 |
| Православие.Ru | Сергей Мудров | 21.10.2009 |
 |
| Архимандрит Фома (Якобс) |
Добираться до монастыря я решил через город Остенде, что на побережье Северного моря. Как выяснилось впоследствии, путь был выбран не самый короткий. Небольшая станция Диксмюйде гораздо ближе к Первейзе, чем приморский Остенде. Но зато из Брюсселя до Остенде ходит скоростная электричка, которая пробегает 120 километров пути за 1 час 20 минут. К тому же, по дороге можно сделать остановку в Брюгге — бельгийской Венеции, где в одном из католических храмов — базилике Святой Крови — хранится капсула с клочком овечьей шерсти, смоченной Кровью Спасителя. Днем (обычно с 14 до 15 часов) святыню выносят для поклонения верующим. А от Брюгге до Остенде ехать совсем недолго — чуть больше 15 минут.
Так получилось, что в Остенде я смог приехать только вечером, когда солнце, бросив прощальный взгляд на колокольню городского собора, уже скрылось за ровной гладью Северного моря, и ночной мрак вступил в свои законные права. Вокзал был немноголюден. Среди его «обитателей» выделялась группа местных нищих, о чем-то оживленно спорящих на фламандском языке. На площади перед станцией не было почти ни души. Воздух был безветрен и спокоен, а мягко накрапывающий дождь добавлял умиротворенности и провинциальной тишины. Приятно пахло свежестью моря. У причала, что вблизи железнодорожной станции, возвышались пассажирские лайнеры: из Остенде налажено регулярное морское сообщение с Англией.
Из первейзской обители обещали прислать за мной машину. Прогуливаясь у входа в вокзал, я внимательно вглядывался в те автомобили, что изредка подъезжали к зданию. Какая из них из монастыря? Стало прохладней, но заходить внутрь не хотелось. Мое ожидание было вознаграждено: из припарковавшегося автомобиля вышел человек в черной рясе и с седой бородой. Ошибиться было невозможно: так мог выглядеть только православный монах. Архимандрит Фома, настоятель монастыря в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в Первейзе, приветливо улыбнулся и, благословив, предложил пройти в машину.
В машине меня приветствовал один из насельников монастыря — игумен Иоанн (Реммери). За руль сел сам настоятель, и под все усиливающимся дождем мы двинулись в путь.
Ехать пришлось довольно долго — около получаса. Фламандский провинциальный пейзаж, хорошо различимый в свете фонарей, не блистал особым разнообразием. Но даже в этой однообразности отражалась, как в зеркале, зажиточность Фландрии: аккуратные, довольно симпатичные домики, чистые улицы и добротные дороги. Везде было спокойно и немноголюдно. А монастырь встретил меня еще более благодатным спокойствием и почти звенящей тишиной.
Впрочем, тишина оказалась несколько обманчивой. Изредка в нее вторгался неприятный гул машин от проходящей рядом дороги. К сожалению, современная цивилизация, победно шагающая по Евросоюзу, врывается в самые укромные уголки Европы, принося с собой гнетущие шум и суету.
Настоятель проводил меня в трапезную и, пожелав спокойной ночи, удалился в свою келью. Заботу о госте взял на себя игумен Иоанн. Порадовало предложение об ужине — голод давал о себе знать. Бутерброды с маслом и сыром, варенье, фрукты и чай — все оказалось свежим и очень вкусным. Особенно сыр — своего, монастырского приготовления. Я с удовольствием отрезал новые ломтики, укладывая их на щедро намазанный маслом хлеб.
После трапезы игумен Иоанн показал мне библиотеку монастыря. Большая часть собранных в ней книг — на французском и фламандском (голландском) — официальных языках Бельгии. Есть литература на английском. На русском — крайне мало. Я нашел лишь несколько брошюр на родном языке, а отец Иоанн обратил мое внимание на пятитомник творений святителя Филарета Московского. «Настоятель приобрел в Москве, когда ездил на Поместный Собор», — объяснил он. Впрочем, прочитать творения митрополита Филарета в оригинале насельникам монастыря вряд ли удастся: русским языком они не владеют. Что, пожалуй, не удивительно для обители, расположенной в бельгийской глубинке, в тысячах километрах от России.
