Новая инквизиция. Часть I

Гаагские судьи считают, что Воислав Шешель должен был молчать о преступлениях нацистских пособников против сербов

Процесс над Шешелем создает опаснейший прецедент, на базе которого какая-нибудь очередная международная карательная инстанция сможет преследовать не только сербов, но и нас, русских. Чем хорватские усташи отличаются от латышских эсэсовцев? По большому счету, ничем. Значит, на скамье подсудимых может оказаться и историк, разоблачающий, зверства прибалтийских коллаборационистов, и политик, позволивший себе напомнить о нацистском геноциде славян, и государственный служащий, противодействующий фальсификаторам истории. Шешеля судят за то, что он позволил себе говорить правду о событиях Второй Мировой войны. Поэтому процесс над Шешелем — это не только «проблема сербов». Это и наша проблема тоже.

Суд на Шешелем — это суд над исторической правдой

Скоро уже шесть лет, как в гаагских застенках содержится лидер Сербской радикальной партии Воислав Шешель. Уголовное дело против него было возбуждено 15 января 2003 года (24 февраля 2003 года Шешель добровольно отбыл в Гаагу). Обвинительный акт рассматривает события, произошедшие во время распада бывшей Социалистической Федеративной Республики Югославия (СФРЮ) в период с 1 августа 1991 года по сентябрь 1993 года. Согласно последней версии обвинения, краткое содержание которого опубликовано в заявлении для прессы в июле 2007 года, Воислав Шешель обвиняется в том, что он якобы являлся участником некоей преступной организации/преступного сговора. В ту преступную группу входило десять человек из высшего руководства СФРЮ и Сербии, объединенных общей целью — создание «Великой Сербии». Этот «заговор» сложился якобы в 1991 году и просуществовал до 1995 года. Гаагское судилище так и не представило ни единого доказательства по данному обвинению. В обвинении стоит, что Шешель обвиняется «в причастности к убийствам, пыткам, насильственному перемещению, грабежам и необоснованному уничтожению имущества жителей Хорватии, Боснии и Герцеговины, а также сербской области Воеводина в период с 1991 по 1993 год».

В чем же заключается «причастность» Шешеля к «убийствам, пыткам, грабежам»? Следите за темой, сейчас начинается самое интересное. Потому что трибунал даже не обвиняет Шешеля в личном участии в военных преступлениях. Его судят за его высказывания, за то, что он призывал сербов к сопротивлению и обвинял хорватов (кстати, вполне обоснованно) в геноциде сербского народа в годы Второй Мировой войны.

Трибунал считает, что Шешель использовал «язык ненависти», что привело к преступлениям (естественно, совершенных сербами — а кем же еще?) в Хорватии, Боснии и Воеводине, т. е. даже в самой Сербии. Обвинителей не смущает, что Шешель имел на сербском ТВ и радио значительно меньше времени, чем правящая СПС или другие партии в указанный период. Что говорить о Боснии и Хорватии, где вещание было переполнено усташеской и фундаменталистской пропагандой, где Шешель уж точно не появлялся, а сербского ТВ там и видно не было. Таким образом, Шешеля судят за его идеи, за мысли, за его убеждения.

Процесс над Шешелем начался только в ноябре 2007 года. На первом заседании прокурор Кристин Даль, которой в общей сложности было отведено 120 часов на изложение своей позиции, пообещала доказать, что, «Шешель участвовал в притеснении несербского населения и подстрекал к этому своих единомышленников». По словам Кристины Даль, Шешель в своих выступлениях якобы «демонизировал и дегуманизировал хорватов и мусульман». Шешелю попытались приписать «ответственность за расстрел 200 хорватских пленных на ферме Овчара под Вуковаром осенью 1991 года», так как якобы «исполнителями преступления были сторонники Сербской радикальной партии». Согласно обвинению, Шешель также «призывал к изгнанию хорватов из села Хртковцы в Воеводине в мае 1992 года, а в апреле того же года с трибуны парламента Сербии выступал за изгнание хорватов в целом из страны». Для доказательства всех этих «эпизодов» обвинение пообещало привлечь 101-го свидетеля.

