 |
| Столетие.Ru | Виктор Лосев | 17.10.2009 |
Не вдаваясь в разбор всех «могучих обстоятельств», упомянем лишь об одном из них: о происхождении поэта и годе его рождения.
Принято было считать, что Грибоедов родился в 1794 или в 1795 году. Но последними изысканиями исследователей было с большой долей вероятности установлено, что поэт родился в 1790 году в Москве. Тайна рождения тщательно оберегалась потому, что рожден он был вне брака. Кто был его отцом — так и осталось тайной вечной. Кстати, сам Грибоедов, после одного из потрясений, в которое он угодил, принципиально стал писать в формулярах свою истинную дату рождения — 1790 год. В следственном деле по декабристам Грибоедов опять-таки указал 1790-й. И что особенно важно, этот подлинный год рождения устраняет ранее бытовавшие хронологические нелепости, согласно которым, например, поэт был определен в университет в возрасте одиннадцати лет!
Грибоедов рано проявил свои способности к наукам и литературе, но первая публикация его появилась в 1809 году в «Вестнике Европы» (В.А. Жуковским была напечатана его «Ода на поединки», которая была подписана: «Г-в»). Стихи хвалили, но Грибоедов свое авторство не раскрывал.
Отечественная война его застала в Москве, и он всю трагедию со сдачей древней столицы французам наблюдал собственными глазами. Примечательной была его встреча со знаменитым Генрихом Штейном, бывшим министром при короле Пруссии.
Почувствовав в юноше могучий ум и обширнейшие знания, Штейн попросил его высказаться по поводу шедшей войны, в которой России грозила катастрофа.
Грибоедов ответил коротко:
— Еще никто навечно не покорял русских…
Этот ответ произвел сильнейшее впечатление на присутствовавших…
Так случилось, что Грибоедов, стремившийся в действующую армию и сразиться с врагом, так и не смог участвовать в сражениях непосредственно, хотя в ополчение вступил еще в Москве, — после перешел служить в действующую армию. Но различные обстоятельства (тяжелая болезнь, зачисление в резервный полк и др.) не позволили ему принять участие в боевых действиях. Окончание войны он встретил в Брест-Литовске в чине адъютанта командира резервного кавалерийского корпуса. Служить в армии после окончания войны Грибоедов не пожелал и вышел в отставку. Но свое неучастие непосредственно в сражениях страшно переживал. Спустя уже несколько лет Чаадаев, умевший читать мысли людей, как-то в беседе с Грибоедовым о сочинениях Пушкина спросил:
— Хочешь, я прочту тебе строки, которые тебе ближе всего?
И, не дожидаясь согласия, прочитал:
Увы! Мне не судил таинственный предел
Сражаться за тебя под градом вражьих стрел!..
Грибоедов был поражен в самое сердце…
В Петербурге Грибоедов вел весьма насыщенную жизнь. Познакомившись с известным театральным деятелем князем А.А. Шаховским, он перевел для его театра пьесу французского драматурга Крезе де Ленера «Семейная тайна», назвав ее «Молодые супруги». Пьеса была поставлена А.А. Шаховским и имела большой успех. С этого момента имя Грибоедова стало на слуху. В круг его 6лизких знакомых вошли П.А. Катенин, А.А. Жандр, однокашник по университету П.Я. Чаадаев и др.
Интерес к философии и политике привел его в различные общества и кружки, а оттуда, как это часто бывало тогда и с другими молодыми людьми, в масонскую ложу «Соединенные друзья».
Туда входили и Чаадаев, и Пестель, и многие другие будущие декабристы, с которыми Грибоедов также познакомился довольно близко. Кстати, в эту же ложу входили и будущие руководители политического сыска А.Х. Бенкендорф и А.Д. Балашов. Но вскоре Грибоедов покинул ряды «вольных каменщиков"…
Грибоедову в это время сопутствовала репутация отчаянного повесы, волокиты, гоняющегося даже и за чужими женами… Отчасти так оно и было. Друг Грибоедова С.Н. Бегичев о тех петербургских годах писал так: «Была веселая и разгульная жизнь…» Но нам важно другое свидетельство Бегичева, который утверждает в своих воспоминаниях, что «план комедии «Горе от ума» был у него уже в 1816 году в Петербурге и даже написаны были несколько сцен».
Вообще петербургский период был весьма плодотворным для Грибоедова в творческом отношении. Вместе с А.А. Жандром он перевел пьесу французского драматурга Барта «Притворная неверность», которая пользовалась у зрителей Петербурга, Москвы, Орла и других городов большим успехом. Он опубликовал целый ряд критических статей, стихотворений, работал над несколькими переводами и, как мы уже отмечали, постепенно вынашивал идею будущей своей гениальной комедии. Но после трагической «дуэли четырех», в результате которой граф А. Завадовский (сын фаворита Екатерины II) убил поручика Шереметева (причиной дуэли была актриса Истомина), на Грибоедова легла тень бесчестия (поэт был секундантом Завадовского и предполагал драться с секундантом Шереметева — Якубовичем; при этом распространилась молва, что сама дуэль между Завадовским и Шереметевым была спровоцирована Грибоедовым), которую он тяжело переживал (Грибоедов, напротив, все сделал, чтобы противники помирились). Вскоре Грибоедов был вызван к графу Нессельроде (поэт служил в ведомстве иностранных дел), который предложил ему выбор: отправиться в Америку или в Персию. Разумеется, все понимали, что это была скрытая форма ссылки. Грибоедов выбрал Персию.
