 |
| Взгляд-инфо | Ольга Новикова | 10.10.2009 |
Ирина Боброва одной из первых пришла в общество милосердия при Крестовоздвиженском храме г. Саратова:
— Я не раз сталкивалась с тем, что люди, далекие от Церкви, часто упрекают ее в том, что она не занимается благотворительностью. Ставят в пример мать Терезу, прочих западных деятелей. Они не понимают, что у нас не принято рекламировать на весь мир дела милосердия и любви. Да и писать об этом сложно. Вот я, например, в основном полы мыла, стены, выполняла хозяйственные работы в больнице. О чем тут писать? А ведь как нелегко все это давалось! И не только физически, но и морально. Люди ни за что не хотят верить, что мы трудимся бесплатно, пытаются выявить стимул, найти выгоду, ради которой мы сюда пришли. Особенно их шокирует, что среди нас есть женщины обеспеченные, с университетским образованием, которые приезжают сюда на своих новеньких иномарках и… туалеты моют. А недавно мы еще театральное искусство освоили. И на сцене детского приюта играем петушков и бабочек. Если бы эти люди видели, как загораются глаза одиноких, никому не нужных деток, как горячо они переживают за героев спектакля. Я уже не говорю о самом важном служении, когда девочки дни и ночи напролет дежурят у колыбелек больных младенцев…
На практике это происходит так. Когда в 3-ю клиническую больницу СГМУ (жители привычно называют ее 3-я Советская) или областную детскую больницу привозят ребенка-отказника на операцию или обследование, врачи этих клиник обращаются к координатору общества милосердия Наталье Боголюбовой. Она составляет круглосуточный график дежурств волонтеров.
Руководитель общества милосердия, настоятель Крестовоздвиженского храма г. Саратова священник Сергий Кляев сразу предупреждает:
— На организационные собрания мы приглашаем всех желающих. Но с улицы в палату к детям никого не пускаем. Для начала человек должен себя зарекомендовать.
Волонтеры дежурят у кроватки ребенка в три смены. Ухаживают за ним, когда он выходит из наркоза, следят, чтобы не вынул из руки иглу от капельницы, кормят, играют, меняют памперсы — делают все то же, что и обычная мама, окажись ее ребенок в больнице.
Отказных детей, имеющих те или иные заболевания, много. Волонтеров — около двадцати. Средний возраст — 35−40 лет. Как правило, это состоявшиеся женщины, имеющие взрослых детей и свободный график работы. Спрашиваю у Натальи, как все они узнали об обществе милосердия?
— Кто-то увидел объявление на дверях храма, кому-то рассказали знакомые, кто-то прочитал статью в православной газете. Сейчас у нас появился и свой сайт, называется «Грани милосердия». На первый взгляд, цепочка случайных событий, в конце которой понимаешь: это не ты сюда пришла, это Господь тебя привел.
Ухаживать за отказниками непросто. В больницу поступают детки разных возрастов, разной степени социализации, с разными заболеваниями. Недавно была девочка с заячьей губой и волчьей пастью. Чтобы просто взглянуть на изуродованное личико такого ребенка, нужно определенное мужество. Были и онкологические больные — двое малышей умерли.
Заведующий отделением плановой хирургии 3-й больницы Федор Напольников объясняет, почему больницы заинтересованы в сотрудничестве с обществом милосердия:
— У медперсонала физически не хватает времени, чтобы постоянно находиться рядом с отказниками, а волонтеры под контролем медперсонала обеспечивают малышам необходимый уход. И если мы начинали с одного отделения, то теперь весь педиатрический корпус подключился к проекту.
Наталья рассказывает, что за последние полгода помощь волонтеров понадобилась двенадцати детям и что сейчас в плановой хирургии как раз лежит отказной малыш — Руслан. Ему пять с половиной месяцев. Я прошу разрешения у отца Сергия заступить на дежурство; Наталья ставит меня в график, проводит инструктаж:
— С собой обязательно взять результаты последней флюорографии, медкнижку, халат и сменную обувь.
РУСЛАН
Мое дежурство начинается в восемь утра. На входе в четвертый детский корпус меня встречает суровая пожилая дама в форме охранника и взглядом, вопрошающим: «Стой! Кто идет?».
Пытаюсь объяснить, куда я и зачем. Дама недовольно машет рукой куда-то в сторону лестницы, но когда я, дойдя до нее, упираюсь в закрытую дверь, начинает орать на весь коридор:
— И куда ты прешься?
— В детскую хирургию, — теряюсь я.
— Какая же тупая, я же говорю — налево иди!
Послушно иду налево. Не хочется спорить с суровой пожилой женщиной в форме охранника.
Поднимаюсь на 3-й этаж. В отделении — евроремонт, новая мебель, картинки с персонажами мультфильмов на стенах.
В палате меня встречает красивая женщина восточного типа — Ирина дежурила всю ночь, которая выдалась бессонной, поэтому ее немного «штормит», но домой она не торопится. Сразу распознав во мне «новичка», подробно рассказывает, как разводить смесь в бутылочке. Кормить малыша нужно каждые три часа, а количество съеденного записывать в зеленую тетрадочку. На прикроватной тумбочке рядом с банкой смеси стоит икона, лежат четки. Ирина проводит «экскурсию»:
— Вот здесь у нас чайник, воду кипятить лучше за час до кормления, чтобы она успела остыть. Вот здесь — одежда, тут — памперсы.