Но все же паломников (и просто гостей) у входа в монастырь встречает, наряду с иконой святителя Мартина Турского (миссионера и епископа, жившего в IV столетии и обратившего в христианство Галлию), образ русского святого — Иоанна (Максимовича), с 1951 до 1962 года архиепископа Западно-Европейского Русской Православной Церкви за границей. «Интересно, почему же на всех, кто прибывает в обитель, взирает именно святитель Иоанн, почивший за десять лет до основания первейзского монастыря?» — пытался понять я. Отчасти ответом на этот мой вопрос стал рассказ священника Иосифа Муса из церкви святого Нектария Эгинского в Эйндховене (Голландия). Батюшка поведал мне об удивительной встрече, случившейся, когда архимандрит Фома носил имя Геерт и был обычным фламандским ребенком:
— Нынешнему архимандриту Фоме было тогда совсем немного лет. Однажды, когда он вместе с друзьями ждал поезда на станции, на перроне появился немного странный человек: одет в черную рясу, с бородой и длинными волосами. Ребята начали над ним смеяться. Геерт стоял позади этого необычного человека, но не смеялся. И вдруг архиепископ Иоанн (а это был он!) обернулся и посмотрел Геерту прямо в глаза. Смотрел он недолго — секунд десять, не более. Никто не произнес ни слова. Вместо слов говорили глаза… Позже Геерт обратился в Православие. Он никогда больше не встречал владыку Иоанна. Но стал его почитателем.
Справка. Архимандрит Фома (в миру Геерт Якобс) родился в 1950 году в Брюсселе. Его родители приехали в столицу из города Ньивпорт, что в западной части Бельгии (в 7 км от Первейзе). Когда Геерту было 3 года, семья будущего настоятеля вернулась на прежнее место жительства. В Православие Геерт перешел в 1972 году. В 1973 году рукоположен в иеродиакона, в 1978 году — в иеромонаха. Возведен в сан архимандрита в 1992 году.
С архимандритом Фомой мы беседовали после утренней службы и завтрака. Настоятель был доброжелателен и приветлив, но в нем ощущалось присутствие той строгости и, пожалуй, некоторой холодности и сдержанности, которые весьма характерны для фламандцев.
— Не очень я люблю рассказывать о самом себе, — подчеркнул мой собеседник. — Но если уж касаться моей биографии, то стоит, пожалуй, вспомнить историю, которая произошла еще до моего рождения. Когда я был в утробе матери, она поехала к чудотворной статуе Девы Марии близ Брюсселя. Эта статуя черного цвета; католики называют ее «Черная Мадонна». Мама просила Деву Марию о том, чтобы первый ребенок был мальчиком и чтобы он стал особенным, не таким, как все. Наверное, Богородица услышала эти молитвы. Слишком уж это было необычно для нашего региона — стать православным.
В 17 лет Геерт поступил в бенедиктинский монастырь в Брюгге, привлеченный, как он сказал, «созерцательной жизнью» монашествующих. Затем — постижение богословских наук в университете Лувена и Католической семинарии Брюгге. Как раз в то время, в 1960-е годы, шли жаркие дебаты вокруг решений II Ватиканского Собора. «Все начало меняться, причем в неверном направлении, — констатировал мой собеседник. — У меня появилось много вопросов. Пришлось сесть за книги, чтобы узнать о том, что говорят отцы Церкви».
Юный семинарист проштудировал не только Иоанна Златоуста и Василия Великого. Он обратился и к более позднему православному богословию, познакомился с трудами православных авторов на голландском, французском и английском языках, в том числе с книгой нынешнего митрополита Каллиста (Уэра) «Православная Церковь». Но одной теории было мало. Геерту хотелось живого общения с православными людьми.
— По милости Божией к нам в бенедиктинский монастырь приехал православный епископ из Голландии — владыка Иаков (Аккерсдейк), — вспоминал архимандрит Фома. — Так чудесно устроилось, что именно в ту ночь я не мог уснуть. В полночь я пошел в церковь. Владыка Иаков был там. Устремив на меня взор, он сказал: «А я тебя ждал». Мы проговорили с ним до 4 часов утра.
