 |
| Православие.Ru | Владимир Щербинин | 17.09.2009 |
 |
| Фото: Юрий Кавер |
В 1938 году Владимир Родзянко вступил в брак с дочерью русского священника Марией Кулюбаевой и через год был рукоположен во священника Сербской Православной Церкви.
Во время Второй мировой войны участвовал в сербском сопротивлении, а в 1949 году был осужден на восемь лет титовским судом «за превышение дозволенной религиозной пропаганды».
Отсидел в лагерях два года, после чего был выслан из Сербии.
С 1955 года в течение 26 лет вел религиозные передачи радиостанции Би-Би-Си на Россию.
В 1978 году овдовел и через несколько месяцев после пострижения в монахи был рукоположен во епископа Вашингтонского. В течение четырех лет управлял Сан-Францисской епархией, после чего был отправлен на покой за непримиримую борьбу с обновленчеством.
Первый раз после изгнания приехал в Россию в 1981 году. После 1986 года приезжал на Родину по несколько раз в год, подолгу жил в Троице-Сергиевой лавре, читал лекции по апологетике в духовной академии, написал книгу «Теория распада Вселенной и вера отцов».
Скончался в Вашингтоне в ночь на 17 сентября 1999 года.
Прошло десять лет со дня кончины владыки Василия Родзянко. Как быстро бежит время. Кажется, еще недавно мы говорили с владыкой по телефону. Он был, как всегда, бодр, живо интересовался всем, что происходит в России, переживал из-за взрывов в Москве и войны в Дагестане, сожалел, что не может приехать сюда сейчас.
«Ноги совсем не ходят, — говорил владыка. — Служил литургию на Преображение сидя, а в те моменты, когда сидеть нельзя, диакона поддерживали под руки. Милость Божия, что причастился…»
Тогда я вспомнил его слова, сказанные в один из приездов в Москву: «Пока могу стоять перед престолом, служить литургию — буду жить, а иначе жить незачем». В этом была его суть: служить Богу, служить людям, служить России, которую он любил беззаветно. Эту любовь он унаследовал от родителей, от деда, от владыки Иоанна (Максимовича).
Всегда доброжелательный, готовый откликнуться на любую просьбу, владыка привлекал к себе людей всюду, где бы он ни был: в России, Югославии, Америке. Мало кто знает, что в последние годы он обратил в Православие более 3 тысяч человек. А было это так.
Однажды обратилась к владыке группа молодых людей. Они были протестанты и занимались изучением древних конфессий: эфиопской Церкви, григорианской, коптской и других. Они попросили владыку прочитать курс лекций по Православию. Владыка Василий согласился, его семинары стали постоянными; они привлекали все большее количество людей. Слушатели владыки посетили Россию, побывали в Греции, в Иерусалиме, на Афоне.
Через два года круг изучающих Православие расширился до 3 тысяч человек, и в один прекрасный момент они обратились к владыке с просьбой, чтобы он присоединил их к Православию. И так было не единожды.
Особенно много людей обращалось к Богу, слушая проповеди по Би-Би-Си. Вспоминается такой случай.
В конце 1980-х годов владыка был приглашен в один из приходов Костромской епархии. По дороге в Горелец (именно так называлось место, куда они ехали), в лесной глуши, на перекрестке проселочных дорог, они увидели страшную картину. На обочине стоял грузовик, а посреди дороги, возле перевернувшегося мотоцикла, лежал мужчина, только что погибший в результате аварии. Над ним стоял его сын, который сломал руку, но остался жив.
Владыка подошел к нему узнать, что же произошло. Выслушав рассказ сына, он спросил, был ли его отец верующим. Сын сказал, что отец в церковь не ходил, но всегда слушал религиозные программы из Лондона и говорил при этом, что отец Владимир Родзянко — единственный человек, которому он верит в жизни.
Владыка перекрестился и сказал: «Тот священник, о котором говорил ваш отец, — это я».
