Богослов. Ru | Андрей Шишков | 12.10.2009 |
Разногласия между участниками дискуссии коснулись области практической применимости религиоведения как фундаментальной науки. Ведущим встречи выступил председатель МРО Ивар Максутов, основными оппонентами стали Юрий Тихонравов и Игорь Крупник, также в дискуссии принял активное участие главный редактор журнала «Религиоведческие исследования» Павел Костылев.
Итак, может ли фундаментальная наука иметь прикладные области, или она должна быть чисто теоретической?
По мнению Игоря Крупника, о практическом применении религиоведения, как науки, говорить не приходится, поскольку «наука как таковая старается строить теоретические объяснительные модели в действительности. Практическое применение этих теоретических моделей есть не вполне задача самой науки». Следует отделять ученых, занимающихся теоретической разработкой проблем общества, культуры, религии, от тех, кого мы можем назвать социальными инженерами — чиновников или представителей конкретных, сугубо практических дисциплин. К первым вопрос практической применимости не относится, вторых нельзя назвать собственно религиоведами.
Таким образом, основная польза от религиоведения видится Крупником в области накопления теоретических знаний, в тех новых наработках религиоведения и приросте научного знания, который включается в учебные, энциклопедические и академические издания и может быть использован специалистами других научных дисциплин.
Напротив, Юрий Тихонравов убежден, что прикладной раздел любой науки, в том числе и религиоведения, не является изменой принципам фундаментальной науки. По его мнению, религиоведение должно иметь также и прикладную пользу для общества. Если сформулировать кратко, то оно позволяет лучше понять «соседей», функционирование общества, культуру и искусство, в конце концов, самого себя.
Причем ученый-религиовед должен четко осознавать, что неадекватное использование его теоретических наработок пресловутыми социальными инженерами может принести вред обществу. Тихонравов предостерег слушателей от безответственного отношения к теоретическим исследованиям: «Если есть множество точек зрения, если объект исследования как глина в руках исследователя, значит можно писать все что угодно». Все это может быть очень опасно.
Проблема ответственности ученого за свои исследования тесно переплетена с вопросом о наличии прикладной области. Для Юрия Тихомирова именно ответственность за свои исследования, понимание того, что бесконтрольное использование научных работ может нанести вред, должно побуждать ученого входить в область практики. Не отдавать ее на откуп чиновникам и социальным инженерам, которые могут использовать религиоведческие исследования в своих целях, а самому в соответствии с принципами научной этики представлять религиоведение в прикладных областях в качестве эксперта.
Однако, по мнению Игоря Крупника и Павла Костылева, неадекватное использование религиоведческих знаний другими — не проблема религиоведа, а проблема общества. Религиовед не отвечает за дурное использование его материалов. «Религиовед выходящий в публику должен четко отличаться от религиоведа-ученого», — считает Игорь Крупник.
Наука не обязана никому доказывать своей практической значимости, замечает Павел Костылев, который считает, что разговоры о практике являют некий кризис модели научной автономии. Наука должна быть автономной, в противном случае она будет ангажированной. Ученый должен заниматься религиоведением в соответствии с требованиями науки, но абсолютно свободно от всех внешних требований. Если он хочет заниматься практическим религиоведением, то он волен это делать, но тезис о том, что ученый должен входить в прикладную область Костылев считает неприемлемым: «Это неправданное расширение компетенции науки до компетенции абсолютного практического слуги общества и государства».
Напротив, Юрий Тихонравов утверждает, что ученый не может быть независимым от общества. Наука служит другим людям, поставляя обществу наиболее точные сведения об исследуемой ею области, и в этом ее служение. Не осознавая своей ответственности перед обществом, ученый может пользоваться своей свободой и автономией в полной мере во вред.
В связи с темой дискуссии вспоминается яркий пример поведения крупнейших физиков после катастрофы в Хиросиме и Нагасаки. Еще в 30-е годы, когда Отто Ган открыл расщепление урана, никто не мог предполагать, что его можно будет использовать для уничтожения огромного количества людей.
Известный немецкий физик Карл Фридрих фон Вайцзеккер тогда пытался объяснить разницу между открытием Гана и созданием ядерной бомбы таким образом: «Здесь придется провести разграничение между открывателем и изобретателем. Открыватель до совершения открытия не может знать ничего о возможностях его применения. Изобретатель — всегда имеет в виду определенную практическую цель. При всем том именно в отношении изобретателя совершенно ясно, что он действует не как индивидуальная личность, а выполняет заказ крупной человеческой общности. Эксперимент Гана был открытием, изготовление бомбы — изобретением».
Использование научных открытий во вред обществу нельзя поставить в вину ученым, которые совершили эти открытия. Вместе с тем, их деятельное участие в прикладной области с целью обезопасить общество от рисков, связанных с применением научных данных в социально-политических технологиях, тоже необходимо. Физики, боровшиеся против распространения ядерного оружия, не считали, что если общество использует их открытия во вред — тем хуже для общества. Они старались информировать население относительно действия ядерного оружия и взаимодействовать с правительством по вопросам ограничения вооружений.
На наш взгляд, в настоящее время реальная практическая польза от религиоведения может заключаться в повышении уровня религиозного образования населения нашей страны с целью сохранения духовного и психологического здоровья нашей нации. В обществе образованном уменьшаются тенденции к экстремизму, и повышается веротерпимость, а значит и сотрудничество людей в рамках общего государства. Проблема религиозного образования остается тем хлебом насущным, который так необходим нашему обществу.