Епископ Иаков, понимая внутреннее смятение послушника-бенедиктинца, пригласил его посетить православный монастырь Иоанна Крестителя в Гааге. Напомнив при этом евангельские слова: «Придите и видите». Геерт обратился за разрешением к настоятелю своей обители. Но получить «добро» аббата оказалось не так-то просто. Вместо Гааги ему предложили поехать в Шевтонь (католический монастырь во франкоязычной части Бельгии, где служится литургия византийского типа на славянском языке). «Что вы, отче, — взмолился Геерт. — Ведь я там ничего не смогу понять. А вот в Гааге все понятно, там на голландском языке». К счастью, один из братьев монастыря пришел на помощь. «Я поеду вместе с ним, чтобы обеспечить контроль», — сказал он. Настоятель смилостивился. И отпустил обоих.
Так бенедиктинцы, монах и послушник, провели в православном гаагском монастыре половину Страстной седмицы и встретили святую Пасху. В понедельник Светлой седмицы они вернулись в Брюгге. Геерт был полон новых впечатлений и идей.
— Ведь как раз в тот момент гаагский монастырь приобрел новую церковь. Все были этому очень рады. А для меня несколько дней, проведенные в обители, стали настоящим откровением. Я не мог раньше представить, что христианская религия и служение литургии могут быть так близки сердцу человека. Я вернулся в Брюгге в сомнениях и со множеством вопросов. Вопросов сложных и нелицеприятных. Наставники монастыря, увидев мое состояние, предупредили: «Ты не должен отказываться от религии своих отцов. Это большой грех, и ты станешь предателем. Тебя осудят». Тем не менее, спустя полгода я решил покинуть обитель в Брюгге. И обратился к владыке Иакову с просьбой принять меня в Православие.
Конечно, епископ-миссионер ответил согласием. Геерт переехал в Гаагу и после принятия монашества (в 1973 году) стал архиерейским диаконом. Именно там, в Гааге, он делал свои первые шаги в православной вере — под руководством опытного наставника, духовного сына архиепископа Иоанна (Максимовича).
— Да, владыка Иаков (Аккерсдейк) был учеником и духовным сыном архиепископа Иоанна, -отметил священник Сергий Модель, секретарь Брюссельско-Бельгийской епархии. — Он очень чтил его память, всячески подчеркивая в монастыре эту духовную связь. Отец Фома, будучи монахом и иеродиаконом в гаагском монастыре, тоже «впитал» в себя почтение к святителю Иоанну.
Вход в первейзский монастырь. Слева — икона Мартина Турского, справа — святителя Иоанна (Максимовича)
В Гааге отцу Фоме пришлось работать, поскольку монастырь испытывал серьезные финансовые проблемы. К сожалению, здоровье иеродиакона, отчасти из-за больших нагрузок, стало ухудшаться. Врачи настаивали на операции. Владыка Иаков, обеспокоенный происходящим и стремясь найти хотя бы какой-нибудь выход, предложил отцу Фоме вернуться домой, в Бельгию. Благо, архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин) был согласен принять иеродиакона из Гааги в свою епархию: «Ты можешь приехать и жить здесь, но не забывай, что ты монах и должен исполнять монашеские послушания. Приезжай, основывай часовню и начинай молиться».
— Так я и сделал, — продолжал свой рассказ архимандрит Фома. — Вначале поселился в деревне Сэйнтпитеркапел. Шел 1975 год. Некоторые люди узнали обо мне и стали приходить молиться. Через год мы решили приобрести помещение в Первейзе. Купили бывший хлев для скота. Все выглядело ужасно: ни окон, ни дверей — ничего! Нам пришлось начать, по сути, с нуля. Но люди были очень благожелательны и всячески помогали, ведь это помещение предназначалось для церкви. Постепенно появились двери, окна, мы смогли сделать иконостас. Правда, отопления не было, зимой моя борода белела от холода. Тем не менее, образовался стабильный приход. Поэтому владыка Василий решил рукоположить меня в иерея. Иерейская хиротония состоялась в 1978 году.
Таким образом, основание первейзского монастыря можно отнести ко временам 33-летней давности. По словам архимандрита Фомы, первая служба состоялась 25 декабря 1976 года. Отец Фома, будучи иеродиаконом, отслужил обедницу. Прихожанами монастырской церкви стали жители окрестных сел и деревень. В основном католики, разочаровавшиеся в своей вере (большинство из них потом приняло Православие). Больше трех лет отец Фома служил один, будучи единственным обитателем единственного в Бельгии православного монастыря. В 1980 году в обители появился второй насельник — ныне игумен Иоанн (Реммери).