Сын был потрясен. А владыка опустился перед погибшим на колени, отдал последнее целование, прочитал отходную молитву и сказал: «Промысл Божий привел меня с другого конца света именно в этот день и час, в этот лес, на этот перекресток, чтобы отдать последний долг тому, кто верил мне, грешному. Давайте помолимся о его душе…» И над погибшим отслужили панихиду.
Таких историй в жизни владыки было множество. Он говорил, что это совпадения, но не случайность, и при этом приводил слова митрополита Антония (Храповицкого): «Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются».
Он всю жизнь верил в Промысл Божий, часто говорил о нем, приводил примеры из своей жизни.
В два года он, вместе со всеми домочадцами Михаила Родзянко, его деда, был приговорен Лениным к смертной казни. Им пришлось покинуть Родину. Они плыли в трюме корабля, где на каждый квадратный метр приходилось по две-три семьи беженцев. То плавание запомнилось Володе Родзянко как сущий ад, как и карантин в Салониках, как и путешествие на волах через разрушенную войной Сербию. Адом называл владыка и то, что было с ним в шесть лет, когда его гувернер, русский офицер, ненавидевший деда — Михаила Родзянко, вымещал все зло на его внуке, бил ежедневно его ремнем по 50 ударов и больше, а потом еще ставил его на кукурузу до тех пор, пока на его коленях не выступали капли крови.
Владыка вспоминал об этом безо всякого осуждения. Он говорил: «Промысл Божий показал мне с самого начала, что значит ад, для того чтобы потом ясно почувствовать через отца Иоанна, через его любовь, доброту, что есть другой мир — светлый, чистый, райский; и этот мир есть храм Божий.
Не будь того, что случилось со мною в детские годы, не стал бы я тем, кем являюсь сейчас».
Уже в 12 лет Володя Родзянко дал себе слово, что будет служителем Божиим, и не отступал от этого слова ни на шаг до самого конца.
Можно вспомнить еще, как он 18-летним юношей примирил раскол, произошедший в Русской Зарубежной Церкви между митрополитом Антонием (Храповицким) с одной стороны и митрополитами Евлогием и Платоном с другой. Тот раскол был настолько серьезным, что две части одной Церкви объявили друг друга еретиками и разорвали евхаристическое общение.
Володя Родзянко, приехав в Париж к родственникам, пошел с ними в храм и вдруг осознал, что он пришел к раскольникам, с которыми, может быть, и молиться-то нельзя. Он не мог этого вынести и, вернувшись в Белград, умолил митрополита Антония написать письмо митрополиту Евлогию и примириться с ним. Путь примирения был непростым. Только что закончивший гимназию юноша стал курьером между Парижем и Белградом, он горячо убеждал всех, что раскол — это ненормально; ненормально, ибо даже родственники оказались как бы во враждующих лагерях и не могут молиться вместе.
Его поддержали отец Савва Струве, епископ Камчатский Нестор, его принимал у себя Патриарх Сербский Варнава, который скорбел о возникшем расколе в братской Церкви. Он подробно расспрашивал юношу о настроении парижской части русской эмиграции, пытался со своей стороны повлиять на русских иерархов в Югославии. В конце концов митрополиты Антоний и Евлогий встретились в Сремских Карловцах, прочитали друг над другом разрешительные молитвы, отслужили вместе благодарственный молебен. Митрополит Антоний говорил позже, что юноша Владимир Родзянко оказался мудрее двух седобородых старцев.
Он был очень счастлив, что мог служить Божественную литургию на своей Родине.
«Дайте нам от елея вашего!» — часто восклицал он в том или ином храме, монастыре. Он искренне считал, что Россия омылась мученической кровью в ХХ веке, что ее ожидает возрождение духовное, что он, человек, проживший всю жизнь на Западе, приезжает сюда учиться, набираться крепости духовной. «Здесь каждая бабушка, которая сохранила веру за все эти страшные годы, мученица», — говорил он.
При этом владыка и сам прошел через лагеря.
В Сербии после войны во многих домах являлись чудотворные иконы на стеклах. Как будто кто-то невидимый наносил тонкую прорись или гравировку на поверхность стекла. Это были ясно различимые прориси икон Спасителя и Богоматери, апостолов Петра и Павла, святых Килилла и Мефодия. Титовские власти жестоко преследовали тех, кто вслух говорил об этих чудотворных образах, а сами стекла изымали и разбивали.
