Социальное богословие | Протоиерей Всеволод Чаплин | 10.09.2009 |
— Русский народ в православной публицистике порою называют «народ-богоносец». Насколько оправданно такое выражение?
— Мне думается, что это скорее ветхозаветное понятие. Действительно, из библейской истории мы знаем, что Господь выделил отдельный народ и имел с ним особые отношения. Но в Новом завете говорится о новой общности людей, которая объединяет их не по этническому признаку и не по признаку гражданства в том или ином государстве, а по признаку хранения истинной веры и объединенности в Церковь, в Тело Христово, в общину, в которой действуют благодатные Божии дары и которая осуществляет Христову миссию в мире. По большому счету, в новозаветное время понятие народа-богоносца перестает быть актуальным, по крайней мере — эксклюзивным. Конечно, миссия быть богоносцем может осознаваться отдельными народами, и очень хорошо, если она ими осознается. Но никто не может сказать, что в истории она дана только одному народу. Она открыта для любого человеческого сообщества, если оно в центр своей жизни ставит истинную Церковь.
— Все-таки можно ли говорить об особой миссии, об особом христианском служении народа? Что эта миссия может быть уникальной?
— Конечно, да. Но она не «зарезервирована» за отдельным народом. И не связана автоматически с отдельным этническим или гражданским сообществом.
— А как тогда правильно понимать выражение «Святая Русь»?
— Это выражение — знак понимания того, что и в нашей истории осуществлялся христианский идеал, когда осознавался как центральный идеал для народа, по которому он должен был жить. И возрождение такого идеала как центрального мы бы хотели видеть в нашем будущем. И надеемся, что понятие «Святая Русь» относится не только к нашему прошлому, но и к нашему будущему.
— Есть еще одна формула «русской идеи» — «Третий Рим"…
— К понятию «Третий Рим» я отношусь так же, как и к понятию «Святая Русь». Это призыв, обращенный к нам. Призыв к тому, чтобы наш народ брал на себя ответственность за всю христианскую историю. За то, чтобы быть одним из центров христианского мира. Это не миссия власти, не миссия обладания, это миссия служения христианскому просвещению всех народов и утверждения заповедей Божиих в их жизни. Наш народ неоднократно эту миссию исполнял. Если мы будем жить по заповедям Божиим, будем сильны молитвой, будем способны передать слово Божией правды всему миру, у нас появится возможность еще не раз в истории такую миссию исполнить.
— Получается, что есть духовная миссия народа в истории. Миссия эта носит, так сказать, объективный характер. Это призыв от Бога. Но он может приниматься или отвергаться народом…
— Конечно, может!
— Но ведь на самом деле люди грешили всегда. Исповедные записки, сохранившиеся из Средних веков, свидетельствуют о том, что грехи людей того времени и грехи сегодняшних людей — одни и те же грехи. Можно ли в таком случае говорить, что Святая Русь когда-то была в истории, а сейчас ее нет?
— Я думаю, что и сейчас Святая Русь — это общенациональная миссия, общенациональный идеал. Бесспорно, она жива в душах людей современной России. Но возрождения Святой Руси, возрождения общенародного благочестия и общенародного понимания христианской миссии Руси еще не произошло. Произойдет ли — это зависит от нашего выбора и от нашего усердия. Мы на перепутье. Возможно и возрождение этого идеала как нормы народной жизни, возможно и забвение его. Куда мы пойдем — в сторону идеала или в сторону от него, решится в самые ближайшие годы.
— Движение в сторону от идеала, увы, имеет огромную историческую инерцию. Ведь оно началось отнюдь не в «перестройку» и не в 90-е годы, а скоро уже как столетие назад… Каким, по Вашему, был эталонный верный выбор православного человека, жившего во время революции и гражданской войны, когда решался вопрос о лице российской государственности?
— Полагаю, что все-таки огромное большинство по-настоящему православных людей никаким образом не принимало большевицкую власть. Более того, эта власть не поддерживалась большинством народа. Большевики взяли благодаря наглости и готовности стрелять первыми и без разбора. Было у нас Белое движение. Многие люди выходили на защиту своих храмов. Так что вовсе не весь народ пошел за большевиками. Но дальше возникает очень серьезный вопрос: правы ли были те, кто не проявил должной энергичности и напористости, наступательности в борьбе против большевиков, после чего в конце концов проиграл и пострадал. Для Царства Небесного эти люди были не потеряны — многие из них стяжали венец мучеников, страдальцев, страстотерпцев. Но страну потеряли. И это — урок всем нам. Мы можем получить спасение, безропотно покоряясь торжествующему злу и не противясь ему. Но для того, чтобы дверь спасения была не закрыта для других людей и для будущих поколений, важно, чтобы Церковь Христова могла нестесненно совершать свою миссию в обществе. Вот этого и не смогли обеспечить те, кто по разным причинам проиграл в Гражданской войне и отдал страну торжествующему хаму.