Знакомимся с Русланом. Когда думаешь об отказных или детдомовских детках, в голове сразу же возникает образ худого изможденного ребенка с огромными грустными глазами. У Руслана и вправду огромные глаза, но изможденным он не выглядит. Он довольно упитан для своего возраста, лежит, потягиваясь, в своей кроватке и невозмутимо смотрит на мир. За 10 дней, что он провел в больнице, вокруг него постоянный круговорот из людей в белых халатах, и он внимательно вглядывается в каждое новое лицо, будто спрашивает: «Кто ты, человек? С чем пришел ко мне?».
— Русланчик! Солнышко мое! — Ирина берет малыша на руки, тот улыбается, гулит. — Я не могу не брать его, не целовать, ребенок обязательно должен получить свою порцию любви и тепла. Иначе он вырастет недолюбленным и не сможет в свою очередь научиться любить своих детей. И круг замкнется.
Малыша в отделении знают все — и врачи, и медсестры, и сестры-хозяйки. Все переживают за него — Руслану скоро предстоит операция. Не очень тяжелая, после которой он быстро поправится и будет совершенно здоров.
Мы разговариваем с Ириной. Я узнаю, что она — кандидат биологических наук, работает в лаборатории молекулярной генетики, год жила и работала в Америке. В церковь начала ходить десять лет назад, но об обществе узнала недавно. Руслан — третий малыш, за которым она ухаживает.
— Карьеру я сделала, дочка выросла. Появилось свободное время. Батюшка из нашего храма благословил обратиться к отцу Сергию. Так и стала ухаживать за детками. Ведь это не мы им помогаем. А они нам. Дают нам счастье быть милосердными.
Приходит медсестра Настя и отправляет нас на первый этаж — делать общий анализ крови и ЭКГ. Дежурство Ирины закончилось. Спрашиваю: что основное в работе волонтера?
— Самодисциплина. Мы должны с разумением приступать к своему делу, согласовывать все действия с медперсоналом, соблюдать режим, чистоту в палате. Мы ответственны за детей и просто не имеем права на ошибку.
ДЕЖУРСТВО
Руслан мужественно переносит все манипуляции, немного кричит только в кабинете забора крови. Вообще он очень спокойный и развитый мальчик. Возвращаемся в отделение. Здесь Руслана осматривает врач Наталья Сергеевна.
В палате вместе с Русланом лежат еще две мамы с детьми. Лариса с сыном из Балашова и Зульфия с дочкой из Башкирии. Зульфия, услышав, что я журналист, говорит эмоционально:
— Почему меня не спрашиваете? Я все расскажу! Я тут давно и вижу, как они ухаживают за Русланом — золотые женщины! Дай Бог им здоровья! Родная мать так не будет за своим ребенком ухаживать, как они ухаживают! Да и где его родная мать? Я пятерых родила, и у меня в мыслях не было, чтобы бросать детей! Напишите в своей газете, пусть молодые мамы не бросают своих детей!
Я обещаю написать. А сама тоже думаю о матери Руслана. Где она сейчас? Что делает? Я не могу не осуждать ее, хотя и не знаю, почему она отказалась от сына.
Выходим с Русланом в коридор погулять. На кушетке — зареванная женщина с грудничком на руках. Они попали в больницу прямо из роддома. Отец ребенка со стеклянными глазами бегает по коридору, постоянно говорит по сотовому телефону, что-то приносит — пакеты с едой, памперсы. Детское отделение любой больницы — территория страха. Страха родителей за своих детей, страха детей перед болью, которую причиняют им люди в белых халатах. Дети в отделении плачут постоянно, и к середине дежурства у меня тяжелеет и начинает гудеть голова.
По коридору, как маятник, мечется молоденькая мама с малышом. Он то кричит пронзительно, то начинает подвывать. Мама уже не пытается утешить его разговорами, просто механично трясет, как тряпичную куклу. Мой Руслан кажется мне тихим ангелом, который пришел, чтобы согреть мое сердце.
Мы возвращаемся в палату. Подходит время кормления. Пока я готовлю смесь, Руслан улыбается, радостно машет ручками. Ест он основательно, держась одной ручкой за бутылочку, а второй — за мой мизинец. Наевшись, тихонечко засыпает у меня на руках.
Перекладывать его в кроватку не хочется — с непривычки болит спина, но он так приятно пахнет «малышом», что я наслаждаюсь этим моментом. Он довольно причмокивает, кому-то улыбается во сне.
Дежурство подходит к концу. В два часа меня сменяет Галина. Я передаю ей «пост», и так же, как Ирина, долго не могу расстаться с Русланом. Чувствую, что он уже вошел в мою жизнь, и я подумываю над тем, как выкроить время и еще раз попроситься на дежурство. Но на работе уже ждут — пора возвращаться в свою профессию.
Выхожу на улицу и снова растворяюсь в равнодушном городе. В длинном сквере больницы под названием 3-я Советская кипит жизнь. По дорожкам бродят пациенты, студенты-медики что-то живо обсуждают, сидя на лавочках, неподалеку поблескивает куполами новый больничный храм. Я не знаю, почему этот блеск так раздражает людей. Я знаю только, что я ухожу, а волонтеры общества милосердия остаются, чтобы, когда Руслан проснется в своей кроватке, быть рядом с ним.
http://www.vzsar.ru/special/2009/10/01/mama_dlya_otkaznika.html
