 |
| Псковское агентство информации | Священник Владислав Кузнецов | 29.01.2007 |
Само страдание Татьяны очень похоже на мученичества других святых, которые повергались траянским методам — отречение или смерть. Выбор был жесткий. Потом, в последующие века, многие умирали в тюрьмах, на растяжках, а поначалу все было четко: жизнь, если отречешься от Христа, или смерть. В этом мученичестве было высокое мужество, нечеловеческая стойкость, что нашему простому обывательскому сознанию непонятно. Вот если бы смерть за Родину, за семью, за честь рода — здесь этого ничего не было. Мученичество первых веков — это какая-то внутренняя сила переживания и ощущения Бога у человека, сильно уверовавшего. И как говорил свт. Иоанн Златоуст, гонители не знали того, что они борются не с самими этими людьми, бедными или богатыми мучениками, а борются с Богом, Который «внутри их есть». Вот в этом и была их сила в Боге. Сам человек немощен, только сила свыше может дать человеку эту крепость пережить геройски страшные мучения. Римлянам мученичество вообще было непонятно, для Рима — это глупость, но подвиг Татианы воодушевил самих мучителей, они просили потом: давайте, отпустим ее, за нее заступались. Кто-то, посмотрев на ее веру, принял христианство и погиб. Когда все человеческие средства: заставить, запугать, подавить — закончились, тогда ее убили, усекли мечом как римлянку.
Любая жизнь святого, если искать какую — то особую черту, например, в жизни Татианы, нам трудно ощутить, передать и пережить. Здесь человек третьего века, а это другое сознание и другая историческая ситуация. Нам ближе святые последних времен: Серафима Саровского читаешь — все понимаешь, даже образ мыслей нам понятен. Но сам подвиг мученичества нам непостижим. В этом подвиге мученики показывают сам плод веры: вот, смотрите, что она дает, вот, как мы верили и как мы жили, и это реально действует. Это не нравственное какое-то учение, не мораль, не фанатизм, о котором историк Ключевский очень хорошо сказал: мораль без мысли — это фанатизм. Подвиг мученичества, подвиг Татьяны очень осознан, она знатная римлянка, образованная, она бы не стала увлекаться каким-то проходящим учением, кумирами. Римляне тех времен — формалисты, разуверившиеся во всем, говорили: главное принеси богам государства жертву, чти их и верь, в кого хочешь. Рим позволял своему гражданину внутренний компромисс: верить в одно, а делать — другое, и весь контекст римской жизни не способствовал тому, чтобы человек стал христианином. Человек может стать нравственным, культурным, но чтобы он стал христианином, готовым умереть за веру, за Христа — это невозможно. Но мученики-христиане все понимали и проповедовали, и Татиана своих убийц, палачей пыталась образумить собственным примером стойкости, твердости и, главное, трезвости. Трезвенность вообще характерна для христианства, а не экзальтация, не безумие, не экстаз, в котором человек вообще ничего не соображает. Бог Он же не подавляет человеческое сознание, человеческую волю, а идет взаимодействие Бога и человека, Богообщение.
Татьяна действовала не сама по себе, в ней не было этого эклектизма, как в нас, когда мы говорим: Вот, я так верю. Первые мученики уверовали и ощутили вкус благодати, переживания Бога. Татьяна четко и немногозначно толкует слова Божии: «кто отречется от Меня, от того Я отрекусь», и она старалась все выполнить в точности.
В начале XX века у нас тоже было мученичество, более осмысленное, очень тонкое и изощренное гонение со стороны власти. Римляне грубые, они любили пировать и торжествовать грубо, открыто, цинично, они не знали христиан, только знали их организацию, их уязвимые места: тайные коллегии запрещены, христиане не отрекаются — значит, бьешь и гонишь их по закону.
Период мученичества Татианы — период междуцарствия, императоры особенно не вдавались в вопросы исповедничества христиан. И первохристианское мученичество было свет миру, было завоеванием мира. А гонение в России в XX веке многосложное, оно имеет причину в самом Христианстве, в отступлении от духа Христианства, омирщение Церкви. В этот же период многие приходили в Христианство с полнотой веры, с осознанным обращением, принимали священный сан, многие из нашего высшего общества. Но искренне верующих действительно было мало. Некоторые мученичество XX столетия называют очищением Церкви. Все накапливалось своим порядком, все созревало.
У Бога ничего резкого нет, Он говорит, «что посеешь, то и пожнешь». Это справедливо и в масштабах Церкви, и в масштабах всей страны, в жизни каждого человека и в жизни духа. Человек потом пожинает плоды. Он живет, творит и не видит: сначала ведь никакого наказания нет, а потом постепенно, постепенно все настигает. Духовные законы, они работают, просто их работы не видно, поэтому мы ими пренебрегаем, а потом у человека, оказывается, ни семьи нет, ни удовлетворения от жизни, все плохо, разочарования — жить не хочется. Вот и результат, но сначала, конечно, он ничего не боится, все презирает. Никто не боится последствий: стать наркоманом, пьяницей, блудником. Но картина хорошо видна: российский институт семьи практически развален, а это Богом установленное Таинство единения со всей его высотой. Говоря о следствии греха, можно говорить про абстрактную нравственность, про этику, много приводить примеров самых разных, цитировать гениев, но вне Бога, вне реального действия духовных законов в нашей жизни, нашем пути к той цели, ради которой человек сотворен, нет жизни. Глубина Божьего Закона необъятная, и глубины этой достигнуть очень сложно. Христианское совершенство беспредельно. Это как смирение, о котором все говорят, но кто понимает, что это такое? Преподобный Петр Дамаскин, большой подвижник, говорил, что смирение не во внешнем образе, не в словах, не в действии, а во внутренней глубине человека. Кто поймет? Вполне возможно, что подсознательно наше общество где-то генетически христианское. Человек — существо сложное, но само смирение мы ощущаем в глубине. Оно может не проявляться внешне, но ощущаться. Человек внешне может быть очень смиренным, но внутренне — нет. Сердцем ведь чувствуешь человека: от сердца к сердцу идет, а на ум — через ум.
Сейчас люди не понимают Евангельского слова «спасение», а это есть спасение от страданий и смерти. Грех приносит человеку страдание и смерть. Как человек себя не замутняет — это все временно. Временно. Пришел с веселой кампании, а дома опять сильнейшая тоска, опять надо развлекаться. И сам себя не можешь исцелить, остаться наедине с самим собой и сказать: мне не скучно, мне хорошо. Спасение и нужно для самоисцеления, и плоды от этого будут, когда человек идет по Закону Божию. Духовный закон все равно работает, реально работает, и видно, как работает. Тем более, наша жизнь — это только начало жизни, подготовка для более совершенной и обширной жизни. Мы все хотим, чтобы нас понимали и любили и дома, и на улице. Кто не хочет? Все хотят любви, понимания, чтобы не было зла, никто не мучился и не умирал. Мы этого хотим даже в земной жизни, а лучшая жизнь — Царство Небесное — и есть такая жизнь, свободная от страданий и смерти. К этому человек и стремится, если у него есть духовный стержень, если он очищается внутренне, тогда его ранит окружающий грех, он ему неприятен, ему плохо. И он себя от этого оберегает, чтобы не заразить себя, не рассеять. Иначе он превратится в озлобленного циника и потеряет интерес к жизни. Собственно, целомудрие — это и есть жить по воле Божией. Но так как у нас кругом подмена понятий происходит, то к понятию целомудрия мы относимся иронично, не понимая его смысла. Как говорил Митрополит Московский Филарет (Дроздов): «Слова надо беречь». Словами можно выразить высокую истину, и высокие, достойные слова не надо употреблять для низкого.
Жизнь по Богу, жизнь с Богом человеку помогает во всех сферах: семейной, на работе. Хотя трудности этого бескровного мученичества будут: люди будут отворачиваться, но все-таки уважают того, кто стоит твердо на своем, кто убежден.
