Русская линия
Итоги Юрий Шевчук17.09.2009 

Не ломай!

Юрий Шевчук: «Теперь столицы наши соревнуются в том, кто скорее себя уничтожит. А все дело в глупом пафосе и самомнении. Не сохраним свои стены значит, и будущее потеряем»

Лидер «ДДТ» Юрий Шевчук вряд ли нуждается в представлениях. Визитная карточка русского рока, патриарх, поэт и несгибаемый борец за мир, любовь и музыку. Соответственно, против войны и несвободы. Ряд песен Шевчука отразил эпоху 80-х — начала 90-х как в зеркале. Его «Дождь», «В последнюю осень», «Белая река» запилены на радиостанциях и пребудут в статусе хитов до конца времен. Один из самых популярных рокеров России любит выступать с общественными инициативами, а программы дополнять посвящениями. Уже побывали на его лирическом прицеле попса, Чечня, русско-грузинская война (программа «Не стреляй!»). Теперь Юрий Шевчук борется с агрессивным столичным новостроем и защищает исторические достопримечательности ВВЦ. Об этом и о многом другом в преддверии новой серии концертов он рассказал корреспонденту «Итогов».

— Любите вы, Юрий Юлианович, выступать с посвящениями. Теперь по поводу архитектуры. Как к этому пришли и почему именно ВВЦ?

Архитекторы и новая администрация ВВЦ предложили группе «ДДТ» провести концерт, чтобы обратить внимание общественности на это историческое место. Предыдущая команда много напортачила, а новая пытается сохранить павильоны, расчистить культурный слой. Меня, как и многих детишек Советского Союза, на ВДНХ приводили родители. Помню невероятное ощущение от коров величиной с мамонта и овец с нимбами над рогами. Мы с сестренкой Наташей наслаждались этой сказкой, идиллией, этим коммунизмом, социалистическим Диснейлендом…

— Коммунизмом на отдельно взятой улице?

— В отдельно взятом месте. Теперь многое украдено, разбито. Например, необыкновенные люстры, которые выковывались поштучно тульскими кузнецами, великолепные молдавские беседки из липы и дуба. Сейчас Армения и Киргизия выкупили свои павильоны — молодцы. И можно по-старому зайти в армянский павильончик, как заходил мой папа. Принять коньячку и порадоваться, что Армения жива. А у киргизов выпить кумыса хорошего, не кислого, не трехнедельной давности. Там много заколоченных павильонов, где можно проводить концерты, размещать театры — в общем, новый культурный центр будет в Москве. Если, конечно, выгнать этот мутный бизнес и воссоздать все как было.

— Почему у нас не так?

— Потому что коррумпированные чиновники вкупе с агрессивными строительными компаниями не пропускают эти законы. Что могут сделать толпы очкариков, у которых любовь к старым стенам? Уничтожим стены — к чему будем лбы­-то свои безутешные приставлять? В очередной раз уничтожаем свою историю, застывшие в камне письмена предков. Эти стены с венами трещин и морщин должны не бездумно краситься и «реставрироваться», их нужно бережно консервировать, оставлять эту прекрасную патину времени. У меня есть на эту тему стишок «Зоолетие» — о Петербурге: «Но слава Богу, город стоит, невзирая на громкие даты… Хоть раскрашен, как б. дь, / Во рту — платина новых домов, / Продолжают на солнце гореть невесомые купола-латы, / Он готов к своей вечной борьбе у пяти бесконечных углов». Теперь столицы наши соревнуются в том, кто скорее себя уничтожит. Сейчас идет третья волна уничтожения архитектурных артефактов страны, я так считаю. После сталинской в тридцатые и хрущевской подкатила еще одна. Рубят все не только в Москве и Питере, но и в провинции. Не сохраним свои стены, прошлое — значит, и будущее потеряем.

— Вот так категорично?

— А как же? Если душа смотрит в окно, полное унылых прямоугольников, разве у нее родятся фантазия, стихи, музыка? Творчество пробуждает ломаный абрис крыш, гармоничный фасад барокко, ангел на шпиле. А все дело в глупом пафосе и самомнении. Бывает застройка точечная, а у нас она — ковровая. Я ходил на «Марш несогласных», там против этого тоже много говорили.

— На политические марши ходите и не боитесь обвинений в конъюнктурности?

И что мне это даст, по-вашему? Не смешите. О конъюнктуре могут говорить люди, которые смирились со всей этой фигней. Эти протесты нарушают их стабильное существование. Мне на них не наплевать, но мне их жаль.

