 |
| Православие и современность | Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин (Корчагин) | 27.10.2009 |
Сегодня привычным фоном нашей жизни стали явления, которые некоторое время тому назад были бы просто немыслимыми с точки зрения общественной морали и нравственности. Слишком много соблазнов, причем агрессивно навязываемых, буквально оттаскивающих человека от Христа, от веры. В этом смысле — да, христианину сегодня труднее, чем вчера.
— Играют ли при этом роль современные технологии, современные средства коммуникации?
— Да, конечно, потому что любое техническое достижение — это палка о двух концах. Достаточно тривиальный пример — использование атомной энергии. В том же ряду — Интернет, где можно найти массу полезных сведений или погрузиться в омут полного безобразия.
Состояние нашего современника можно прекрасно описать с помощью такого святоотеческого образа: сегодня человек — как дом с открытыми настежь дверями и окнами, туда входит, кто хочет, и заносится ветром все, что только можно.
С другой стороны, я все же не думаю, что, скажем, две тысячи или сто лет назад было гораздо легче быть христианином, живя в миру. Ведь почему тогда возник феномен монашества? Почему люди уходили из благополучной, казалось бы, христианской империи — в пустыню? Для того чтобы без помех и без компромиссов со своей совестью жить согласно евангельским заповедям. Выбор — за человеком. Выбор есть всегда, но сделать этот выбор может только сам человек. Так происходит сегодня, так было и две тысячи лет назад.
Когда монахи отшельники Египетской пустыни приходили на рынок в Александрию продавать свое рукоделие — сплетенные ими из пальмовых ветвей циновки и корзины, — я думаю, что этот рынок тоже не был местом, где собирались только целомудренные и благочестивые люди. Скорее, наоборот, пустынникам там было трудно. Но у них был какой-то навык, который позволял им не смешиваться с миром. То, что навязывал им мир, не приражалось к их сердцу, и они оставались сами собой.
— А как можно этот навык приобрести?
— Дело в том, что монашество — это очень трудный ежедневный, ежечасный подвиг борьбы со всем тем скверным, недостойным, что есть в человеческом сердце. Подвиг до самозабвения. Недаром отцы говорили: «Дай кровь — и прими Дух». Фраза известная, часто цитируемая, но мало кто задумывается над ее содержанием: отдай все свои душевные и физические силы, трудись не просто до пота, а до крови — тогда ты примешь от Бога какие-то духовные дарования и исправишь свою жизнь. Вот это и есть тот навык, который позволяет оставаться христианином в любых условиях. И это результат самовоспитания, можно сказать, строительства дома душевных добродетелей, к которому призваны не только монашествующие, но все христиане.
Я думаю, что если сегодня человек так же всерьез подойдет к работе над собой, результаты будут те же. Известен такой случай из жития преподобного Серафима Саровского. Один благочестивый монах спросил его: «Почему мы не имеем такой строгой жизни, какую вели древние подвижники?».- «Потому, — ответил старец, — что не имеем к тому решимости. Если бы решимость имели, то жили бы как отцы наши, потому что благодать и помощь верным и всем сердцем ищущим Господа ныне та же, какая была прежде, ибо, по слову Божию, Господь Иисус Христос вчера и сегодня и вовеки Тот же (Евр. 13, 8)». Вот это одна из причин многих проблем современных христиан — у нас решимости меньше. Нам чуть не сказкой уже кажутся жизнеописания мучеников, которые ради Христа шли на смерть, переносили страшные, чудовищные пытки. Нам кажутся неподъемными подвиги святых первых веков христианства — преподобных Пахомия, Антония, которых мы именуем Великими. А ведь дело всего лишь — в стремлении исполнить заповеди. Например, святой Антоний в юности зашел в храм, когда там читалось Евангелие: Если хочешь быть совершенным, иди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на Небе, и иди вслед за Мной (Мф. 19, 21). И эти слова настолько его поразили, что он исполнил их буквально: раздал все и ушел в пустыню — решимость, которую сегодня трудно себе представить в современном человеке. Жизнь Марии Египетской — это тоже сверхчеловеческий (не в ницшеанском, а в христианском смысле этого слова) подвиг. Велико было ее падение, но и покаяние было великим. Когда мы читаем ее житие, то просто не можем себе представить: как это можно, чтобы человек переживал не час или два, а 17 лет плакал о своем падении…
Конечно, с решимостью сегодня у людей слабовато. И эта слабость — вовсе не порождение XXI века, в среде христиан она была и раньше. Но со временем это явление усиливается.