— Я ничего специально не предпринимал, чтобы привлечь в монастырь новых насельников, -говорит отец Фома. — Я молился, старался быть в повиновении Богу и считал, что если Всевышнему угодно, чтобы здесь был монастырь, то Он все устроит. Конечно, когда в монастырь пришел отец Иоанн, мне стало немного проще. Мы вместе молились, и я смог чаще служить литургию, даже ежедневно. Затем, в 1986 году, пришел отец Елевферий (Урэ), ныне иеродиакон. Наконец в 2000 году прибыл отец Нектарий (Папаиоаннис) из Греции. Теперь нас четверо. Три фламандца и один грек.
Устав монастыря достаточно строг, особенно для обителей Западной Европы. В 6 утра начинается полуношница. Ее сменяет первый час. Затем служится литургия и третий час. По завершении утреннего богослужения отводится время на завтрак, чтение и индивидуальную молитву — до 9 часов. С 9 до 11:30 — время для работы. В 12 часов служатся шестой и девятый часы и читается акафист. Затем следует обед и отдых — до 15 часов. После отдыха — послушания, а в 17:30 служатся вечерня и утреня, после чего следует ужин. День венчает повечерие (в 20:30). Такой порядок дня типичен для всей недели, за исключением праздников и выходных. В субботу полуношница начинается в 7 утра, а в воскресенье служба начинается в 10 — чтением часов, за которыми следует Божественная литургия. Службы совершаются на голландском и частично на французском языках. На воскресную литургию приходит от 30 до 80 человек: бельгийцы, русские, грузины, румыны, сербы. Архимандрит Фома может принимать исповедь на пяти языках: голландском, французском, испанском, немецком и английском.
К слову, в монастыре я был в одну из приготовительных недель к Великому посту — в седмицу о блудном сыне (предшествующую воскресенью о Страшном суде). Но литургии в пятницу не служили. Еще больше я удивился предложенному мне завтраку: кофе с молоком и бутерброд с маслом. С коровьим, а не соевым. «Как же так? — смущение сдавило мое сердце. — Молоко в пятницу — в постный день! Да еще в монастыре! Что же это такое?» Впрочем, мои сомнения о строгости монастырского поста развеялись так же быстро, как и появились.
— У нас новый стиль, — сообщил мне архимандрит Фома. — Причем переходящие праздники мы тоже празднуем по новому стилю, как, например, Финляндская Православная Церковь, — в те же дни, что и католики. Сейчас у нас идет сырная седмица. Литургии в среду и пятницу не положено. Поста в эти дни тоже нет.
— Но какой был смысл в переходе на григорианский календарь? — недоумевал я.
— Причина была в следующем. В Православие обращалось много фламандцев, почти у всех были маленькие дети. И вот дети начинали спрашивать: «А почему такое различие? Почему мы не можем съесть шоколадку в те дни, когда другим детям можно? Почему Пасха для других, а не для нас?» Я пытался объяснять, но календарный вопрос — слишком сложная тема для шестилетнего ребенка. Тем более живущего в окружении католиков. Кроме того, я считаю, что календарь — это не догматический, а прагматичный вопрос. Для монастыря календарь не столь принципиален, ведь службы у нас каждый день. И не так важно, в какой понедельник мы начнем Великий пост и в какое воскресенье мы отпразднуем Пасху. Но вот для наших прихожан это имеет большое значение. В Бельгии религиозные праздники: Страстная пятница, Светлый понедельник, Вознесение Господне, день Святого Духа — выходные дни. Если мы отмечаем эти праздники в одни дни с католиками, то наши прихожане могут спокойно посетить православную службу.
— Значит, ваше мнение на сей счет было принято правящим архиереем?
— Да, хотя и не сразу. Вначале я просил о переходе на новый стиль архиепископа Василия (Кривошеина). Владыка мне ответил, что он мог бы согласиться, но воспринимает такой шаг с некоторым опасением. Поэтому просит подождать. Через два года (в 1985-м) владыка почил. А в 1984 году экзархом Западной Европы был назначен митрополит Владимир (Сабодан), нынешний предстоятель Украинской Православной Церкви. Когда владыка посетил наш монастырь, я обратился к нему с тем же календарным вопросом. «Если причина вашей просьбы исключительно пастырская, тогда — с Богом!» — ответил мне митрополит. Так мы и перешли на новый стиль. Это случилось в 1985 году, — заключил отец Фома.