Отец Владимир Родзянко служил молебны перед чудотворными образами, невзирая на запреты властей. За это его и судили. Дали восемь лет концлагерей.
Работы в лагере были очень тяжелыми: за один день нужно было сделать 700 черепиц, а в случае невыполнения нормы заключали в карцер — холодный каменный мешок. Владыка Василий происходил из дворянского рода. С одной стороны его предками были князья Голицыны, Юсуповы, а с другой, материнской, — бароны Мейендорфы (отец Иоанн Мейендорф — его двоюродный брат). Он не привык и физическому труду, и вскоре его ладони были стерты до костей. Его часто помещали в карцер, где он, чтобы не замерзнуть, непрерывно совершал земные поклоны с Иисусовой молитвой. Когда он уставал, то на некоторое время забывался сном на ледяном полу, а потом, восстав от сна, продолжал бить поклоны.
Больше, чем собственное плачевное положение, его беспокоила судьба матушки Марии, которая осталась с двумя малыми детьми без всяких средств к существованию. Матушка Мария преподавала в школе английский язык и после ареста мужа была уволена как жена врага народа.
Отец Владимир усердно молился Господу, чтобы Он позаботился о жене и детях. И вот однажды в карцере, когда он после поклонов лег на пол и забылся зыбким сном, к нему явился дивный старец. Отец Владимир узнал его. Это был преподобный Серафим Саровский. Он был таким, как изображают его на иконах. Преподобный коснулся рукой головы узника и сказал явственно: «Тебе не нужно беспокоиться и отчаиваться. Я позабочусь о твоей семье».
Отец Владимир проснулся немедленно, но в карцере уже никого не было. Его душу в тот же час совершенно покинули тревога и отчаяние. Как он сам рассказывал позже, его охватило чувство, подобное тому, какое бывает после Пасхальной литургии.
В тот же день его выпустили из карцера и вскоре перевели в другой лагерь, где он, как человек, знающий иностранные языки, должен был прослушивать иностранные радиопередачи и переводить их.
А через некоторое время пришло письмо от матушки, что к ней в такой-то день приходил Серафим и утешал.
Отец Владимир понял сразу, какой это был Серафим. И день, в который преподобный приходил к матушке, совпадал с тем днем, в который он являлся ему.
Жизнь матушки изменилась. К ней пришли родители ее бывших учеников и попросили преподавать английский язык частным образом. Она стала зарабатывать денег значительно больше, чем это было раньше, когда она работала в школе.
А родом матушка Мария была из города Курска. Она пела в церковном хоре храма, который построили родители преподобного Серафима Саровского.
Владыка Василий был священником от Бога. Есть художники от Бога, есть музыканты от Бога, а он был такой священник. Незадолго перед смертью он рассказал нам, почему он выбрал священнический путь.
Ему было 12 лет. Обычно после службы в русской Троицкой церкви в Белграде дети, прислуживавшие в алтаре, все вместе провожали до дома отца Иоанна (Максимовича), который рассказывал им много из духовной жизни, расспрашивал их про дела.
Однажды Володя Родзянко провожал своего духовника один. И тут отец Иоанн, внимательно посмотрев на отрока, сказал ему: «Ты уже взрослый и многое понимаешь. Когда ты вырастешь совсем, ты должен стать священником, чтобы молиться о своем деде. Он был хороший, верующий человек, но обстоятельства сложились так, что он много вреда принес России и царскому семейству. Ты должен молиться всю жизнь, чтобы Господь его простил…»
Владыка всю жизнь как бы чувствовал вину за деда перед Россией. Он рассказывал о последних годах жизни Михаила Родзянко, о том, как он переживал за Россию, как на его рабочем столе все время стояла фотография императора. Бывший председатель Государственной Думы часто молча сидел перед нею и молился.