— Согласны ли Вы с тем, что сегодня только подвиг делает человека христианином?
— Совершенно согласен.
— А в чем состоит подвиг человека, живущего в миру? Приходилось слышать разные категоричные утверждения, например, «христианская семья может быть только многодетной» и подобное тому…
— Подвиг — сама христианская жизнь, независимо от того, где она проходит — в миру или в монастыре. Ведь что это такое? Это жизнь, в основе которой — заповеди Божии. Для человека неверующего, «внешнего», со стороны она кажется очень тяжелой и почти неприемлемой, потому что он будет видеть в ней только одни запреты: «этого нельзя, этого тоже нельзя, вот это плохо, от этого надо воздерживаться, а здесь вот нужно смириться». В этом смысле жизнь монашеская («зачем вообще уходить в монастырь, отказываться от возможности иметь семью, есть побольше и повкуснее») и жизнь семейная («зачем надо отказывать себе в удовольствии пожить „для себя“, без детей, или сохранять супружескую верность, хотя обстоятельства „так удачно сложились“, ведь „ничего не убудет“») — не противоположны так уж принципиально.
Сегодня для большинства людей жить свободно — это значит жить так, как хочется, добиваться исполнения всех своих желаний. Им в принципе непонятно, когда кто-то свободным же произволением берет на себя какие-то самоограничения. А то, чего мир не понимает, он не хочет и принимать.
Но человек так устроен, что без самоограничения он не достигнет не только духовных высот, но и вообще каких-то результатов в духовной жизни. Поэтому созидание в себе дома душевных добродетелей, о котором мы только что говорили, невозможно без утеснения себя в чем-то. В этом смысле жизнь христианская — по заповедям Божиим, по Евангелию — всегда является подвигом.
Вообще, говоря о том, что есть христианская жизнь, невозможно составить какой-то четкий свод ее правил и признаков. Мы всё всегда пытаемся систематизировать — так устроено человеческое сознание. Нам очень хотелось бы создать для себя некое подобие ветхозаветных заповедей: «Вот это можно, а вот этого нельзя». В этом, кстати, психологическое преимущество многих религиозных систем, в том числе ислама, когда жизнь человека регламентирована, буквально расписана от рождения до смерти. Человеку в каком-то смысле легче так жить. В христианстве же этого нет принципиально. Человек свободен, и он волен выбрать для себя или свободу жизни во грехе, или свободу жизни в Боге. Поэтому мы видим: сколько личностей — столько и путей к Богу, и столько вариантов христианской жизни существует, потому что даже при всей схожести обстоятельств то, что происходит в сердце каждого человека, неповторимо. Поэтому пытаться давать какие-то рецепты раз и навсегда, я думаю, бессмысленно.
Очень часто для современного человека, начинающего христианскую жизнь, как раз это отсутствие готовых рецептов и является «камнем преткновения». Он ищет подробных инструкций. Например, прочитал человек в какой-то хорошей книжке описание чьей-то жизни, чьего-то христианского подвига — и хочет во что бы то ни стало этот подвиг повторить. И он начинает следовать этой книжке буквально, как инструкции при пользовании стиральной машиной, и думает: «А почему же у меня не выходит? Я это сделал, это… a получается не так, как здесь написано».- Ты — другой человек, у тебя другие жизненные обстоятельства, ты по-другому чувствуешь, по-другому думаешь, по-другому воспринимаешь мир, поэтому не можешь брать за основу жизнь другого человека, как матрицу. Но вот взять ее в качестве примера, зная, что жизнь по заповедям возможна, — не только можно, но и необходимо.
