 |
| Трибуна | Виктор Авксентьев | 03.07.2007 |
Настроения в Ставрополе после известной череды событий (массовая драка между славянами и кавказцами, окончившаяся гибелью чеченского парня, убийство через девять дней двух русских студентов и последовавший националистический сход) до сих пор неоднозначны, как и вся ситуация. Еще не ясно, связано ли зверское убийство двух русских с гибелью одного чеченца, но уже понятно, что взятая на вооружение губернаторами и министрами политика замалчивания в отношении этнических конфликтов только усиливает вектор межнациональной вражды. Ставропольский край находится в центре Северного Кавказа, а значит, любая вспышка ксенофобии здесь потенциально взрывоопасна для всего Юга России. О причинах, уроках и угрозах ставропольских «дней ненависти» в беседе с корреспондентом «Трибуны» размышляет известный ученый-конфликтолог, заведующий отделом социально-политических проблем Кавказа Южного научного центра РАН Виктор АВКСЕНТЬЕВ.
— Виктор Анатольевич, в чем, на ваш взгляд, заключается основная причина вспышки ксенофобии в Ставрополе, которая, хотя и не вылилась в массовые погромы, но, во всяком случае, точно спровоцировала массовый психоз населения?
— На протяжении ряда лет в молодежной среде копилась этническая напряженность, которая выплеснулась на улицы, не достигнув, подчеркиваю, критического уровня. Если массовая драка между славянской и кавказской молодежью имела этническую подоплеку, то ее наличие в убийстве двух русских студентов пока ни подтверждено, ни опровергнуто. Но каким бы ни был мотив преступления, главное тут — готовность жителей города и края воспринять и интерпретировать эту ситуацию в категориях этнического конфликта. Скорость, с которой распространялись самые невероятные слухи, создавшие в городе панику уже к вечеру 4 июня, свидетельствует о наличии проблем в межэтнических отношениях. Слухи, как семена, попали на уже взрыхленную и подготовленную почву, возникшую от того, что долгое время напряжение в межэтнических отношениях в регионе не находило урегулирования.
Свою роль здесь сыграли и конфликтные выборы в Думу края в марте 2007 года. И хотя ни национальная, ни мигрантская карты на уровне публичной политики тогда не разыгрывались, само ощущение остроты политической борьбы содействовало тому, что в конце мая — начале июня события приняли столь острый оборот. Кроме того, выборы углубили раскол региональных элит: противостояние между губернатором и мэром перекинулось на отношения между исполнительной и законодательной ветвями краевой власти. Неспособность элит консолидироваться — одна из причин их запоздалого реагирования. От имени краевой власти должен был регулярно выступать один человек и объяснять населению, что происходит в городе. Его, видимо, не нашлось.
Если сделать проекцию на грядущие федеральные выборы, то они так или иначе тоже повлияют на рост конфликтной напряженности, в том числе в республиках — на повышение этнополитического градуса. Не будем забывать, что смена президента будет проходить в условиях фактической назначаемости глав регионов, что в той или иной степени предполагает качественные изменения всей элиты. Согласно нашему исследованию, пик конфликтности на Северном Кавказе придется на 2007−2008 годы. Нетрудно видеть прямую зависимость от электорального периода.
— Почему сценарий Кондопоги не повторился ни в Ставрополе, ни в Новоалександровске, где убийство казачьего атамана Андрея Ханина тоже связывали с личностью человека кавказской национальности?
— Любые аналогии Ставропольского края или какой-либо территории на Юге России с Кондопогой абсолютно некорректны. Здесь, где было две чеченских войны, вооруженный этап осетино-ингушского конфликта, где счет погибшим перевалил за тысячи, — совершенно иное измерение ситуации.
Локальных межнациональных стычек на Ставрополье было немало. Могу напомнить о конфликте между туркменами и русскими в Туркменском районе Ставропольского края 6−8 января 2001 года: тоже была этническая мобилизация, погиб человек, потребовалось вмешательство, но ведь об этом за пределами края не было никакой информации. А чем это событие отличается от нынешних? Только паблисити. То же самое можно сказать о междоусобных стычках в Краснодарском крае, Ростовской, Астраханской областях. Широкую огласку они получают, только если сопровождаются жертвами. Например, на всю страну прогремели массовые беспорядки в астраханском селе Яндыки. Есть и еще одна причина, почему одни события привлекают широкое внимание, а другие — нет. В последнее время локальные конфликты стали перерастать в блоковые, вовлекая несколько линий противостояния, что мы и наблюдали на примере последних ставропольских событий.
