 |
| Вера-Эском | Евгений Суворов | 26.09.2009 |
Но вот уже третий год в Объячево служит новый настоятель — протоиерей Николай Баланда. Отправляясь туда, не успел предупредить об этом его по телефону. Вечером в четверг захожу в храм. Двери открыты, храм пуст, за загородкой в церковной лавке сидит священник, один-одинёшенек. Подхожу к батюшке под благословение… Потом, провожая меня на постой к одной из старейших прихожанок, отец Николай сам удивлялся сложившимся обстоятельствам: «Вот представляешь, Женя, как ведь Господь всё управляет! Ещё утром мне почему-то захотелось прийти в храм. А вроде бы и делать мне здесь нечего: службы нет, треб тоже. Походил вокруг храма по парку, ведро грибов набрал, сижу скучаю. Вдруг забегает одна прихожанка: „Батюшка, а почему вы сегодня в храме?“ „У меня назначена важная встреча“, — отвечаю ей. Почему вдруг эти слова вырвались, сам не знаю. Никакой встречи я не назначал. А тут и вы приезжаете. А если бы меня здесь не застали, пришлось бы искать по всему селу. Живу-то я неблизко».
Поначалу я решил было сразу сфотографировать отца Николая, но он наотрез отказался, да и вместо интервью предложил пойти к прихожанам. «Я тут без году неделя, ничего не знаю», — отшутился. И мы отправились по старым прихожанам.
То, что отец Николай — человек с юмором, мне приходилось слышать и раньше. Проходя по парку и беседуя о грибах, что растут прямо в центре села, я снова пытаюсь повернуть разговор в нужное мне русло.
— Батюшка, а сколько вам лет?
— Мне двадцать семь будет, — не моргнув глазом отвечает он.
— Ну да, 27 с хвостиком, а хвостик ещё лет на 40, — поддерживаю я шутку настоятеля, глядя на его старческий вид и седую бороду.
— Что ты, до сорока мне ещё жить да жить…
Привёл меня батюшка в дом престарелых, к одной из первых прихожанок- Римме Аврамовне Шулеповой. Сейчас она — инвалид третьей группы, нуждается в постоянном уходе, ходит с клюшкой, еле передвигаясь по комнате, но при этом необыкновенно жизнерадостный человек. В разговоре она постоянно заливается лучезарным смехом. Прощаясь с отцом Николаем, Римма Аврамовна поздравила его с праздником, пожелав долгих лет жизни.
— А какой сегодня праздник? — спрашиваю у старушки, когда отец Николай уходит.
— У них с матушкой Марией сегодня 28-я годовщина свадьбы.
— Да, это большой праздник, — соглашаюсь я. — Нынче не всякая семья до такого срока дотягивает. А сколько у них детей?
— Четверо. Старший Вася у владыки иподьяконом служит.
* * *
На следующий день мне всё-таки удалось разговорить батюшку. Мы присели на лавочку перед входом в храм. День был солнечный, радостный, не по-осеннему тёплый. Вокруг храма благоухали ароматами цветники, внизу несла свои воды красавица Луза. Всё располагало к приятному разговору. Настроение у нас обоих было благодушное и приподнятое.Оказалось, что о. Николай является одним из старейших священников Сыктывкарской епархии — уже 24 года, как рукоположён в сан. И так получилось, что служить ему довелось в разных уголках бывшего Советского Союза.
— Из нашего села Нанково Хустского района Закарпатья вышло больше ста священников, которые служат по всему бывшему Советскому Союзу, — рассказал он. — Ещё один мой земляк, отец Василий Шутко, настоятельствует в Воркуте. Уроженец нашего села блаженнейший Дорофей был митрополитом Чешских земель и Словакии до своей кончины в 1999 году. У нас село небольшое, что-то около двух тысяч жителей. Рядом есть и побольше. В пяти километрах от нас расположено село Иза, жителей в нём около пяти тысяч, а вышло из него около трёх тысяч священников.
Из наших мест пошло православие по всей Руси. Между Изой и моим селом два брата построили монастырь в честь Николая Чудотворца. Рядом ещё 15 монастырей, а во всём Закарпатье — 30 действующих обителей. Это же колыбель православия! Туда оно пришло за сто лет до Владимирова Крещения. Равноапостольные Кирилл и Мефодий проповедовали вначале в наших краях, а потом уже пошли дальше на восток. Там и по сей день все люди верующие, церкви не закрывались. Когда униаты и католики всех душили, Иза им не покорилась.
