Время новостей | Иван Сухов | 23.09.2009 |
Напомним, заместитель муфтия Карачаево-Черкесии и ректор Исламского университета в Черкесске Исмаил Бостанов был расстрелян неизвестными в своей машине по дороге домой из мечети. Тяжело ранен сын Бостанова, оказавшийся в машине с отцом, ему сделали челюстную операцию.
Несмотря на то что следствие еще не успело прийти ни к каким выводам относительно смерти религиозного деятеля, большинство комментаторов уже сошлись во мнении, что заместителя муфтия убили исламские фундаменталисты, которых на российском Северном Кавказе принято называть ваххабитами. Даже Совет муфтиев России, который разместил слова соболезнования на своем официальном сайте, исходит из предположения о террористическом акте, совершенном по идеологическим соображениям. «Ислам проклинает террор, наша религия приравнивает грех убийства даже одного человека не на поле битвы во время войны к убийству всего человечества, — говорится в заявлении совета. — В день нашего мусульманского праздника (мусульмане празднуют Ураза-байрам. — Ред.) бандитские выползни совершили подлое убийство, поставив себя в ряд ярых врагов ислама и человечества».
Исмаил Бостанов действительно позиционировал себя как противника радикальных исламских течений, чуждых для российского Северного Кавказа. Его непосредственный начальник Исмаил Бердиев, глава духовного управления мусульман Карачаево-Черкесии и Ставрополя, одновременно является еще и председателем координационного центра мусульман Северного Кавказа — груз лежащих на нем обязанностей и высота положения приводили к тому, что именно Исмаил Бостанов все последние годы был фактически «первым лицом» среди официального исламского духовенства Карачаево-Черкесии.
Сам г-н Бердиев, по сути, исключил какие-либо коммерческие мотивы убийства. Идеологический мотив действительно выглядит вполне вероятным, но в связи с этим нельзя не вспомнить некоторых деталей жизни Исмаила Бостанова. Во-первых, в период президентских выборов в Карачаево-Черкесии в 2003 году он активно поддержал команду Мустафы Батдыева, который оспаривал тогда президентский пост у Владимира Семенова. Г-н Батдыев выборы выиграл, но не смог консолидировать республиканскую общественность и до конца своего единственного президентского срока находился в состоянии вынужденного клинча с очень сильной оппозицией, захватившей ряд ключевых должностей в системе республиканской власти. При этом окружение Батдыева сохранило известное влияние и после его отставки — новый президент КЧР Борис Эбзеев унаследовал регион, в котором продолжается многоуровневое клановое противостояние. Не исключено, что Исмаил Бостанов мог неожиданно оказаться на одной из осей этого противостояния.
Во-вторых, нельзя не заметить, что многие из тех, кого Исмаил Бостанов обличал в причастности к радиальным течениям, сейчас занимают довольно высокие посты в официальных структурах российских мусульман. В августе 2003 года г-н Бостанов так отвечал на вопрос корреспондента «Времени новостей» о том, много ли в КЧР ваххабитов: «Я не могу вам точно сказать, да и никто не может. Они ведь не объявляют вслух, что они ваххабиты. Но проблема есть, и она появилась не вчера. Все это началось еще в 1991 году, причем не здесь, а в Москве, где была создана так называемая исламская партия „Возрождение“. Одним из ее лидеров стал карачаевец Магомед Беджи Улу. Здесь тогда тоже были большие проблемы: республике грозило раздробление по национальному признаку. И Беджи Улу как раз был среди тех, кто ратовал за отделение Карачая. Он стал самопровозглашенным имамом, у него было три десятка охранников, оружие, все как положено. И он нашел аудиторию. Но мы тогда провели съезд мусульман Ставрополья и Карачаево-Черкесии, и большинство сказало: с ваххабитами нам не по пути, республика должна быть единой. А все эти новые веяния из-за границы, исламского толка, они нам чужды. У нас другой менталитет, другой уклад жизни, другое восприятие ислама. Мы сами знаем, как нам лучше обустроить республику».
Сейчас упомянутый г-ном Бостановым Магомед Беджи Улу, насколько известно, занимает должность заместителя председателя Духовного управления мусульман европейской части России Равиля Гайнутдина. Г-н Гайнутдин — председатель Совета муфтиев России, на сайте которого в связи с гибелью г-на Бостанова ислам в очередной раз проклинает террор. Впрочем, Магомед Беджиев, известный также как Мухаммад Карачай, считается теперь, по-видимому, вполне благонадежным священнослужителем, которому доверяют очень деликатные миссии. В ноябре 2005 года он, к примеру, выступил перед грозненским активом молодежного движения «Наши» с лекцией «Мусульманская община — неотъемлемая часть российской нации».
В Карачаево-Черкесии с некоторой тревогой следили за возвращением на Кавказ одного из активистов «Возрождения». Даже «гражданские» аналитики прежней администрации президента КЧР пытались время от времени предупреждать о попытках радикальных мусульман проникать в официальные муфтияты с целью получить доступ к ресурсам и аудитории. Во всяком случае, не исключено, что кому-то из «благонадежных» попросту мешал Исмаил Бостанов, слишком много знавший об их биографиях.
