Гатчинская святая

Сердце встрепенулось: откуда этой бабуле знать, что ей повстречалась паломница из Гатчины, и Святая, о которой прежде не приходилось слышать, из моего города? Прозорливица указала на оградку. Озябший на февральском морозе букетик бордовых, как спекшаяся кровь, гвоздик; на поблекшей фотографии, прикрепленной к бетонному кресту, — иконописный лик монахини с полными страдания и в то же время лучезарного света глазами. Нежданно-негаданно посреди зимнего дня улыбнулось солнышко, протянув с неба золотые косы. Я оглянулась, чтобы поблагодарить свою провожатую, но той и след простыл…

Февральской ночью 1932 года измотанную ужасной болезнью матушку Марию, как раненую птицу, тащили на смерть, выворачивая онемевшие руки, громилы-богоборцы. Хрупкое тело 58-летней монахини безжалостно бросили в кузов, и грузовик помчался в Дом предварительного заключения на Шпалерную… Мучители предъявили своей жертве шаблонное по тем временам обвинение по статье 58/10: «Участвует в нелегальных сборищах, где читает евангелие, на которые приглашается местное население, и в беседах на религиозные темы ведет антисоветскую агитацию». На самом деле власти не на шутку испугались неведомой силы духа, таящейся в этой ослабленной от страданий женщине, силы, притягивающей сотни верующих в надежде на исцеление недугов и утешение скорбей.

… Детство будущей праведницы (в миру Лидии Александровны Леляновой) прошло в Петербурге и, что символично, неподалеку от Новодевичьего монастыря, рядом с новой приходской Преображенской церковью. В доме N 101 на Забалканском проспекте в 1874 году и появилась на свет Божий малышка Лидочка. Отец девочки, купец первой гильдии Александр Иванович Лелянов, был владельцем сургучного завода и собственного дома при нем, а дядя Петр Иванович содержал престижный меховой магазин на Большой Морской и принимал деятельное участие в общественной городской жизни: он несколько лет был гласным Петербургской Думы. В семье Лиды из уважаемой в столице династии гордились будущими продолжателями славных традиций, братьями Владимиром и Александром (судебным чиновником, дослужившимся до чина статского советника), и не могли налюбоваться на младшенькую Юлю, впоследствии ставшую учительницей рукоделия (она пережила свою сестру и скончалась в начале 1950-х годов на квартире протоиерея Петра Белавского, настоятеля Гатчинского собора).

Жизнь казалась безмятежной и радостной, как на дореволюционной Пасхальной открытке, пока в эту идиллию бесцеремонно не вторглось горе. В северной столице Лида окончила женскую гимназию, но прийти на выпускные экзамены самостоятельно не смогла, прилежную ученицу привезли из дома… в инвалидной коляске: в начале 1890-х годов девушку поразила коварная болезнь — энцефалит, причем, в очень тяжелой форме. Казалось, все мечты юной Лиды рухнули в мгновение ока. Старания российских врачей, консультации медицинских «светил» в Европе — все оказалось тщетно. За одной напастью последовала другая — неизлечимая болезнь Паркинсона. В течение десятилетий недуг прочно расставлял сети-щупальца, не отпуская свою пленницу ни на секунду.

В 1909 году, когда близкие уже оставили всякую надежду на чудесное выздоровление, 35-летнюю мученицу перевезли в Гатчину к старшему брату Владимиру. Здесь, в двухэтажном доме на углу Багговутовской улицы (ныне Карла Маркса), 41 и Соборной, 21, в самом центре Гатчины, неподалеку от Павловского собора, Лелянов содержал Елизаветинскую аптеку (сейчас на месте деревянного здания, исчезнувшего с лица земли, находится газетный киоск и неприметные кирпичные малоэтажки). По описанию современников, Владимир Александрович — «слабенький, маленький благообразный старичок» — самоотверженно ухаживал за страдалицей вместе с сестрой Юлией.

В 1912 году изможденную больную полностью парализовало. Все тело словно окаменело: казалось, кто-то опутал его невидимыми оковами, тяжелыми, как свинец, и надел на застывшее лицо восковую маску. Говорить было мучительно сложно: каждое слово давалось с неимоверным трудом. Монотонная медленная речь напоминала режущий душу звук на поцарапанной грампластинке. Прогнозы медиков были неутешительными: болезнь Паркинсона должна привести к резким изменениям психики. Раздражительность, навязчивые идеи, эгоцентризм, и в итоге полное разрушение личности и слабоумие, по мнению специалистов, — неминуемый исход, а, следовательно, верный путь страдалицы в психиатрическую больницу.

Но, к изумлению скептиков, матушка безропотно несла свой тяжкий крест, поражая всех своей необыкновенной кротостью, смирением, покорностью, сосредоточенностью. Углубленная в постоянную молитву, праведница без малейшего ропота переносила лишения, выпавшие на ее долю. Словно в награду за нечеловеческое терпение Гатчинская подвижница получила редкий дар утешения душевной тоски, уныния, печали и скорби.