На предварительных слушаниях Шешель полностью отверг навязываемые ему обвинения: «Меня обвиняют за мою идеологию, которой я очень горжусь. Но я не повинен ни в каких преступлениях, я только писал и говорил».

11 декабря 2007 года в зале МТБЮ появился первый свидетель обвинения. Им оказался американский «социолог» Энтони Обершэл, являющийся на самом деле «экспертом по пропаганде». «Социолог» объявил, что лидер радикалов в своих «ксенофобско-националистических» выступлениях в 1991—1994 годах «говорил о насилии над несербами в бывшей Югославии для создания Великой Сербии». Далее выяснилось, что Обершэл к тому же является экспертом МТБЮ, непонятно по какой причине названный «свидетелем». Он сообщил, что по просьбе МТБЮ проанализировал 400 текстов Шешеля, включая тексты выступлений лидера сербских радикалов, признавшись при этом, что… абсолютно не знает сербского языка. Все тексты Обершэлу перевели в Университете Северной Каролины, в котором он является профессором.

«Типичная речь Шешеля начиналась с восхваления сербов, о которых он говорил, что они великий народ, являющийся жертвой прошлых преступлений, которые совершили внешние и внутренние враги, снова угрожающие сербам. Реакцией на эти выступления было желание уничтожить источник угрозы агрессивными и насильственными средствами. Когда Шешель говорил, что „ненасильственное решение это самое лучшее решение, но его невозможно достичь“, он тем самым, подразумевал насилие, а не компромисс. Во многих из этих текстов Шешель угрожает другим народам, упоминая изгнание с территорий, обмен населением, месть и возмездие. За то, что происходит, он обвиняет другие народы», — заявил «свидетель», в частности обвинивший Шешеля в том, что он «сеял страх» среди тех, кто его слушал.

Завершил свое «свидетельское» показание Обершэл признанием, что в выступлениях Шешеля нет прямых призывов к преступлениям в Хорватии и Боснии, о которых говорится в обвинительном заключении, как нет в его речах и расистских высказываний.

«Но в них присутствует язык угроз», — закончил свое выступление Обершэл, которое сам Шешель иронично назвал свидетельством защиты. Шешель спросил Обершэла, так использовал он все-таки язык ненависти в своих выступлениях или нет. Обершэл не дал утвердительного ответа.

В следующий раз, на встрече с Обершэлом лидер СРП попросил свидетеля уточнить, где и когда происходили нападения сербов на хорватов Воеводины, о которых говорил последний. Обершэл не нашел, что ответить, заявив, что все детали можно найти в докладах тогдашнего представителя по правам человека при ООН Тадеуша Мазовецкого. Шешель назвал Мазовецкого лжецом и вновь повторил, что «в сербском крае Воеводина в 1992 году не было никаких нападений ни на хорватов, ни на венгров».

На вывод Обершэла о том, что выражение лидера СРП об «ампутации Хорватии» подстрекало насилие, Шешель ответил, что это исторический термин, который впервые употребил король Югославии Александр в 1928 году. «Эта ампутация, к сожалению, не была проведена своевременно», отметил лидер радикалов.

Шешель подчеркнул, что все его слова об опасности панисламизма и мусульманского фундаментализма оказались оправданными. Американский социолог заметил, что при этом Шешель называл мусульман «террористами и усташами». Тогда Шешель обратился к теме национальных стереотипов, указав в качестве примера, что на саммите ЕС в 1995 году президент Франции Жак Ширак назвал сербов народом «разбойников и террористов». Выходит, надо судить Ширака?

А теперь — самое интересное. Обершэл решил, что Шешеля надо судить за то, что он якобы «намеренно завышал количество убитых в концентрационном лагере Ясеновац, чтобы «возбудить в сербах чувство того, что они были и остаются жертвами». Шешель подчеркнул: «Я приводил официальные данные СФРЮ о том, что жертвами Второй мировой войны стало 1 млн 700 тыс. человек, а в Ясеноваце было убито 700 тысяч».