Несколько лет он выполнял функции секретаря русской дипломатической миссии в Персии, проявляя высочайший профессионализм и выдержку.
Предварительно изучив все материалы, касающиеся Персии, а затем и персидский язык, Грибоедов фактически стал лучшим в России знатоком этой страны.
Наместник Кавказа генерал А.П. Ермолов высоко оценивал достоинства Грибоедова и всячески ему помогал. Поэт, в свою очередь, в высшей степени положительно отзывался о Ермолове, которого персы называли «змеей в розовом кусте».
Грибоедов демонстрировал не только высокие качества дипломата (он поставил себе задачей подорвать или снизить влияние Англии в этом регионе и, по возможности, поссорить Иран с Турцией, чтобы не допустить единого мощного мусульманского блока против России, над которым трудились англичане. И эту задачу он блестяще выполнил, несмотря на сильнейшее противодействие англичан, турок и… Нессельроде, который почти открыто выражал интересы Англии: Персия вскоре вступила в войну с Турцией, получив заверение от России, в лице Грибоедова, что она поддержит в этом конфликте Персию), но и проявил дерзкую смелость, сумев вывести из Персии около 200 русских солдат и офицеров, попавших по тем или иным причинам в плен к персам и служивших в их армии. Эта удивительная акция, сопряженная с огромной опасностью, вызвала восхищение у Ермолова и всего русского офицерства на Кавказе. За обещанную поддержку персам Грибоедов получил от шаха Ирана орден Льва и Солнца.
Но это и предрешило дальнейшую судьбу самого Грибоедова: ведомству Нессельроде такой дипломат был не нужен.
Отозванный из дипломатической миссии в Иране, он остался служить в Тифлисе (с конца 1821 г.) под покровительством Ермолова, занимаясь теми же персидскими делами.
В Тифлисе Грибоедов сдружился с Кюхельбекером, которому поэт читал черновые варианты «Горя от ума» (тогда комедия имела название «Горе уму») и другие свои сочинения. Кюхельбекер настолько был обворожен талантом и благородством Грибоедова, что сочинил поэму «Ижорский», где главным героем был его любимый друг. Восторженное отношение к Грибоедову Кюхельбекер сохранил на всю жизнь. Вот его краткая характеристика Грибоедова: «Гениальный, набожный, благородный, единственный мой Грибоедов!»
В 1823 году Грибоедов берет отпуск и отправляется сначала в Москву, а затем в Петербург. В Москве он завершает работу над главным своим сочинением, переделав его несколько раз. Именно в Москве поэт наблюдал героев своей комедии и вносил в текст необходимые поправки. Когда москвичи узнали о содержании комедии, то многие из них были шокированы, узнав себя в ее героях. Но героев в комедии было мало, а узнавших себя в них было неисчислимое множество — настолько типы были верны. Это и было главным достоинством комедии.
В Петербурге комедия была воспринята по-разному: одни восторгались, другие возмущались. Цензура, разумеется, наложила на нее запретительный знак, но это не помогло: сочинение распространялось по всей России в списках. С этой комедией Грибоедов вошел в ряд великих русских и мировых драматургов. Гоголь был в восторге от комедии, мнение Пушкина было похвальным: «О стихах я не говорю: половина должна войти в пословицы». А.А. Бестужев-Марлинский, относившийся к поэту с недоверием (после известной дуэли), прочитав «Горе от ума», писал: «Я проглотил эти отрывки; я трижды перечитал их. Вольность русского разговорного языка, пронзительное остроумие, оригинальность характеров и это благородное негодование ко всему низкому, эта гордая смелость в лице Чацкого проникла в меня до глубины души. «Нет, — сказал я себе, — тот, кто написал эти строки, не может и не мог быть иначе, как самое благородное существо».
Особое значение комедии придавали будущие декабристы, рассматривая ее в русле подготовки к восстанию. Грибоедов очень часто встречается с руководителями будущего путча, посещая собрания, в том числе и тайные у Рылеева. Во второй половине 1825 года Грибоедов совершает поездку в Киев и Крым, где встречается с руководителями Южного союза, то есть ведет себя так, как будто состоит членом тайного общества. Там же он встречался с Адамом Мицкевичем, выступавшим за независимость Польши. Все как будто бы говорило за то, что Грибоедов является сторонником тех лиц, которые выступали за восстание против царя. Однако, как выяснилось позже, Грибоедов, сочувствуя декабристам в их намерении улучшить жизнь в России, не воспринимал метод их действия, Т. е. выступал против вооруженного восстания.
«Сто прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России, — заявил Грибоедов, тем самым указывая на оторванность заговорщиков от народа. Тем не менее, после восстания он был арестован и несколько месяцев находился под следствием.