Кроме того, как отметил священник Сергий Модель, «свою роль сыграл тот факт, что в монастыре в Гааге тоже используют новый календарь. Решение о переходе на новый стиль принимал в 1950-е годы игумен (с 1965 года — епископ) Иаков (Аккерсдейк) с благословения архиепископа Иоанна (Максимовича). После кончины владыки Иоанна (в 1966 году) у епископа Иакова возник конфликт со священноначалием РПЦЗ (отчасти из-за нового стиля). Поэтому владыка Иаков — после долгих колебаний — перешел в 1972 году в Московский Патриархат, с правом сохранения григорианского календаря.
— Таким образом, отец Фома, перейдя на новый стиль, в какой-то мере выразил послушание своим наставникам, — подчеркнул отец Сергий.
Как и в других обителях, труд является неотъемлемой частью повседневной жизни насельников первейзского монастыря. Монахи разводят коз, из козьего молока изготовляют вкусный и питательный сыр. В монастыре выращивают фрукты и овощи, пекут просфоры. Но, пожалуй, одно из наиважнейших деланий монашествующих — это просветительский труд. Особенно значимый для голландскоязычной части Европы. Именно здесь, в обители, ведется кропотливая работа по переводу книг и служб и по составлению новых служб на голландском языке.
— Я могу переводить с греческого и многих европейских языков, но, к сожалению, не с церковнославянского, — сказал архимандрит Фома. — Мы переводим на голландский уже имеющиеся службы святым, а для тех святых (главным образом, местночтимых), что служб не имеют, составляем службы сами (сразу на голландском). В общей сложности мы перевели или составили службы более чем ста святым, среди которых преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский, святой Патрик, просветитель Ирландии, святитель Иоанн Шанхайский, святые Ремакль Арденнский, Губерт Льежский, Ламберт Маастрихтский и многие другие.
Примечательно, что служение первейзского монастыря не замкнуто миссией перевода (важность которой, в любом случае, очевидна для всех). Обитель во Фландрии — это маяк Православия для коренных бельгийцев, особенно для людей ищущих. Обращение в православную веру здесь не редкость. Как объяснил архимандрит Фома, «некоторые бельгийцы приходят к нам потому, что они ищут истину. Другие — из числа болящих и опробовавших все методы лечения, прошедших через врачей, психиатров, католических священников… Они приходят и видят, что Православие дает им силу подняться. Я принимаю в Православие через миропомазание, предварительно требуя признания догматов Православной Церкви. Мы стремимся показать красоту Православия для всех».
Но эта добрая миссия не ограничена рамками Бельгийского королевства. Она устремлена вдаль, за тысячи километров. В те края, где простираются горные вершины Анд, покрытые вечным снегом. В Перу. Именно в этой латиноамериканской стране монастырь несет свою новую миссию. Наверное, не менее деятельную, чем на европейском континенте. Но зачем же потребовалось идти так далеко?
— О, еще в детстве я мечтал о миссионерстве, — ответил мне отец Фома. — Будучи шестилетним ребенком, размышлял о миссии в Китае. Но это так, к слову. А вообще, я полагаю, что нас нельзя считать серьезными христианами, если мы только с пышностью и великолепием служим литургии, но не думаем о наших братьях, страдающих от бедности и нищеты. Особенно о детях.
— В 1992 году наш монастырь посетили перуанцы (католики), — продолжил рассказ мой собеседник. — Они попросили о помощи. Материальной и духовной. Перуанцы хотели, чтобы эта помощь стала постоянной.
Конечно, предоставить разовую поддержку и забыть довольно просто. Гораздо сложнее сделать так, чтобы люди, живущие за океаном, на другом континенте, всегда ощущали внимание и заботу. Архимандрит Фома колебался. Владыка Симон (Ишунин) на вопрос, заданный ему настоятелем из Первейзе, сказал: «Решение остается за вами». Тогда отец Фома отправился на святую гору Афон, в монастырь Дионисиат, к старцу Хараламбосу. Афонит, выслушав рассказ архимандрита, ответил четко и однозначно: миссию в Перу надо начинать. «Ступай, я даю тебе благословение. Встретимся на небесах», — такими словами напутствовал настоятеля-фламандца афонский старец-грек.
— Первым делом мы построили в Перу, в Аякучо, приют для детей, — рассказал отец Фома. — Затем мы возвели храм — из природного камня, с элементами архитектуры инков. Протодиакон Павел Хоммес из Маастрихта написал для перуанской церкви иконы. Храм расположен на вершине горы, причем сама гора и земля — 66 гектаров — принадлежат нашему монастырю. Каждый месяц мы посылаем деньги для оплаты труда работников приюта.