Обершэл проявил себя здесь как заправский ревизионист. Хотя заяви Обершэл о завышении кем-то количества жертв холокоста, то «отделался» бы в лучшем случае громадным штрафом. Но о завышении славянских, в данном случае, сербских жертв Ясеноваца, оказывается, говорить можно и даже нужно.

Прокурор в ходе процесса над Шешелем, неоднократно подчеркивал, что обвиняемый «подстрекал» сербов постоянным напоминанием о преступлениях усташей во времена Второй мировой войны. Прокурор квалифицировал (или пытался квалифицировать) эти высказывания Шешеля как «призыв к мести, распространение стереотипов о хорватах и мусульманах и «язык ненависти». Правда, усташский режим Анте Павелича квалифицировался прокуратурой как «фашистский и марионеточный», но, судя по тону обвинений в адрес Шешеля, это звучало как отягчающее обстоятельство для него самого. Шешелю об этом говорить, видимо, не следовало. Когда об этом говорит трибунал, это нормально, а когда говорит Шешель — происходит «злоупотребление», ведущее к ксенофобии.

Получается, что для трибунала упоминание о геноциде над сербами в усташской Хорватии страшнее самого факта этого геноцида! В замыслах прокуратуры, несомненно, было вынести именно такое решение. Однако Шешель не оставил камня на камне от «доводов» прокуратуры. Иначе, любые исследования усташского геноцида над сербами можно было бы квалифицировать как «язык ненависти», используя принцип прецедента. Отметим, что в документах гаагского судилища усташский геноцид над десятками тысяч сербов квалифицируется как «ужасное преступление» (термин, не имеющий никакого юридического значения) а убийство мусульман в Сребренице, как «геноцид» (а это уже вполне и предельно конкретно).

Что же касается так называемого «языка ненависти», то прокуратура в обвинительном акте обходит стороной все известные международные правовые источники, регулирующие такие области, подчеркивает сербский юрист Деян Мирович. Например, он указывает, что прокуратура трибунала в обвинительном акте против Шешеля не упоминает принципы Европейской конвенции прав и свобод человека 1950 года. В статье 10 данной конвенции говорится: «Каждый имеет право на свободу выражения. Данное право включает свободу собственного мнения, принятия и передачи информации неограниченно и без вмешательства власти». А американские доктора права Дэвид Серджи и Сидней Норрис подчеркивают, что «язык ненависти» не является преступлением согласно статуту МТБЮ и обычному международному праву. Подстрекательство к преступлению и «язык ненависти» разные вещи.

На одном из первых заседаний Шешель заявил: «Сербы и русские братья. Мы — русские Балкан». В раскручиваемой теме русской оккупации всех возможных народов и племен во все времена, и в контексте предупреждений Шешелем сербов о возможности нового усташеского геноцида, это заявление Шешеля легко бы вплелось в заключительный акт по его делу, где сербы бы предстали «вечными оккупантами соседних народов, неисправимыми националистами и гегемонистами».

Для нас важно понять, что процесс над Шешелем создает опаснейший прецедент, на базе которого какая-нибудь очередная международная карательная инстанция сможет преследовать не только сербов, но и нас, русских. Чем хорватские усташи отличаются от латышских эсэсовцев? По большому счету, ничем. Значит, на скамье подсудимых может оказаться и историк, разоблачающий, к примеру, зверства прибалтийских коллаборационистов, и политик, позволивший себе напомнить о нацистском геноциде славян, и государственный служащий, противодействующий фальсификаторам истории.

Шешеля судят за то, что он позволил себе говорить правду о событиях Второй Мировой войны. Поэтому процесс над Шешелем — это не только «проблема сербов». Это и наша проблема тоже.

Продолжение следует

http://www.win.ru/school/2504.phtml