 |
| Борьба мировых центров | Ярослав Бутаков | 07.10.2009 |
Восемнадцатый век: период особых отношений
Потеря Левобережной Украины, тринадцатилетняя война с Россией, гражданские войны за королевский престол и, наконец, нашествие турок существенно ослабили Речь Посполитую в конце семнадцатого века. После это Польша сама ищет союза с Россией, понимая, что соседи с Запада уже смотрят на ее земли как на «ничейные». Пётр I во время Северной войны распоряжается в Польше как у себя дома. Россия неоднократно вмешивается в польские междоусобицы, сажая на трон «своего человека». Во время Семилетней войны Польша без разговоров предоставляет свою территорию для прохода русских войск.Разделы Польши в конце восемнадцатого века были невыгодны России в том смысле, что устраняли ставший уже привычным и удобным смягчающий буфер между Россией и Западной Европой. Они были инспирированы Австрией и Пруссией. В этих условиях России не оставалось ничего другого, как взять свою долю. В отличие от доли германских государств, собственно польские территории в неё не входили. России достались исконно русские земли и Южная Прибалтика.
Опыт русско-польских взаимоотношений в восемнадцатом веке показывает, что Польша видит в России друга лишь тогда, когда сама слаба и не имеет поддержки на Западе. Тогда между двумя крупнейшими славянскими державами возможны стабильные дружественные отношения. Но, как видим, в союзе России и Польши, чтобы он был эффективным, один обязательно должен быть старшим. Польше в начале семнадцатого века этого было мало, она хотела просто поглотить Россию, но подавилась. Россия же и в восемнадцатом, и в двадцатом столетии показала, что умеет быть умеренной, умеет покровительствовать Польше, не посягая на её суверенитет.
Упущенные шансы
И всё же, учитывая последующие события, быть может, кому-нибудь из русских монархов начала или середины восемнадцатого века следовало воспользоваться слабостью Польши и раньше присоединить к России западно-русские земли. Тогда процесс взаимного слияния велико-, мало- и белорусов начался бы значительно раньше и мог привести к более прочным результатам. И не было бы в двадцатом веке украинского сепаратизма. Но это, конечно, только предположение, причём с высоты более, чем двухвекового исторического опыта, которого не имели тогда правители России.Если бы после наполеоновских войн Россия осталась в прежних своих границах на Западе, то весьма возможно, что польская русофобия с течением времени вообще сошла бы на нет. Однако весь девятнадцатый век она только возрастала.
Царствование Александра I, несмотря на весь блеск победы над Бонапартом, оказалось для России одним из самых неблагоприятных по своим последствиям. Роковую роль сыграло то, что почти всё это время, всю первую четверть девятнадцатого столетия русские национальные интересы приносились в жертву отвлечённым интересам «вселенского мира». Космополитически настроенный император окружал себя людьми, среди которых были и откровенные ненавистники России. Как, например, поляк Адам Чарторыйский, один из ближайших друзей Александра I.
Будучи в 1804—1806 гг. министром иностранных дел России (!) Чарторыйский сделал всё от него зависящее, чтобы поссорить Россию с Бонапартом и вовлечь её в третью антифранцузскую коалицию. Расчёт поляка был верным: армии Наполеона освободят Польшу от Австрии и Пруссии, а потом совместно с поляками двинутся на восток покорять Россию. Так и произошло, кроме одного. Покорить Россию даже совместно с поляками французам не удалось.
На Венском конгрессе Александр I упустил благоприятнейшую возможность воссоединить, наконец, русские земли. Для этого достаточно было восстановить границы Австрии в Польше такими, какими они были до начала наполеоновских войн, а взамен попросить уступки Австрией Галиции и Угорской Руси (Закарпатья). Вместо этого Александр I присоединил к России больше половины этнической Польши под названием «царства Польского» и начал там свои конституционные опыты. Он намеревался даже включить в состав Польши её бывшие восточные земли — Литву, Белоруссию и Правобережную Украину, и только вполне реальная угроза покушения на его жизнь заставила императора отказаться от этой безумной затеи.
Но поляки не могли быть довольны решениями Венского конгресса. Значительная часть исконных польских земель осталась под Пруссией и Австрией. В российской же части Польши поляки не довольствовались автономией, они желали независимости. В 1830 году они восстали. С тех пор вплоть до 1917 года Польша была постоянным бельмом на глазу Российской империи. Польша была рассадником революционных течений внутри империи и русофобской пропаганды на Западе. Это инородное тело, которое Александр I занёс в государственный организм России, серьёзно ослабляла последний.
Тем удивительнее, что и в этой обстановке польское общество далеко не всё было настроено против России и русских. Об этом, например, красноречиво свидетельствует в своей автобиографической книге «Путь русского офицера» генерал Антон Иванович Деникин, родившийся в смешанной русско-польской семье и проживший детство и юность в Польше.
Двадцатый век: не только Катынь, но и освобождение Польши от нацизма
С началом Первой мировой войны польское общество разделилось. Были и те, кто связывал надежды на независимость Польши с победой России. МИД России лелеял планы (они поддерживались Николаем II) восстановления Польши в этнических границах (то есть с присоединением земель, находившихся под Пруссией и Австрией) и предоставления ей государственного суверенитета «в вечном оборонительном и наступательном союзе с Россией». Правда, об этих планах официально не объявлялось. Но немало поляков воевало в русской армии. После Февральской революции значительная их часть была сведена в два Польских корпуса. По заключении большевиками Брест-Литовского мирного договора они были окружены и разоружены немцами.
Вторая мировая война также обозначила различные настроения среди поляков. Не только коммунисты и сочувствующие им становились союзниками Советской России. Далеко не все польские офицеры, оказавшиеся в 1939 году в советском плену и уцелевшие после катынских проскрипций, последовали за генералом Андерсом в Иран и позднее на западноевропейские фронты. Многие остались в России и позднее вступили в просоветское Войско Польское, начавшее формироваться в 1943 году в СССР. Боевое братство советских воинов с ратниками 1-й и 2-й армий Войска Польского в 1944—1945 гг. — впечатляющая страница русско-польских отношений.
Ярким примером подлинного польского патриота, понимающего, что благо Польши — в дружбе с Россией, навсегда останется Войцех Ярузельский, последний руководитель просоветской Польши. И это при том, что он всю жизнь имел достаточно личных оснований для ненависти к Советскому Союзу: его семья была депортирована в Сибирь, и сам он три года провёл на алтайском лесоповале… В 1981 году он пошёл на введение в Польше военного положения с одной единственной целью — не допустить развития событий по чехословацкому сценарию 1968 года. Теперь же над 86-летним Ярузельским висит угроза суда — мести со стороны русофобствующих поляков, живых ныне во многом лишь потому, что Ярузельский предотвратил тогда ввод в Польшу советских войск…
В Польше всегда были, есть и будут люди, в том числе в элите, готовые сотрудничать с Россией, понимающей и ненавязчиво, но твёрдо отстаивающей своё державное достоинство и национальные интересы. Современной русофобской истерике польского политического класса во многом благоприятствует отсутствие способных заинтересовать его бизнес-проектов (таких, как, например, энерготранспортный), осуществление которых сразу сделало бы неактуальным любое ворошение прошлых обид. Наверное, именно это и имел ввиду Председатель Правительства России Владимир Путин во время визита в Польшу 1 сентября нынешнего года, когда сказал, что вопросами истории должны заниматься специалисты, но отношения двух стран должны двигаться вперёд.