— Любопытно, что сейчас среди участников драки со стороны кавказцев фигурируют только чеченцы, хотя были еще дагестанцы и кабардинцы. Могла ли драка быть инициированной?
— Могла. Но могла и не быть. С одной стороны, в Ставрополе в течение некоторого времени имело место нарастание мелких молодежных стычек, имеющих этническую природу. С другой — в Интернете творилось нечто фантастическое, вплоть до заголовков «Война миров на Кавказе».
— Некоторые эксперты полагают, что курс провокаций был взят именно на Чечню, что одной из задач организованного нагнетания было вовлечение в конфликт Рамзана Кадырова…
— Действительно, свою роль в нагнетании конфликта сыграла та настороженность по отношению к чеченцам, которая сформировалась еще в 1990-е годы. Однако не думаю, что провокаторы преследовали столь глобальную цель. Это уже слишком тонкая для них игра.
Мне кажется, дело в том, что при значительном уровне межэтнической напряженности, националистические организации в крае тем не менее особой популярностью не пользуются. Здесь даже знаменитое в конце 1990-х «Русское национальное единство» не было столь радикальным, как в других регионах, и взаимодействовало с диаспорами. А тут — жестокое убийство двух русских парней, да еще после массового побоища! Великолепный шанс взять информационную инициативу в свои руки. Да и возникший по вине органов власти информационный вакуум создал прекрасные условия для самопродвижения на политическую арену отдельных маргинальных групп, опирающихся не на массы, а на очень узкие слои молодежи. Реальное влияние в крае организаций вроде Северного братства, Русского общенационального союза, Движения против нелегальной иммиграции до всех этих событий было ничтожным. Да и теперь не сильно выросло.
— На ваш взгляд, легко ли сегодня вывести Чечню из равновесия?
— Нарушить его, думаю, достаточно легко, но для этого должны быть осуществлены решительные действия. Людей, которые бы на это пошли, крайне мало. Многие этого сознательно не хотят. Другое дело, что ситуацию можно качнуть и бессознательно, так сказать, из благих побуждений. Я вполне допускаю, что радикально настроенные люди, помогающие разгореться огню ксенофобии на Юге России, могут быть вполне убеждены в том, что совершают благое, чуть ли не великое дело. Кроме того, есть силы, заинтересованные в раздувании этноконфессиональной напряженности, но они не столь значительны.
— Секты?
— Нет. Это силы, связанные с остатками радикальной части чеченского сопротивления, которые поддерживают связь с заграницей и должны отрабатывать свою зарплату. Гораздо более многообразны силы, которые в этой игре видят возможность для укрепления своих политических позиций. Задача — не дать им активизироваться. И, видимо, здесь будет влиять предупреждение президента страны о недопустимости разыг-рывания национальной карты на предстоящих выборах.
Другой катализатор — приход в регион московского капитала. С одной стороны, факт стабилизирующий, с другой — может войти в противоречие с интересами местных, в том числе этнополитических элит, которые в попытках сохранить свое могут разыгрывать национальную карту. Противодействие приходу московских фирм — достаточно распространенное явление, особенно в республиках с клановыми устоями.
— А как вы оцениваете проводимую миграционную политику? На сходе в Ставрополе собравшиеся вообще требовали депортации чеченцев…
— С юридической точки зрения это полный абсурд. Депортировать можно людей, находящихся на территории страны незаконно. Очевидно, участники схода имели в виду выселение. Такая радикальная точка зрения во многом связана с попыткой привлечь к себе внимание.
Я бы поставил вопрос иначе. Ставрополье сейчас не перенасыщается мигрантами (это не 1990-е годы), миграция уже не покрывает естественную убыль. Но как на отдельных территориях края, так и в отдельных социальных слоях доля прибывшего населения (не всегда корректно называть их мигрантами) заметно возросла, оставшись не столь значительной в структуре всего населения края. В Ставрополе такой группой стало студенчество. В молодежной среде доля кавказцев значительно превосходит их долю в структуре населения края, что, конечно, провоцирует рост напряженности.