— После рукоположения я в Закарпатье первое время служил в небольшом селе, восемь тысяч населения. Церковь тоже «небольшая», — шутит батюшка, — метров 70 длиной и около 40 в ширину. Приход тоже «небольшой» — по 3−4 тысячи на каждую службу приходило, а на храмовые праздники — тысяч по 10−12. Яблоку негде упасть. Так я до службы крестил по десять человек и после службы столько же. Приходили креститься со всей улицы, а она тоже такая «небольшая» — километров на 15−20 в горы уходит. И всех надо окрестить, так же не отпустишь.
— Коль народ там верующий, наверное, среди них и нет такого безобразия, как здесь, чтобы вешались, пьянствовали, убивали друг друга.
— Такие случаи, действительно, очень редко бывают. Когда я служил, ни о чём таком точно не слышал. Но времена меняются, может, сейчас уже это и есть. Туда советская власть пришла только в октябре 44-го. До этих пор то венгры, то румыны, то чехи хозяйничали. Закарпатская область была поделена на несколько районов, каждый кому-то принадлежал. Но православная церковь не закрывалась.
— А как вы на Севере оказались? — спрашиваю батюшку и на случай, если ему не захочется вдаваться в подробности этого переезда, добавляю: — Господь призвал?
— Мы с владыкой Питиримом давно знакомы, — отвечает о. Николай. — Я в эти края с 1982 года наезжал. Здесь мой тесть служил, отец Стефан Попович, и многие земляки. У матушки моей брат здесь живёт. Когда я к ним в гости приезжал, тогда с владыкой Питиримом и познакомился. Он тогда ещё дьяконствовал. Потом мы сообщались, переписывались, и он пригласил нас сюда.
— Батюшка, и как вам здесь служится? Всё-таки здесь, наверное, больше неверующих, воспитание в семьях, как правило, безрелигиозное, поэтому, возможно, труднее общаться?
— Нет, здесь легче. Здесь люди ещё требуют гласа Господня, ждут, чтобы их просветили, у них есть духовная жажда. Здесь мне нравится.
По скромности своей отец Николай не стал мне рассказывать о своих жилищных неудобствах. Так получилось, что отдельного священнического дома в райцентре так до сих пор и нет. И батюшке пришлось мыкаться вместе с семейством: жили на квартирах у прихожан. Одно время поселился всей семьёй в гостиничном номере, за который вначале просили чуть больше двух тысяч за месяц, но потом стали требовать полную стоимость — почти двадцать тысяч рублей — и пришлось отказаться от таких услуг. Местная администрация выделила для семьи священника три комнаты в бывшей конторе ПМК, но они до сих пор оборудуются под нормальное жильё, и заехать туда пока что нет возможности. Батюшка сейчас «как нахлебник» (по его выражению) живёт на квартире одной прихожанки.
На расспросы о житейских трудностях он отвечает так: «Как говорят, птицы небесные не сеют и не жнут, а питаются. Так и нас Господь Сам пропитает. Меня владыка Агафангел утешал: „Батюшка, не переживай, ещё ни один священник не умер на приходе от голода. Люди всегда прокормят“. И я голодным никогда не был, ещё и других постоянно кормил».
Батюшка рассказывает о своём небесном покровителе — святом Целителе Пантелеимоне, который не раз помогал ему в трудных жизненных ситуациях.
— У меня есть икона св. Пантелеимона, освящённая на гробе Господнем в Иерусалиме. Она мне досталась вместе с домом, который я купил у одной бабушки на Украине. Так вот, когда дети начинали болеть, матушка вставала среди ночи, молилась на эту иконку, и часто уже на другой день они были совершенно здоровы. Так что мы в нашей семье Пантелеимона Целителя очень почитаем.
— Один из ваших сыновей — Василий — иподьяконствует у владыки, учится на священника в Духовном училище. А остальные дети тоже пойдут по духовной линии?
— Пока что учатся, приобретают специальности. Недавно средний сын, Владимир, мне говорит: «Тату, я, наверное, тоже пойду к Васе. Здесь немножко подучусь и пойду по духовной линии». Он уже служил с владыкой две службы, и ему это очень понравилось. А младший пока ничего не говорит. Годика через два тоже начнёт определяться. С малых лет, как только они научились ходить, я их в храм брал на службу. С трёх лет мне кадило подавали, со свечой ходили. Когда Васе было восемь, у него кто-то спросил в шутку: «Вася, сколько лет у тебя служебный стаж?» — «У меня восемь». Надеюсь, и дальше Господь так управит, что останутся служить в Церкви.
