пробивается ясность. Обычно таким отрезвляющим действием обладает подготовка к Причастию. Каноны и молитвы, входящие в подготовительное молитвенное правило, прогоняют туман из мыслей и сердца, пробуждают душу: «Да буду дом Твой, причащением священных Таин, живущаго Тя имея в себе со Отцем и Духом…». Только вдуматься! Буквально каждое слово Последования ко Святому Причащению способно оживить закоснелые чувства.

Другое дело, что опасность привыкания к святыне никуда не исчезает и вряд ли исчезнет. Научиться бы только угадывать в себе это состояние души, чтобы побеждать его еще в зародыше…

Только оказавшись на клиросе, я почувствовала, что нахожусь практически в алтаре. К нотам и богослужебным книгам прикасалась почти как к святыням. Сейчас, конечно, отношение к многократно перелистанным, прочитанным и спетым октоиху, минеям, нотным сборникам иное. Это, скорее, хорошо знакомое и любимое орудие, которое берешь уверенной, но трепетной рукой. Зато я все чаще начинаю задумываться о том счастье, которое мне выпало. В своей жизни каждый может послужить Господу своей молитвой, вниманием и помощью ближнему, и это уже очень ответственно. А труждающимся в храме предоставлен как бы дополнительный шанс. И когда осознаешь, что ты являешься частью того инструмента, или, лучше сказать, организма, с помощью которого Церковь служит Богу, то радость и ликование приходят на сердце, а вместе с ними и покаяние.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=7461&Itemid=125