Будучи в Царском селе, в Федоровском соборе, владыка Василий ясно выразил то, что его тяготило всю жизнь. Эта проповедь, наверное, запомнилась всем, кто ее слышал. Она очень короткая, так что ее можно привести полностью.
«Мой дед хотел только блага для России, но, как немощный человек, он часто ошибался. Он ошибся, когда послал своих парламентариев к государю с просьбой об отречении. Он не думал, что государь отречется за себя и за своего сына, а когда узнал это, то горько заплакал, сказав: „Теперь уже ничего нельзя сделать. Теперь Россия погибла“. Он стал невольным виновником той екатеринбургской трагедии. Это был невольный грех, но все-таки грех. И вот сейчас в этом святом месте я прошу прощение за своего деда и за себя перед Россией, перед ее народом и перед царской семьей и, как епископ, властью, данной мне от Бога, прощаю и разрешаю его от этого невольного греха». Эти слова владыка произнес за год до своей кончины.
Да, он был священник от Бога. Наместник одного из московских монастырей рассказывал, как в 1988 году он сопровождал владыку Василия на очень важную богословскую конференцию, посвященную 1000-летию Крещения Руси. На этой конференции владыка должен был делать доклад в присутствии патриарха, многих видных иерархов и богословов. Он уже опаздывал к началу заседания, быстро спускался по лестнице обычной московской пятиэтажки. На одной из площадок им повстречалась пожилая женщина. Увидев человека в рясе, она расплакалась и рассказала о том, что ее сестра умирает в больнице, что хорошо бы ее причастить, и не мог бы батюшка сделать это… «Конечно!» — немедленно ответил владыка и спросил у спутника, где здесь ближайший храм, чтобы взять запасные дары.
Спутник, и без того нервничавший, стал объяснять терпеливо, что они опаздывают на важное мероприятие, на котором будет патриарх, что причастить больную может любой приходской священник. Владыка посмотрел на спутника таким взглядом, что ему стало не по себе: «Что может быть важнее для священника, чем причастить умирающего?»
Конечно, они опоздали на конференцию, и владыка не смог прочитать свой доклад. Но он совершил главное: он не только причастил умирающую, но и ясно показал будущему пастырю то, что является главным в жизни священника: евхаристия — вот стержень его жизни.
Епископ Василий (Родзянко; † 1999) в храме московского Сретенского монастыря во время водосвятного молебна на Преполовение Пятидесятницы. 1994 г.
Свою первую литургию он совершил вдвоем с матушкой под взрывами гитлеровских бомб. По Промыслу Божию его первая служба состоялась в день, когда Германия начала бомбить сербские города. Его первая Пасха после рукоположения совершалась в глубоком подполье в городе Нови сад, который находился под венгерской оккупацией. Незадолго до этого венгерские националисты расстреляли в городе 26 православных священников. Отец Владимир Родзянко чудом избежал смерти, и через несколько дней в доме с занавешенными окнами, который битком был забит народом, он возглашал пасхальное «Христос воскресе!»
Последние два с половиной года перед его кончиной мы работали с владыкой Василием над фильмом «Моя судьба». В каждый свой приезд сюда, в Россию, он рассказывал нам о своей жизни. Иногда это рассказы больше походили на исповедь. Он открывал перед нами и перед зрителями свою душу, не приукрашивая, не скрывая самых сложных, самых трагических сторон своей фантастический судьбы. Иногда он говорил: «Может, напрасно я говорю так откровенно, может быть, это станет соблазном для людей?» А потом решительно отметал сомнения: «Пусть будет так, как было, иначе люди почувствуют неискренность, фальшь».
В один год он потерял свою матушку Марию и внука Игоря. Матушка умерла от инсульта в те дни, когда в Англии врачи объявили забастовку. А через несколько месяцев на мотоцикле разбился его внук.
Для владыки начались трудные дни. Он возвращался в опустевший дом, и отчаянье, пустота охватывали его душу. Однажды он открыл шкафчик, где стояла сербская водка ракия, выпил немного, потом еще. Стало легче. Со временем он привык к ракии. Конечно, он продолжал служить в сербской церкви в Лондоне, делал религиозные передачи для Би-Би-Си. Для всех окружающих он оставался прежним отцом Владимиром, но что-то изменилось в нем, и он не представлял себе, как можно жить нормально без спиртного.