Поэтому надо говорить не о выселении и ограничении миграции, а об интеграции мигрантов в принимающее сообщество. Речь идет не просто о толерантном обществе, где люди как бы терпят друг друга, а именно об интегрированном, где воспринимают себя тождественно друг другу. Здесь, как мне представляется, помощь должны оказать национально-культурные общества. Они и сейчас влияют, где меньше, где больше, но в целом этот управленческий ресурс пока не задействован. И, к сожалению, органы власти пока не используют этот потенциал.
— Как вы считаете, почему власть на протяжении многих лет отказывается признавать факт наличия межнациональной напряженности?
— Это общероссийская проблема. Ясно, что драка из хулиганских побуждений — дело межличностное, драка этнической природы — социальное. Признать межнациональную подоплеку — все равно, что признать собственную недоработку и одновременно социальный характер конфликта. Потому что задача власти — предупредить развитие конфликта. И потому что за ситуацию на социальном уровне ответственность несет власть. Кроме того, часто чиновники опасаются, что признание конфликта этническим расширит его базу. И наконец, отрицание межнациональных проблем — наследие советской эпохи. Получается, у власти масса причин молчать. По-человечески они мне понятны, но с точки зрения управленческой это приводит к тому, что нарастание противоречий своевременно не выявляется и, соответственно, не предпринимаются упреждающие меры на том этапе, когда они были бы безболезненны и пошли на пользу. Безусловно, есть и вина политики замалчивания в усилении вектора межнациональной вражды. Сейчас в Ставрополе важно признать наличие проблем в межэтнических отношениях, в молодежной среде независимо от того, какими будут результаты расследования возбужденных уголовных дел.
— Вы думаете, власть признает?
— Косвенно она уже это сделала. Об этом свидетельствует характер работы краевой администрации, мэрии и правоохранительных органов в период обострения. В регион для анализа ситуации приехали политики, занимающиеся межэтническими проблемами, которые, скажем так, не ограничили свою работу в милиции, как это было бы, будь массовая драка рядовым хулиганством.
— Будет ли иметь продолжение ставропольская история или все действительно стихло?
— В эволюции конфликта всегда есть доля непредсказуемости, но если смотреть на логику его развития, то никаких оснований для новых всплесков конфликтности нет. Они появятся, если с ситуацией не разбираться. Поэтому сейчас должен наступить период постконфликтной реабилитации населения. Для этого необходимо разветв-ленное взаимодействие власти, науки и гражданского общества. За учеными — подсказать пути снижения этнического напряжения, за властью — выбор действия, за национально-культурными обществами и другими некоммерческими организациями — помощь в интеграции народов и культур.
— Вероятны ли на Северном Кавказе новые конфликты?
— Есть факторы, которые будут создавать условия для новых конфликтов. Среди них — экономический бум в азовско-черноморском анклаве, несоразмерный с развитием других южных территорий. Приток инвестиций идет довольно узкой полосой по прибрежной части Ростовской области и Краснодарского края. Остальная часть региона страдает от нехватки капитала. По сути, на Юге России намечается новый раскол — между бурно развивающейся западной зоной и остальной.
Чем это опасно? Очагово-анклавная модернизация потребует большого прироста рабочей силы и фактически ускорит отток русского и активного нерусского населения из депрессивных регионов, и в первую очередь из республик. В результате там усилится архаизация экономики, еще больше вырастет влияние этноклановых структур. Необходимо комплексное, системное развитие всех территорий Юга России. Идея так называемых «точек роста», родившаяся в 90-х, имела смысл лишь в условиях финансовой дистрофии.
— Нужно ли на Юге России пересматривать национальную политику?
— Есть необходимость в уточнении и корректировке государственной национальной политики в целом. Концепция госнацполитики была принята в 1996 году, последние годы ведется работа над ее новой редакцией. Мы получали на экспертизу несколько вариантов документа. К сожалению, местами они шокировали внутренними противоречиями, отсутствием целевой установки. Ведь на уровне государственной идеологии не определились с тем, каким хотим видеть этнополитическое будущее России. Пользуемся разной терминологией, причем зачастую взаимоисключающей — то мультикультурное общество, то поликультурное, то национальное государство, то российская нация, то государствообразующий народ и прочее. Мы должны нарисовать идеальную модель многонациональной России. Пока этого образца нет, действия органов власти будут оставаться лишь реакцией на каждый загоревшийся костер.
Беседовала Александра БЕЛУЗА
