Фонд стратегической культуры | Александр Воронцов | 30.10.2009 |
Можно допустить, что эти «особенности» объясняются «вежливостью по-русски», этаким дипломатическим политесом. Однако подобная «сверхгибкая» линия поведения уже сейчас способствует не только формированию сомнений и неуверенности у части российского населения, но и возникновению ложных представлений о готовности руководства РФ к территориальным уступкам Японии и другим государствам. В связи с этим представляется актуальным отслеживать и принимать во внимание реакцию на развитие российско-японского переговорного процесса в сопредельных странах, в данном случае — в государствах Корейского полуострова.
Необходимо подчеркнуть, что в обоих корейских государствах проявляют пристальный интерес ко всем перипетиям, сопровождающим российско-японские переговоры относительно территориального размежевания. Этот интерес в значительной степени определяется двумя факторами:
1. Наличием у корейцев аналогичного территориального спора с Токио по поводу принадлежности острова Токто (яп. — Такэсима);
2. Существованием потенциальных территориальных претензий к России.
Весьма примечательно при этом, что как у «тоталитарно-коммунистической» КНДР, так и у «демократическо-рыночной» РК, находящихся между собой, как известно, в сложных, нередко конфликтных отношениях, подход к указанным проблемам практически идентичен.
По вопросу о принадлежности острова Токто позиция и Пхеньяна, и Сеула исключает малейшие сомнения в том, что он принадлежит Корее (в настоящее время последний находится под юрисдикцией РК). В обеих странах публикуются многочисленные исторические документы и исследования, обосновывающие подобное утверждение. Невзирая на острые идеологические и политические разногласия между КНДР и РК, ученые-историки обеих стран на многочисленных двусторонних конференциях приняли ряд совместных документов с решительным осуждением посягательств Японии на исконно корейские земли в виде этого крохотного скалистого острова.
У представителей обоих корейских государств вызывает недоумение тот факт, что в России японские притязания на Южные Курилы не получают решительного отпора. Более того, в РФ создается терпимая, если не благоприятная атмосфера для распространения японской трактовки территориального спора; в среде российской политической и интеллектуальной элиты находятся популяризаторы позиции Токио. И это в ситуации, когда подход Токио к данной проблеме отличается непримиримостью, блокирующей проникновение в японское общество любой информации, противоречащей официальной версии. Достаточно вспомнить факт закрытия российской выставки в Токио в середине 90-х гг., содержащей политическую карту РФ, которая, естественно, включала «спорные острова» в состав России, до тех пор, пока данная карта не была удалена из выставочной экспозиции.
В КНДР появление «прояпонских» симпатий в вопросе о территориальном споре исключено по определению. В РК также любое выражение не только поддержки, но и даже понимания аргументов японской стороны автоматически означало бы политическую смерть для политика, конец профессиональной карьеры — для государственного чиновника, учёного, журналиста и др.
На Корейском полуострове отдают отчёт в том, что в случае полного или частичного удовлетворения российской стороной японских территориальных требований произойдёт неизбежное и, естественно, нежелательное для корейцев ужесточение позиции Токио в претензиях на остров Токто. Другими словами, российско-японские переговоры становятся элементом корейско-японских и, опосредованно, российско-корейских отношений.
Ряд южнокорейских учёных предлагают научной общественности России, Кореи и Китая (ко всем этим трём странам у Японии имеются территориальные претензии!) объединиться и выступать единым фронтом с целью противодействия притязаниям японских правящих кругов.
Рассматривая второй аспект корейской позиции в отношении российско-японских переговоров по территориальному размежеванию, необходимо выделить следующее. И в КНДР, и в РК не забывают о существовании в период с 698 по 926 гг., как там уверены, корейского государства Бохай, занимавшего обширные районы современных Приморского и Хабаровского краёв РФ, а также части КНР. И в Северной, и в Южной Корее ведутся целенаправленные исторические и археологические изыскания по данной тематике. По мере изучения корейцами этого вопроса просматривается тенденция к расширению границ государства Бохай на север. Традиционно (во всяком случае, в 1979—1980 гг.) в состав данного государства включались южные регионы Хабаровского края СССР / РФ. Посетив Исторический музей г. Пхеньяна в ноябре 2001 г., автор этих строк познакомился с картой, на которой северные границы Бохая продвинулись далеко на север и уже охватывали Аяно-Майский район Хабаровского края, приближаясь к Охотску.
В настоящее время руководство обоих корейских государств в отношениях с Москвой предпочитает держать подобную историческую аргументацию в резерве. Однако дискуссии, идущие в научных и отчасти политических кругах этих стран, свидетельствуют о потенциале актуализации этой тематики и её трансформации (при соответствующем изменении международно-политических условий) в конкретные территориальные требования к РФ. В частности, можно ожидать притязаний объединённой Кореи на южную часть Приморского края, где до переселения 1937 г. существовал район компактного проживания корейского населения в составе царской России и СССР.
Линия поведения Москвы на переговорах с Токио по территориальному размежеванию, все малейшие изменения её аргументации, особенно в направлении смягчения первоначальной позиции, становятся предметом скрупулезного изучения как в Пхеньяне, так и в Сеуле. Наблюдаемая в последние годы непоследовательность и «гибкость» российской стороны воспринимаются многими на Корейском полуострове как проявление недостатка политической воли и готовности к уступкам под напором бескомпромиссно жёстокой наступательной позиции Токио. Данное обстоятельство способствует формированию в обеих корейских столицах представления о перспективности нажима на РФ при обсуждении в будущем территориальных проблем.
Сразу после мартовского 2001 г. российско-японского саммита в Иркутске северокорейские дипломаты в беседах с российскими коллегами стали, пока полушутя-полусерьёзно, пробрасывать мысль, которая звучит так: «Раз вы такие щедрые в отношении собственных территорий и проявляете на переговорах с Японией готовность поделиться ими, то, может быть, и нам стоит поставить в повестку дня наших двусторонних отношений вопрос о возвращении КНДР земель, на которых сегодня расположены Владивосток и Хабаровск?»
Опыт установления дипломатических отношений между СССР и РК в 1990 г. также подтверждает, что распространяющиеся в российском обществе ожидания крупных инвестиций, кредитов и иных форм финансово-экономического содействия со стороны «благодарной» Японии в случае передачи ей Южных Курил абсолютно беспочвенны. В период до установления дипломатических отношений официальные представители весьма заинтересованного в этом Сеула настойчиво проводили мысль о том, что именно отсутствие последних сдерживает реализацию крупных инвестиционных проектов с участием делового мира РК в СССР. Однако после дипломатического признания Москвой Сеула те же южнокорейские дипломаты, мгновенно забыв о своих обещаниях, стали утверждать, что, с одной стороны, произошло рутинное событие, а с другой — правительство РК не в состоянии направлять деятельность корейского бизнеса. Такой будет реакция и японцев.