Однажды пришла к нему прихожанка его церкви и, сильно волнуясь, рассказала ему, что во сне к ней явилась матушка Мария. Одета она была очень бедно, в руке ее была корзинка, в которой лежала бутылка ракии. Она открыла бутылку и сказала прихожанке: «Выпей, это очень хорошая, крепкая ракия!» Прихожанка не посмела ослушаться матушки, которую уважала. Ракия оказалась такой крепкой, невыносимо горькой, что женщина не могла скрыть своего недоумения. «Не удивляйся, — сказала матушка. — Я тоже ее не любила, а теперь муж меня приучил к ней…» И уходя, произнесла: «Обязательно позвони моему мужу, скажи, что я приходила».
Отец Владимир принял это как знамение свыше. После этого разговора привычка к спиртному исчезла навсегда. «Почему я, епископ, рассказываю об этом откровенно? Я хочу сказать тем, кто остался в этой жизни безутешен и пристрастился к вину, что ушедшие он нас близкие — живы. Они страдают от наших грехов и падений, они заботятся о нас и молятся о нас».
Владыка Василий умер от сердечного приступа.
Мы были свидетелями, как он неожиданно сдал, слег. Это совпало с началом бомбардировок Югославии. «Как вы относитесь к этому?» — спрашивали мы его. — «Так, как если бы бомбили Москву и Россию».
Русский человек, нашедший свою вторую родину в Сербии, изгнанный из нее; гражданин королевства Великобритании и в течении 20 лет епископ Американской Автокефальной Церкви; человек мира, как бы назвали его мирские люди, — он всегда был на своей земле. Он всюду сеял семена просвещения, добра, любви.
Его похоронили в Америке, но его душа равнозначно принадлежит всем странам, где он когда-либо жил.
Замечателен жизненный путь служителя Православной Церкви, пастыря и исповедника, наставника и ученого. Сейчас мы можем только с радостным удивлением благодарить Господа за то, что в пучине исторических катаклизмов Он явил нам такое множество светильников веры. Все они едины в своем подвижническом служении, хотя каждому оно было дано по его силам, и все отличаются некоторыми личностными свойствами, особенно трогающими душу. Оставленный владыкой Василием архив изучается, публикуется и, очевидно, еще таит в себе много ценных материалов.
С 1984 года, живя на покое, владыка Василий все свои силы и весь незаурядный духовный опыт отдавал служению России. Здесь владыка по благословению патриарха Алексия II почти полгода жил в Троице-Сергиевой лавре, читая лекции и работая в библиотеке. В результате им была написана книга «Теория распада Вселенной и вера отцов» (издана в 1996 году), предлагающая читателю чрезвычайно актуальное в наши дни рассмотрение соотношения Православия и научного знания. Он стал почетным настоятелем храма Малого Вознесения на Никитской в Москве, а в последние годы жизни — деканом богословско-философского факультета Академии Натальи Нестеровой, учебного заведения, которое ставит своей целью формирование высококвалифицированных специалистов и воспитание молодежи в духе традиционных культурных и нравственных ценностей. Здесь же, в академии, была организована видеостудия, создавшая многосерийный документальный фильм о жизни владыки «Моя судьба», неоднократно с успехом показанный по телеканалу «Культура». Также Академия Натальи Нестеровой совместно со Свято-Архангельским фондом в Вашингтоне издает личный архив аудиозаписей владыки, записанных им для радио Би-Би-Си начиная с 1955 года.
Десять лет назад епископ Василий перешел от мирских трудов к жизни вечной. Молитвенная память о нем никогда не иссякнет у тех, кому Господь даровал радость видеть и слышать его, а благодаря фильмам, аудиозаписям и книгам с его духовным подвигом смогут ознакомиться и те, кто не знал его при земной жизни, и эта встреча даст им утешение и укрепление в вере и приведет к умножению любви.