И еще, нужна новая харизма, и меня очень волнует, каких она будет моральных качеств. Будет похожа на Адольфа Гитлера или на Махатму Ганди. Вот кризис грянет покрепче, жрать станет нечего, как в Германии в 20-е годы, и придет какой-нибудь фюрер. Но, с другой стороны, политики этим же нас пугают. Мол, наш народ темен, и если устроить демократию, он проголосует за такую сволочь! Вспоминают старика Конфуция: народ дитя, и давать ему можно только конфетки и просвещать. Иначе одни нефтяные трубы, злоба и попса в башке.

— Попса — ваше фирменное слово. С годами его смысл для вас меняется?

Ну, так уж вышло. Попса — это понижение человеческой личности и ее потребностей. Как выращивание огурцов. Кушать можно, не подавишься. Но сыт тоже не будешь. Попса это следствие того, что человечество подошло к культурному и нравственному тупику. Нужно по-новому организовываться.

— Мировое правительство — старая идея. Сперва его пытался создать Ватикан, потом финансовые элиты стали продвигать глобализацию…

Согласен, от глобализации больше минусов, чем плюсов. Происходит на новом технологическом, информационном уровне новое зомбирование. Как следствие — усиливается сопротивление, растет радикализм в мире. Думаю, уповать можно только на чудо. Но, конечно, надо и самим что-­то делать, не сидеть сложа руки.

— Вот закон о фонограммах, который вы пробивали, так и не приняли. Не обидно?

Потому что лоббирование кругом, сейчас это всем понятно. А то, что не всегда получается, ну что ж? Господь пока не сподобил. Унывать все равно грех.

— Вы православный, но в ваших песнях православие не имеет программного характера, как у Кинчева. Для вас это невозможно?

— Костя Кинчев обрел свою веру путем страшных мук, через отказ от наркотиков. И дай ему Бог не свернуть с пути. Не все, что Костя глаголет, для меня приемлемо. Но что он с молодежью говорит об этой дури — хорошо. Хотя лозунг, что Россия — это царь, русский народ и православие, мне в XXI веке не очень понятен. Как с мусульманами-то быть?

— Слышал, вы собираетесь писать новый альбом. Верный слух?

— Новая программа готовится, ее толком еще не слышали. Мы давали фрагменты в «Б1» месяц назад. Она такая армагеддонистая, социальная, с тяжелой музыкой, продолжает идеи «Мира номер ноль». С современным индустриальным, лязгающим звуком. Но мне не хотелось бы на этом застревать. Хочется железа такого, знаете, проржавевшего, негордого. Мне вот приснился сон, как я в Древнем Риме лежу в ржавом джакузи, а местность дымится вместе с Этной, варвары бродят, но на пепелище — зеленая трава, и я это все наблюдаю.

— Ваш французский альбом совсем без железа, разве нет?

— Да, с другой стороны, меня потянуло на авторскую песню — я люблю бардов, на Грушинском фестивале выступаю. Поэтому поработал с Костей Казански. Он болгарский француз, живущий на Монмартре в маленькой квартирке. Костя в свое время делал пластинки Высоцкому, Дмитриевичу и многим другим шансонье. Вот и я потешил свое эго в Париже. А вообще-то… неизвестно, за что тебя спросят на том свете. За рифмы и слова или за то, какой ты человек и как прожил. Не знаю, насколько творческая известность говорит в нашу пользу.

— Кстати! Звонил тут знакомому, а у него в телефоне вместо гудков ваша песня про полковника ФСБ. Не боитесь, что вас разберут на ринг­тоны?

Ну что тут делать? Я ж не могу бегать с палкой. Надо ироничнее относиться к себе и своему творчеству. А эта песня, кстати, очень популярна среди младшего офицерского состава ФСБ. Столько комплиментов я не слышал ни от одного сословия. Это плюс, что люди соображают. Приятно. (Смеется.)

— Понятие «русский рок» просрочено? За ним уже ничего нет?

Это классика. От него, как от балета или авторской песни, что­-то да останется. Молодежи очень много сейчас, люди поют песни на русском языке — и слава богу пока. Сейчас мы уперлись в тупик какой-­то. Все человечество как стадо баранов. Вот как только пройдем сквозь эти очередные заборы бытия, сразу песни по-другому будут петься… После зимы наступает весна, после смерти — рождение, а святое остается святым. Даже если его не чтят. Господь поругаем не бывает. Вот в этом выход.

http://www.itogi.ru/iskus/2009/37/144 005.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика