 |
| Труд | Владимир Крупин | 29.06.2007 |
— Владимир Николаевич, в последнее время наш великий и богатый язык донельзя засорен сленгом, чужеродными словами и словечками, без которых, на мой взгляд, вполне мог бы обойтись…
— Все эти революционные набеги, совершаемые на территорию русского языка, крайне разрушительны. А что касается употребления в русской речи, причем даже на официальном уровне, таких слов, как «тусовка», «мочить», «жесть», то лично я это безобразие воспринимаю как грех.
— Кое-кто утверждает, будто вы принадлежите к писателям-нигилистам, живущим без литературных кумиров. Якобы даже с Пушкиным не прочь поспорить…
— Нигилистом себя не считаю, но и слепо поклоняться никому не хочу. Мы привыкли к мысли, что наше главное культурное достояние — великая русская литература. Но надо отдавать отчет, что эта литература далеко не однородна, и отнюдь не все в ней работает на благо нации. Ведь не смогла же она оберечь Россию от стольких страшных бедствий… Да, есть вещи пророческие — например, роман Достоевского «Бесы», где даны не только ответы на многие вопросы, но и прописаны конкретные пути, которые могли бы предотвратить национальную трагедию. Но, увы, слова писателя не дошли до сознания широкого читателя сто лет назад. Не доходят и сейчас. А такие правдивые и пронзительные по силе произведения, как «Тихий Дон» Шолохова, «Солнце Мертвых» Шмелева, «Окаянные дни» Бунина, в лучшем случае «били по хвостам» прошедших событий, когда беда уже грянула… Что же касается главных героев русской литературы — Чацкого, Онегина, Печорина, Рудина, то они, на мой взгляд, и вовсе нанесли огромный вред русскому обществу.
Нам долго внушали, что Чацкий — положительный персонаж. Но помилуйте, вы бы решились отдать свою единственную дочь за этого оторванного от жизни, вечно всех поучающего умника? Лично я — нет. Самое страшное заключается в том, что наши классики наделили своих персонажей дьявольской притягательностью. А как вредна для девичьего сознания булгаковская Маргарита, которая с легкостью идет на любые сделки с нечистой силой! Кстати, и Татьяна Ларина — вовсе «не русская душою», как сказал о своей героине Александр Сергеевич. Ведь читала она французские и английские романы, а не Тихона Задонского и Сергия Радонежского.
— Так время было такое.
— Как ни парадоксально, но в 1812 году не мы победили Наполеона, а он нас. Это почувствовал и Пушкин, когда в повести «Метель» сказал: «Музыка играла завоеванные марши». Россия «офранцузилась». Николай Карамзин в «Письмах русского путешественника» предостерегал, что если в русское сознание войдет Европа, то добра от этого не жди. Еще при жизни Вольтера нам навязали пагубную мысль, что мы — отсталый, недоразвитый народ. С тех пор и живем с комплексами неполноценности и ущербности.
— Напомню, что и мудрый француз Руссо с осуждением писал о Петре Первом, который, по его мнению, слишком оглядывался на Европу, по-обезьяньи копировал ее опыт, не учитывая особенностей своей страны.
— У Петра, возможно, были лучшие намерения: если б соединить немецкую точность с широтой русской души, как он того хотел… Но нельзя же добиваться благой цели с помощью насилия… Да и в моральном плане Петр Великий — далеко не самый лучший наш государь. Поэтому и смерть у него была такая страшная, мучительная. Ведь именно смерть расставляет все точки над «i». Вспомните, как умиротворенно уходил в мир иной Достоевский — и, с другой стороны, как терзался Лев Толстой. Окруженный полицией, под контролем разъяренной жены, опутанный сетями его секретаря-душеприказчика Черткова, великий человек оказался в ловушке.
— Вы хотите сказать, что Толстому, вставшему на путь отрицания церкви, Господь под конец жизни уготовил самую настоящую пытку…
— Толстой почувствовал себя выше и мудрее всех. Любого писателя, того же Достоевского, он мог, если хотел, вознести на огромную высоту, а если вздумалось — изничтожить. Доказательство этой переоценки себя — статья Толстого о рассказе Чехова «Душечка», которая по размерам в несколько раз превышает саму «Душечку». Кстати, я искренне восхищаюсь героиней Чехова — Душечкой. Более того, я мечтал бы жениться именно на такой женщине, душа которой полностью растворяется в любимом мужчине. Душечка — самая православная героиня в русской литературе.
— Нас учили другому: самовыражение — вот главная цель человека думающего, ищущего.
— И посмотрите, наши «эмансипированные» современницы сплошь и рядом глубоко несчастны. Большевики, взвалив на плечи женщин мужской груз, обрекли их на горькую долю. Кстати, для меня, как писателя, женский характер куда более интересен. Именно женщины наиболее тонко чувствуют время.
— А что думает о нашем времени писатель Крупин?
— ХХ век стал столетием невиданного, чудовищного эксперимента над людьми. В этом издевательстве над человеком Россия опередила всех. И когда в одночасье у нас рухнуло все: идеология, военная мощь, торговые связи, осталась только вера, благодаря которой мы и спаслись… А вот Германию, проигравшую первую мировую войну, воскресил из руин патриотизм. Сперва, правда, в извращенной форме он довел немцев до чудовищных преступлений, я имею в виду фашизм. Но после поражения во второй мировой войне в борьбе за сохранение нации здоровый патриотизм быстро поднял страну с колен.
— Но вспомните: Петр Чаадаев в «Философических письмах» обронил, что «патриотизм разжигает войну между народами, сеет вражду и ненависть"…
— Чаадаев принадлежал к первым западникам, которые честно пытались найти истину. Тогда как новоиспеченные западники — Новодворская, Хакамада, Немцов — очень примитивно воспринимают заемные ценности и, что самое ужасное, спекулируют на их пропаганде.
— Владимир Николаевич, сейчас принято ругать Америку, хотя не в Америке, а у нас в России рядовой человек бесправен и унижен до крайности.
— Да, Черчилль говорил, что демократия — чудовищная система, но все остальные — еще хуже. Однако мое сердце принадлежит монархии. Удивлены? Просто монархию еще надо заслужить. И неважно, как называется правитель — царь или красный вождь. Главное, чтобы люди при нем чувствовали себя защищенными. С исторической точки зрения хорошим считается тот правитель, который наименьшими жертвами добивается счастья для народа. Что касается Америки, то она встала на пагубный путь идеализации сильного человека. Потому и вносит в мир столько беспокойства.
— Незадолго до смерти Виктор Астафьев говорил, что в современной России должен появиться писатель, который вскроет всю правду о нашем времени. Может, вы уже знаете его имя?
— Многим почему-то при этих словах скальпель мерещится. Только вот «вскрывать», к счастью, нечего. Русская жизнь — та, что в глубине, — удивительно проста и этим прекрасна. Я согласен с мнением одного уважаемого мной человека, что женщины, которые не смотрят телевизор, становятся от этого красивее, а мужчины — умнее. Досадно, что вся столичная пошлость, которая льется с экранов телевидения, докатилась до российской глубинки. Сейчас Россия похожа на ту Дуню из фольклора, которая распустила свои косы, а за нею — все матросы. Нынче правят бал гламур, показуха, за которыми не разглядеть хороших лиц и праведных дел.
— А над чем сейчас работает писатель Владимир Крупин?
— Увы, я составляю планы как немец, но выполняю их как русский… Поэтому всегда восхищался своим старым другом Валентином Распутиным. Хоть камни с неба будут падать, а Валентин Григорьевич так и останется за писательским столом. Еще и поэтому Распутин — великий писатель России.
Заозерская Анжелика