Очень сложная тема: жизнь и спасение человека. Наше общество, как и римское времен упадка, нуждается сейчас в Боге. Ведь пришествие Господа в мир произошло во время крайнего упадка общества, крайней деградации, когда люди потеряли все, все ценностные ориентиры, потеряли смысл жизни. Человек существует, но самой жизни нет без Бога. Страшно и безблагодатно оторваться от Источника жизни, хоть ты и имеешь в себе Его бессмертную душу, но жизнь должна быть полноценна. Человек должен жить во всей полноте, но если он уклоняется в какую-то сторону, начинается деградация: или физическая — люди спиваются, умирают от наркотиков, болеют от блуда, и если духовное отрицает плотское тоже можно деградировать духовно. Духовная прелесть серьезно повреждает. Жизнь должна быть во всей полноте. Но каждый должен делать свое, что предназначено. И помнить, что душа человека — хозяйка, она — царица, а не тело. Если жить только для тела и ставить тело во главу угла, такой человек проигрывает все равно, он становится слабым, всего боится. Без Бога человек трус, и очень ясно ощущает свою беспомощность, если он плотский. И знает не грани этого мира, а только грани этого тела, и очень за него боится.
Господь же сказал: «Ищите прежде Царствие Небесное — остальное приложится вам». Я дам все, не бойся. А мы Ему не верим.
Первые века — это детство Христианства. Бог для того, чтобы завоевать мир — благодать изливал потоками. И человек, который возгорался, ощущал это и рвался на небо. Еще это время называли эсхатологическим: они ждали вот-вот будет второе пришествие, вот-вот. Потом, когда поняли, что Церковь имеет какую-то историческую перспективу, и что есть какой-то смысл существования в этой истории мира, тогда уже горение стало уменьшаться, и стали учиться существовать в мире, воздействовать на этот мир, были как соль в нем. Историки Церкви это хорошо знают. Потом возникло с IV века монашеское движение в пику, Церковь слишком обмирщалась, и люди жаждавшие жить идеально чисто и исполнять правила христианские, уходили из мира.
Конечно, мученики для нас пример. Если вернуться к началу нашего разговора, мученица Татиана пример веры, стойкости, безстрашия, но это все дается. Мы видим: вот она — вера, реально действует, смотрите. Немощная девушка, а не боится ничего. Значит, это не просто так. Без излишнего фанатизма, значит, как говорят многие, «что-то есть», что-то сверхъестественное, превышающее разум человека.
Житие часто пишутся краткими, особенно, в синодальную эпоху: краткие и шаблонные. Конкретную личность с ее качествами увидеть сложно, видны основные вехи, по которым можно только угадывать, а чтобы хорошо представлять себе эпоху и священномученика, надо знать исторический контекст, бытийный, что происходило в то время. Над каждым мучеником надо поразмыслить, посмотреть на него как на личность, на реальную личность, на такого же человека, как ты, а не на рафинированный образ. Тогда сможешь чему-нибудь поучиться. Сказано Богом человеку во его спасение стать нормальным человеком, созданным по Богу, и для этого под топор лезть не надо. И Христос говорил: «будьте мудры, как змии». И Он это говорил не потому, что змея такая хорошая умненькая, змея никогда не рискует, не подставляет голову. Нас никто не гонит ни в пустыню, ни под топор, но когда у человека явно стоит выбор, тогда он может пойти на подвиг исповедничества, но есть бескровное мученичество — терпение в этом мире. Человек может жить, как сказал Феофан Затворник, внутри себя как в пустыни. Если ты не будешь жить по закону, окружающего тебя мира, я не имею в виду государственные законы, а когда человек не живет по законам греховного мира, он и будет жить мученически бескровно и в пустыне. Набираться надо сил, возгораться духом, брать пример с этих мучеников и будешь твердым, будешь таким же, «как Святая мученица Татьяна».