* * *
Никольскому храму в Объячево нынче исполняется сто лет. В нём сейчас располагаются музыкальная школа и библиотека. В ознаменование этой даты 15 августа всем прилузским духовенством во главе с благочинным Иннокентием (Бенца) в старинном храме впервые после его закрытия был отслужен молебен, а в недавний приезд владыки Питирима, 29 августа, молебен служился уже архиерейским чином.— Вот только эти четыре иконы нам от старого храма и остались, — показывает батюшка мне на старинные иконы Николая Чудотворца, Илии Пророка, Прокопия Устюжского и на Нерукотворный образ Иисуса Христа и добавляет: — Может быть, иконы Илии Пророка и святителя Николая были престольные.
Напоминаю ему про особо почитаемый в Объячево старинный источник Николая Чудотворца, бьющий под горой в конце улицы, на которой раньше жили священнослужители. Несколько лет назад над ним была построена часовенка. Сейчас за водой к этому источнику едут со всей округи.
— В основном вода из источника помогает от глазных болезней, — говорит отец Николай. — Ею надо просто умываться.
— От других болезней тоже помогает, — вступает в разговор незаметно подошедшая прихожанка храма Ирина Парфёнова. — При мне из Сыктывкара приезжали на своей машине муж с женой за водой для своей родственницы, которая лежала в больнице. Одной моей знакомой стало очень плохо: сильно заболели голова и сердце. Привезли её в больницу, врачи не знали, что делать, потому что таблетки ей пить нельзя — была на первых месяцах беременности. На ночь она выпила стакан воды из источника, а на следующий день проснулась совершенно здоровой. У другой женщины дети простыли. Она привела их на источник на праздник Крещения. Им бы при простуде купаться в холодной воде не надо было, а они искупались и поправились.
Ирина рассказала мне свою историю, как она стала прихожанкой храма Сергия Радонежского, где сейчас не только поёт на клиросе, но ещё занимается с детьми, создав вместе с другой прихожанкой, Валентиной, при храме православный детский коллектив «Росток». С детьми они ставят спектакли к праздникам, выступают в больницах, других учреждениях.
— Два года назад я была в Троице-Сергиевой лавре, — рассказывает Ирина, — и вот вижу, как там какая-то девушка красит церковную оградку. Я иду и думаю: «Господи, вот бы и мне тоже возле церкви послужить, потрудиться во славу Божию!» А через год я уже в храме Сергия Радонежского пела в хоре и помогала батюшке. А ведь тогда я даже представить себе не могла, что всё так повернётся.
* * *
На следующее утро я вновь отправился в дом ветеранов продолжить разговор с Риммой Аврамовной Шулеповой. Родом она с Нижегородчины, из среды староверов. С детства молилась Богу, вот только жизнь у неё сложилась несладко. В шесть лет осталась сиротой, воспитывалась в голоде и холоде мачехой, которая отправляла её собирать милостыню, а отец не был защитой.— Что у вас с ногами-то случилось? — спрашиваю старушку. — Почему вы хромаете?
— А меня отец палкой стукнул, когда мне было 13 лет. С тех пор на бедре получилась травма. Потом за лежачей свекровью ухаживала. Видно, надорвалась, когда её поднимала, с тех пор ноги стали сильно болеть. А уже здесь, в доме ветеранов, за соседкой ухаживала два с половиной года. Напоить, накормить, к столу усадить, по десять раз на день под неё судно подложить, да убраться ночью — всё это очень тяжело. Из-за этого сейчас я сама стала неходячей. Инвалид третьей группы. Раньше в храм и молитвенный дом по два раза в день из деревни Кулиги ходила. Дождь не дождь, снег не снег — всё равно иду. 12 лет около подсвечника простояла. А сейчас и храм рядом, а дойти не могу. В том году раз была и в этом году собралась. Ладно, думаю, хоть пойду посмотрю ещё раз на иконы, на батюшек, на всех добрых людей-прихожан. Дай Бог здоровья нашему батюшко. Как ему ни позвонишь, он сразу же приходит исповедовать и причаститься даёт. В каждый пост я должна хотя бы раз исповедоваться и причаститься.
Оказалось, что Римма Аврамовна молится по-старославянски, научилась читать на этом древнем языке сама. У неё несколько толстых молитвословов и дореволюционных богослужебных книг. Каждый день начинается и заканчивается молитвой, молится она и на протяжении всего дня. Так долгий день проходит быстрей. Телевизор она не смотрит, да его у неё и нет. Только слушает радио да читает газеты, самая любимая из которых, признаётся она, «Вера».
— Когда вы пришли в церковь?