Но прямых фактов, уличающих Грибоедова, следствие не могло отыскать. Поэт был освобожден и получил повышение по дипломатической службе: с 1827 года он ведает дипломатическими сношениями с Турцией и Персией. Именно в эти годы он проявил себя выдающимся дипломатическим деятелем. Основное внимание ему пришлось сосредоточить на Персии, поскольку персы напали на кавказские территории России. Опасность состояла в том, что мусульманские племена Кавказа стали переходить на сторону шаха. Ермолов не обращал на это никакого внимания, полагаясь исключительно на силу и желая жестоко покарать как персов, так и восставшие племена. Иной позиции придерживался Грибоедов, который считал, что умной работой с кавказскими ханами можно склонить их на свою сторону. Именно так он и делал. Генерал Паскевич, заступивший наместником вместо Ермолова, поддержал Грибоедова. Соединение дипломатических акций с боевыми действиями дало блестящие результаты: вскоре шах вынужден был запросить мир. Туркманчайский трактат 1828 года (10/22 феврaля) — блестящее достижение дипломата Грибоедова.
Результаты могли быть более значительными, если бы не прямое вмешательство в переговоры Нессельроде, всячески противодействовашего действиям Грибоедова и Паскевича.
Грибоедов негодовал, но кое в чем ему пришлось уступить (не был присоединен к России большой кусок территории). Историческое значение имеет следующее заявление дипломата Грибоедова на переговорах с персами, когда те стали противиться передаче России Эриванского и Нахичеванского ханств: «При окончании каждой войны, несправедливо начатой с нами, мы отдаляем наши границы и вместе с тем неприятеля, который бы отважился переступить их. Вот отчего в настоящих обстоятельствах требуется уступка областей Эриванской и Нахичеванской. Деньги тоже род оружия, без которого нельзя вести войну. Это не торг, ваше высочество, даже не вознаграждение за понесенные убытки; требуя денег, мы мешаем неприятелю вредить нам на долгое время».
Так уж сложилось в практике русской жизни, что о лучших русских людях самые объективные и самые красочные характеристики писались в органах политического сыска. Так было в XIX веке, так было и в ХХ веке. Вот какая справка была составлена на Грибоедова в ведомстве А.Х. Бенкендорфа:.Возвышение Грибоедова на степень посланника произвело такой шум в городе, какого не было ни при одном назначении. Все молодое, новое поколение в восторге. Грибоедовым куплены тысячи голосов в пользу правительства. Литераторы, молодые способные чиновники и все умные люди торжествуют. Это победа над предрассудками и рутиною…
Должно прибавить, что Грибоедов имеет особый дар привязывать к себе людей своим умом, откровенным, благородным обращением и ясною душою, в которой пылает энтузиазм ко всему великому и благородному. Он имеет толпы обожателей везде, где только жил, и Грибоедовым связаны многие люди между собою.
Приобретение сего человека для правительства весьма важно в политическом отношении».
Конечно, в дипломатическом ведомстве Нессельроде думали иначе. Там надеялись, что этот шагающий вперед выдающийся русский государственный деятель непременно сложит голову в Персии… Также думал и сам Грибоедов… Вот свидетельство Пушкина: «Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить, он мне сказал: «Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей». Он полагал, что причиной кровопролития будет смерть шаха и междоусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвою невежества и вероломства».
Пушкину пришлось и встретить тело Грибоедова…
«На высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры, — писал великий поэт о своем путешествии в Арзерум, — Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы? — спросил я их. «Из Тегерана». — «Что вы везете?» — «Грибоеда». Это было тело убитого Грибоедова, которое сопровождали в Тифлис…
Совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил… Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни.
Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна.
Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны».
Как бы откликаясь на призыв Пушкина, лучший друг Грибоедова Степан Бегичев написал воспоминания о великом поэте. В них есть такие замечательные слова: «Сколько сведений он имел по всем предметам!!! Как увлекателен и одушевлен он был, когда открывал мне, так сказать, нараспашку свои мечты и тайны будущих своих творений, или когда разбирал творения гениальных поэтов!.. Он был в полном смысле христианином и однажды сказал мне, что ему давно входит в голову мысль явиться в Персию пророком и сделать там совершенное прео6разование; я улыбнулся и отвечал: «Бред поэта, любезный друг!» «Ты смеешься, — сказал он, — но ты не имеешь понятия о восприимчивости и пламенном воображении азиатцев! Магомет успел, отчего же я не успею? И тут заговорил он таким вдохновенным языком, что я начинал верить возможности осуществить эту мысль!.. Он был хорошим сыном, хорошим братом, верным другом и всегда по сердцу готовым на помощь ближнему».
Но какая трудная у него была жизнь! И перед самой смертью Грибоедов писал: «Нет! Уже не испытать мне на том свете гнева Господня! Я и здесь вкушаю довременно все прелести тьмы кромешной…»
По материалам журнала «Слово»
http://www.stoletie.ru/sozidateli/jeshhe_nikto_navechno_ne_pokoral_russkih_2009−10−16.htm