К сожалению, духовная жизнь в Аякучо пока не столь слаженна и благоуспешна, как хотелось бы настоятелю. Да, все перуанцы, обратившиеся за помощью к отцу Фоме, перешли в Православие. Но священника в общине нет. Сейчас в Церкви служат мирским чином: вечерня по субботам, обедница по воскресеньям. Возможность для исповеди и причастия у православных перуанцев появляется, как правило, в ноябре, когда отец Фома приезжает в Аякучо на целый месяц, благо, первейзский настоятель свободно владеет испанским языком.
— Обычно на литургии в Аякучо приходит от 80 до 120 человек, — пояснил отец Фома. — Перуанцы — очень искренние и открытые верующие. Иконы для них — почти живая реальность, через которую открывается чудо. Чудо присутствия святых. Кроме того, пение для перуанцев — важнейшая часть их жизни. Они поют и в радости, и в печали. Мы переложили самые важные богослужебные тексты на старую мелодию инков. Прихожане знают мелодию, учат слова и благодаря этому могут свободно петь во время богослужений.
— Я не сомневаюсь, что у прихода в Аякучо есть будущее, хотя говорить о перспективах Православия в Перу гораздо сложнее, — поделился своими размышлениями настоятель. — К сожалению, не так просто рассуждать и о будущем Православия в Бельгии. К примеру, раньше в Первейзе на службы приезжали русские. Сейчас некоторые священники им говорят: «Ходите лучше в те приходы, где служат на церковнославянском как на более знакомом вам языке». Думаю, такой подход приносит русским мало хорошего, лишь усложняя процесс врастания в бельгийскую культурную среду. Кроме того, сама по себе мысль, что Православие предназначено только для русских, греков или грузин, ошибочна. Причем в корне.
— Поэтому мы видим смысл нашей миссии в пастырском окормлении не одних лишь фламандцев, но и людей других национальностей. Чтобы помочь понять всем: Православие -это знак не этнической принадлежности, но веры. Веры, прежде всего! — подчеркнул отец Фома.
После беседы настоятель показал мне церковь. Новый храм был построен всего за шесть месяцев и освящен владыкой Симоном 23 октября 1988 года. В том же здании храма, где верующие молились с декабря 1976 года, сейчас находятся трапезная и библиотека. В церкви обители хранятся великие святыни. Отец Фома вынес мне для поклонения частичку Креста Господня. Затем я с благоговением приложился к мощам многих святых. Частица главы святого Иоанна Крестителя, частицы мощей святителей Иоанна Златоуста, Василия Великого, Мартина Турского, Дионисия Ареопагита, Марии Магдалины, Марии Египетской, Палматия Трирского, Лаврентия Римского, Гертруды Нивелльской… Какая все-таки отрада для православных бельгийцев иметь возможность помолиться у мощей сонма святых, предстоящих у Престола Всевышнего! Мне хотелось молиться вместе с ними и никуда не уходить.
Но время, жестокое и неумолимое, торопило меня в путь. Я поблагодарил настоятеля за теплый прием. Быстрые сборы — и отец Фома уже везет меня на станцию Диксмюйде — ближайшую к монастырю.
Небольшая станция, чистый и аккуратный вокзал. На перроне постепенно собираются фламандцы, ждущие брюссельского поезда. Разных возрастов. Есть среди них дети и подростки.
Я смотрю на пассажиров и невольно задумываюсь: а не так ли стоял на одном из вокзалов нынешний архимандрит Фома, когда взгляд святителя Иоанна (Максимовича) пронзил его сердце и душу? И есть ли в наши дни на бельгийской земле тот святитель, который, посмотрев в глаза обычного фламандца — ребенка, подростка или взрослого, одним своим взглядом войдет в его память на всю жизнь? Не знаю. Об этом известно только Богу. Ибо нет для Него ни тайн, ни границ. Но главное — для Всевышнего нет секретов человеческого сердца, чистота и светлая любовь которого порождают святой и пронзающий душу взгляд. Незабываемый взгляд, свидетельствующий без слов. Взгляд, ведущий многих к покаянию и познанию истины. Той самой истины, что делает людей свободными и дарует вечную жизнь.