— Спустя два десятилетия после революции разразилась Вторая мировая война. И мы знаем, что под знаменами Третьего рейха воевало немало русских людей, которые считали такой выбор не борьбой против России, а борьбой с «большевистской властью», чуть ли не «продолжением» гражданской войны…
— В истории много раз переход на сторону военного противника оправдывался разговорами о том, что нужна была борьба против «плохой» власти ради народа. Так же оправдывался переход на сторону Литвы во времена Грозного. В конце концов, то же самое сделал Ленин, приняв помощь от Германии — военного противника России, оправдывая это тем, что нужно сменить в стране «плохую» власть — на «хорошую». Мне кажется, это очень лукавый путь и те, то пошел по этому пути, в истории воспринимались резко негативно. Совершенно очевидно, что власовцы пошли против своей страны на стороне силы, которая очень ясно говорила, что не собирается бороться за свободную и независимую Россию, относилась к России очень плохо.
— Получается, что ценность Родины настолько высока с точки зрения Церкви, что ради Родины оправдано служение даже нечестивой и небогоугодной власти?
— Не только ради Родины, но и ради послушания слову Божию и Церкви. Христиане проявляли лояльность даже по отношению к римским императорам-гонителям, поскольку для христианина хоть какая-нибудь государственность всегда ближе, чем хаос. Хаос порождает вакханалию греха и насилия. В то же время для верующих, живших в сталинское время и во время войны, было важно сохранить Россию как единый и сильный народ, потому что люди верили — коммунистическая власть уйдет, и этот сильный народ вновь сможет стать одним из столпов христианства, когда возродится духовно. Если бы мы были разделены на несколько десятков государств и подчинены иноверной власти, такого бы не произошло уже никогда.
— Многие православные публицисты сегодня идут по пути наименьшего сопротивления и активно воспроизводят мифы о «покаянии Сталина», утверждают, что большевистский режим «переродился» в 40-е годы ХХ века. А ослабление гонений на Церковь в годы войны и послевоенные годы трактуется чуть ли не как возврат к идее «Третьего Рима"…
— Нет никаких достоверных свидетельств о покаянии Сталина. Более того, этот человек имел массу возможностей выражать свои взгляды, он это делал и взглядов христианских после ухода из семинарии не выражал никогда. Как политический прагматик, Сталин понимал, конечно, что со старыми большевиками, грезящими о мировой революции, сильное государство не построишь. И что полностью отбрасывать религиозный фактор в период войны — глупо и опрометчиво. Но считать его чуть ли не тайным созидателем христианской державы — по крайней мере, необоснованно. Кроме легенд и мифов, мы о такой стороне его личности ничего не знаем.
— Наше отношение к победе в войне очень горделивое. Мы говорим, что «помним» и «гордимся», но не делаем честных попыток осмыслить, а что же действительно произошло со страной и русскими людьми в ХХ веке…
— Надо помнить не только о победах. Надо помнить о тех, кто потерял жизни — и на фронтах, и в тылу, и на оккупированных территориях. Война — это неизбежная вещь в испорченном грехом мире. Если она происходит, в ней нужно участвовать, защищая свою веру и свой народ. И в ней нужно стараться выигрывать ради ближних, ради народа. Но война — всегда трагедия. И мы должны помнить жертв этой трагедии. Вот почему я поддержал предложение зажигать свечи 22-го июня в память о жертвах войны. Кстати, Церковь установила 9-го мая день поминовения усопших. Мы, конечно, приходим на парады, участвуем в торжествах. Но это происходит скорее в светском контексте, когда нас приглашают власти. А в храмах в это время поминаются души усопших.
— Церковное поминовение коллаборационистов, если они были христианами, — это оправданное действие?
— Церковь может и должна молиться о каждом человеке, который был православным христианином. Этих людей никто от Церкви не отлучал. И молиться о них надо. Более того, они достойны человеческой памяти, христианского погребения. Для христианина понимание этого совершенно естественно. Среди тех, кто оказался на оккупированной территории, были очень разные люди. Одни старались служить ближним в этих сложных условиях, посещали лагеря пленных, возрождали церковную жизнь. Спасали людей от ареста, от смерти. Другие — сжигали деревни. И было немало случаев, когда немецкому командованию не требовалось ничего, кроме того, чтобы вызвать определенных людей и сказать им: «Можете стрелять, кого хотите». И те с большим удовольствием это делали. Так что нельзя говорить обо всех, кто оказался в оккупированной зоне, одними и теми же словами, давать всем негативную оценку, как это делали при Сталине. Речь идет об очень разных людях, среди которых были праведники и были злодеи. И разобраться в том, кто и кем был — это одна из задач беспристрастного описания истории.
— В июне, в своем слове в Сретенском монастыре Святейший Патриарх Кирилл назвал Великую Отечественную войну карой народу за богоотступничество. Но есть мнение, что после победы коммунистический режим настолько окреп, что духовная ситуация в обществе стала еще хуже, чем до войны. Получается, что наказание было, а вразумления не случилось?
— Я не думаю, что после войны так уж окрепла именно коммунистическая составляющая тогдашнего режима. Да, страна стала более сильной. Распространила свое влияние на многие окрестные страны. Но климат в обществе стал более здоровым. Навсегда ушли в прошлое бредни о мировой революции как центральном элементе государственной политики. Заметно ослабли политические репрессии. Почти прекратились репрессии против Церкви. Восторжествовала вовсе не та система, которая сложилась после октября 1917-го года. Я не думаю, что война укрепила коммунизм. Она укрепила страну. В ходе войны были оставлены многие пути, которые вели нас в тупик мировой большевицкой революции.
Беседовал Сергей Волобуев
http://www.soctheol.ru/publicism.php?ida=471