Как бы то ни было, смерть Исмаила Бостанова еще раз подтвердила, что на Северном Кавказе есть признаки религиозной войны внутри исламского сообщества. Строго говоря, этого не отрицают обе ведущие ее стороны. Северокавказские боевики с осени 2007 года объявили своей целью торжество «чистого ислама», отказавшись от прежних политических программ националистического и сепаратистского направления. Традиционные мусульмане во всех кавказских регионах также все чаще призывают к бескомпромиссной схватке с фундаменталистами — так же, как это делает президент Чечни Рамзан Кадыров и отчасти его ингушский коллега Юнус-Бек Евкуров.
Отец Рамзана Кадырова, Ахмат-хаджи, в 1999 году перешел на сторону российской армии в том числе и потому, что считал рост влияния фундаменталистов в окружении президента Ичкерии Аслана Масхадова и его «вице-премьера» Шамиля Басаева опасным для Чечни. По сути, сторонники традиционного для Чечни суфизма руками российской армии сделали то, что не смогли сделать своими силами за два года полной чеченской независимости, — подавили рост «импортированного», радикального ислама. Теперь, через десять лет, выясняется, что, во-первых, эта война до сих пор не выиграна, о чем свидетельствуют хотя бы подрывы смертников на грозненских улицах. Во-вторых, плохо это или хорошо, но традиционный ислам сделал Чечню существенно менее светской и существенно более исламской, чем большая часть остальной России. И в-третьих, противоречия есть и внутри традиционного ислама.
Предыдущий президент Чечни Алу Алханов, ныне заместитель министра юстиции РФ, был, к примеру, известен как последователь иного, нежели Рамзан Кадыров, суфийского течения. Однажды Алу Алханов, номинальный накшбандиец, а по сути кадровый милиционер, неосторожно упомянул о том, что чеченский кадиритский шейх Кунта-хаджи умер в позапрошлом столетии. Тогда как кадириты, включая Рамзана Кадырова и большую часть муфтията Чечни, считают, что шейх до сих пор не умер и находится «в сокрытии». Этот богословский скандал был, конечно, не причиной, но одним из поводов для досрочного ухода Алу Алханова с президентского поста.
Сейчас кадириты доминируют в политическом пространстве Чечни — именно они в основном представляют там «религию мира» в пику фундаменталистам. Кадиритом является и нынешний президент Ингушетии, который подчеркнул свою конфессиональную общность с г-ном Кадыровым и также призвал к беспощадной войне с ваххабитами. В Магасе не считают, что президент в кадиритской шапочке отдаляется от последователей других суфийских ветвей Ингушетии, противостояние между традиционным исламом и импортированным радикализмом важнее любых внутренних различий.
Риторика религиозной войны, судя по всему, находит поддержку. В Ингушетии многие выражают симпатию президенту Чечни и его милиционерам в связи с тем, что после покушения на Юнус-Бека Евкурова Рамзан Кадыров пообещал «спросить за него по-кавказски». «Это значит, что милиционеры идут в горы и предъявляют боевикам за Евкурова как своим кровникам», — пояснил один из собеседников «Времени новостей». В Дагестане, где так же силен традиционный ислам, некоторые мюриды традиционных шейхов (число мюридов, возможно, доходит до сотен тысяч человек при численности населения республики 2,5 млн) уверяют, что «справились бы с ваххабитами за несколько дней, если бы Россия дала добро».
Сторонников традиционного ислама на Северном Кавказе пока действительно подавляющее большинство. И во многих случаях новые радикальные течения уже вызывают у них крайнее раздражение, поскольку дестабилизируют привычный порядок вещей. Однако внутриконфессиональный конфликт все более отчетливо превращается из конфликта большинства и меньшинства в конфликт поколений. Радикальный ислам пусть и не быстро, но набирает популярность среди молодежи, потому что предлагает объяснение имеющихся многочисленных проблем и предлагает способ их решения.
Северокавказские социологи считают, что на наших глазах формируется новая общественная категория — кавказская молодежь, урбанизированная в первом поколении и потому оторванная от культурных корней, живущая в городе, общающаяся по-русски, но исповедующая при этом именно радикальный ислам. Толком никто не считал, можно лишь предполагать, что пока эта категория не очень велика. Но уже сейчас ясно, что одной силой воздействовать на нее просто опасно в том числе и потому, что ответ может оказаться неожиданно массированным. Трудно сбросить со счетов и то обстоятельство, что в мире, к сожалению, нет ни одного региона, где исламский радикализм, раз появившись, затем бы совершенно исчез. Можно лишь надеяться на древнюю культурную мельницу Кавказа: в конце концов, 200 лет назад исламскими радикалами здесь считались как раз те, кто сейчас в Чечне, Ингушетии и Дагестане является опорой и защитой традиционных исламских ценностей.