— Я Богу начала молиться ещё до школы, — вспоминает Римма Аврамовна. — Молилась так, как слышала от старушек. Потом на поминки стала ходить, запоминать, как они покойников «отпевают». К тому времени я многие молитвы уже знала. Потом сама стала «отпевать». Читала Псалтырь и кафизмы. Многих здесь, в Объячево, проводила. А в 1995 году, как храм у нас открылся, батюшко Вадим мне запретил.
— Получается, что вы за четверть века полсела перехоронили?
— У меня на родине в Нижегородской области совсем другие обычаи. Тех, кто своей смертью умер, никогда не похоронят рядом с самоубийцей. Руки на себя наложивших не на кладбище, а за церковной оградой хоронят. А здесь всех — рядком. У нас, когда на могилку идут поминать, никаких продуктов и водки не берут, только молиться приходят. Потом дома трое суток молятся. А здесь с первого дня, ещё покойник в морге лежит, уже пьют, гуляют, веселятся. Из старинных обычаев остался только один: на сороковой день снаряжают человека, провожают его вместо покойника до кладбища.
* * *
Детей у Риммы Аврамовны так и не появилось. Из родственников — только сводные братья и сёстры, что остались на Нижегородчине, да приёмные дети от мужа. Но на старости лет, после кончины мужа, она никому оказалась не нужна, кроме прихожан храма, которые иногда её навещают. Вот и в это утро в гости к ней пришла её лучшая подруга Эмилия Семёновна Лобанова. Вместе они много потрудились для храма. Эмилия Семёновна и сейчас поёт в церковном хоре. Несмотря на преклонный возраст, она очень деятельная женщина. Потеряла двоих мужей, которые умерли, оставив ей пятерых детей. Все они давно уже взрослые, живут своей жизнью. У неё шестеро внуков, две внучки, одна правнучка. Но живёт она одна в своём доме.Рассказывая о своём приходе к Богу, Эмилия Семёновна вспомнила добрых старушек-монашек, которые в советское время жили в деревне Рай. Храмов тогда не было, и четыре старушки за сотню вёрст ходили пешком на богомолье в церковь города Лальска.
— Старушки эти были очень благочестивыми девицами, — рассказывает она. — Одну звали тётей Аней. Через неё я и пришла к Богу. Мне было тогда 18 лет, я работала воспитательницей в садике в деревне Поруб. И мне как-то сказали, что в Раю живёт монашка. Мне стало интересно, и вот я как-то после работы пришла к ней домой. Стучусь в дверь, спрашиваю:
— Тётя Аня, можно к вам?
А в ответ слышу такой ласковый голос:
— Можно, можно, проходите, садитесь, пожалуйста.
— Тётя Аня, у вас, говорят, есть какие-то молитвы?
— Есть, есть.
— Почитайте мне, пожалуйста, молитву.
Она прочитала молитву, и мне так хорошо стало на душе.
— Тётя Аня, можно к вам ещё прийти?
— Приходите, приходите, хоть каждый день приходите.
И я после работы к ней стала забегать. Приду, поговорю с ней, она мне молитвы почитает, и я как на крыльях лечу домой.
— Когда у нас в Объячево молитвенный дом открылся, — дальше рассказывает Эмилия Семёновна, — первый раз я пришла в него на Благовещенье. И мне так стало плохо, что ушла со службы домой. Думала, упаду по дороге. Потом полгода не ходила. И вот как-то прихожанка Таня, она в школьной столовой поваром работает, спрашивает меня: «А что ты не стала ходить в церковь?» «Да я не грешная, — отвечаю ей. — Не ругаюсь, никому зла не делаю». «А это ты делала? — говорит Таня. — А это?..» И начала перечислять мне мои согрешения. Нашла даже смертные грехи. После того как она меня так вразумила, я задумалась о том, какая же я на самом деле грешница, и пошла в церковь каяться.
Так я стала ходить в церковь. А потом мне захотелось петь в церковном хоре. Батюшка меня благословил, но у меня ничего сперва не выходило. Поэтому я много плакала. Но со временем стало помаленьку получаться, так до сих пор и пою в хоре.
— А дети-то с внуками у вас верующие, в храм ходят?
— Что ты, Женя! — взмахивает руками старушка. — Никто не ходит: ни дети, ни внуки, ни снохи, ни зятья. Говорят: «Мама, пока ты за нас молись, а мы потом будем молиться». Вот я за всех и молюсь. Ещё возмущаются, что я их тяну в храм, но мне так хочется, чтобы они стали воцерковлёнными.
* * *
Вот такой увидел я жизнь обычного сельского прихода на юге Коми республики: старики молятся, молодые заняты своими делами за оградой, церковь грустно смотрит на тихие воды Лузы с высокого холма, а возле храма благоухают цветники.