И вот что еще очень важно — в своей жизни надо дать место и Промыслу Божию. Господь Сам определит крест, который для человека спасителен и по силам. Например, в семейной жизни — кого-то Он благословляет многочадием, а кого-то нет.
— Что значит известное выражение: «Креста не ищи, от креста не беги»?
— «Креста не ищут и с него не сходят». Это значит, что человек должен нести с благодарностью все, что ему посылает Господь в этой жизни. Крест — символ страданий, испытаний, скорбей.
«Креста не ищут» — это относится к достаточно горячим людям, как правило, неофитам, которым хочется поскорее сделать что-то героическое, выдающееся. Знаете, бывает, что человек молится: «Господи, пошли мне болезнь», или «Господи, дай мне пострадать», — я встречал таких людей. Но дело в том, что горячность — вещь недолгая, она быстро проходит, и все становится сложным: «Караул, я этого понести не могу…». Как правило, за этим следует какое-то внутреннее крушение.
И с другой стороны, за этим предупреждением, что креста не ищут, стоит уверение, что, если Господь Сам посылает какой-то крест, — он всегда по силам человеку. Пусть даже он кажется сверх меры тяжелым и еле переносимым, но, тем не менее, надо понимать, что если Господь дает что-то, то значит, человек сможет это вынести. Надо только искать возможности и просить у Него сил перетерпеть, пережить.
— В житейских ситуациях часто приходится искать компромисс. Как в этом определить меру?
— И здесь тоже приходится сказать, что меру компромиссов каждый человек должен устанавливать для себя самостоятельно. Вот где эта мера? До какого момента это компромисс, и с какого начинается предательство? Трудно дать совет. Но надо понимать, что когда-то с компромиссами придется заканчивать. Один компромисс, второй, третий, четвертый… а потом — отступление от веры. Рано или поздно нужно остановиться.
— В чем причина расслабленности, которая так часто овладевает верующими людьми? Опасен ли для христианской жизни комфорт, к которому мы так привыкли?
— Безусловно, это одна из основных причин того, что воля человека и его решимость ослабевают. Современный человек привык к комфорту, стремится к тому, чтобы все и всегда в его жизни было хорошо, удобно — и хочет, чтобы такой же комфортной, удобной была и его духовная жизнь. Тогда он приходит на исповедь и, вместо того, чтобы обличать себя, начинает жаловаться, что у него это вот не так, и это не эдак… Сегодня очень многие люди, может быть, не отдавая себе в этом отчета, считают, что вера — это то, что должно помочь им комфортно себя чувствовать в нашем мире.
А должно быть наоборот. Вера — это то, что взламывает чувство комфорта, успокоенности. У старца Паисия есть замечательное выражение, которое, как мне кажется, удачно переведено на русский язык — «добрая обеспокоенность». Вера — это то, что рождает в сердце добрую обеспокоенность, неудовлетворенность собой и своим сегодняшним положением, греховным состоянием своей души, память о том, что ничто нечистое не войдет в Царство Небесное (см.: Откр. 21, 27).
Мне хотелось бы посоветовать сегодняшним христианам только одно: иметь добрую обеспокоенность. Эти слова старца Паисия как нельзя больше подходят для нашего времени. Иметь добрую обеспокоенность и понимать, что до конца жизни надо трудиться над собой. Это «скучные» слова, и, наверное, прочитав их, большая часть людей не захочет в них вдумываться… И все же жизнь христианина — это ежедневная, постоянная, может быть, не очень интересная, потому что негероическая, работа над самим собой, над своим сердцем. Другого пути нет.
Беседовала Наталья Горенок
Газета «Православная вера» N 20 (400) за 2009 г.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=7438&Itemid=274