Долгое время о недужной знал лишь узкий круг знакомых семьи Леляновых. Но постепенно вокруг матушки сплотилась настоящая духовная семья. По воспоминаниям Ольги Эдуардовны Вейерт, уроженки Гатчины и духовной дочери матери Марии, в 1921 году был организован молитвенный кружок почитания, названный в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского. Организатором и руководителем этого православного сестричества выступил священник Покровского собора протоиерей Иоанн Смолин, ласково называвший матушку «многострадальной, многосострадательной и любвеобильной».

В первой половине 1922 года Лидия была пострижена в монахини с именем Мария на Покровском подворье архимандритом Макарием по благословению будущего Новомученика Митрополита Вениамина. Келья матушки напоминала церквушку: множество икон, огоньки лампадок, мерцание золотых окладов, аромат воска… В этой уютной комнатке постоянно собирались для молитвы, чтения святых отцов и духовных бесед сестры. В основном, это были гатчинские девушки из благочестивых семей, считавшие своей спасительной целью жить по монашеским обетам и помогать матушке принимать посетителей. Среди постоянных гостей были гатчинцы из «бывших» — генерал Алексей Алексеевич Епанчин и его дочь Надежда (монахиня закрытого Нежадовского монастыря), супруга генерала Екатерина Ивановна Теляковская, жена адмирала Пац-Помарнацкая, монахини из местного Покровского подворья Пятогорского монастыря…

За наставлением и умиротворением к Божией избраннице приезжали паломники из Петрограда, Москвы, из самых отдаленных уголков необъятной России. В доме Марии с утра до поздней ночи ожидал приема народ, изнемогавший под тяжестью скорбей революционной эпохи, богомольцы самого разного возраста, положения и образования: от неграмотных прачек до университетских профессоров, от приходских батюшек до архиереев. Многочисленные дарственные фотографии на стенах приемной от благодарных посетителей стали своеобразной летописью жизни Гатчинской праведницы: вот памятный снимок убиенного митрополита Иосифа с трогательным посвящением матушке — цитатой из духовного дневника «В объятиях Отчих», рядом — фото митрополита Вениамина с надписью «Глубокочтимой страдалице, матушке Марии, утешившей среди многих скорбящих и меня грешного"…

По молитвам праведницы излечился от тлеющей в душе тоски священник Петр Белавский, исповедавший и причащавший хворую матушку на дому. Многие гатчинцы до сих пор хранят в памяти образ этого седовласого старца, восстановившего после войны Павловский собор, служившего в Мариенбургской церкви, где он и был похоронен в 1983 году… Во время гонений батюшка всегда и везде — и в тюрьмах, и в ссылках — хранил бесценный подарок своей духовной дочери, небольшой трехстворчатый складень с изображением Спасителя, Божией Матери и святого великомученика Георгия Победоносца. Письмо от участливой Марии, написанное под ее диктовку сестрой Юлией в 1931 году, избавило отца Петра от нахлынувшего волной уныния во время испытаний на Соловках: «Христос посреди нас! Возлюбленный дорогой мой отец! Как ты порадовал меня своей всесторонней весточкой, но зачем удивляешься, что меняется у тебя настроение; посмотри на прекрасное небо: сейчас оно чистое и голубое, но вот являются огромные в нем облака, точно белоснежные глыбы, прикрепленные к небесному своду. Вот и это сменяется белыми барашками, и вдруг появляются черные тучи с медным отливом, довольно скоро оне сгущаются, в природе темно, у всего живого мира делается тревожное состояние: туча давит мозг и сжимает сердце. Но вот поднялся ветер, грянул гром и полил обильный дождь. Небо прояснилось, выглянуло солнышко, воздух очистился, повеяло приятной свежестью, все оживилось, и человек воспрянул духом. Не то ли самое бывает с нами, в нашей внутренней природе? Не то ли самое испытываешь ты, родной, многие и я вот, неключимая. Когда после пролитых горячих слез очищается наше сердце и становится легко. О, как много милости у Всемогущего!».

По свидетельствам очевидцев, от праведницы все выходили окрыленные, с просветленными лицами. Подвиг монахини, превозмогавшей невыносимую боль, был примером для подражания, укреплял в вере, давал надежду тем, кто задыхался от отчаяния и захлебывался горем в залитой кровью России. Народ стремился к Марии, словно к неугасаемой свече, согревающей израненные сердца.

Матушка не только могла успокоить и дать спасительный совет, но и была прозорливой. Это духовное зрение было дано великой молитвеннице свыше. Многие гатчинцы передают последующим поколениям в качестве семейных реликвий вместе со старинными пожелтевшими от времени фотокарточки и фамильными образами бесценные рассказы о чудесах Марии. Экскурсовод дворца-музея Зинаида Александровна Пугачева часто вспоминает историю своей мамы Ольги Александровны, последнего, пятого ребенка в православной крестьянской семье из села Пулково, что в семи верстах от Петербурга. Будучи 9-летней девочкой Оля вместе с матерью побывала у Марии Гатчинской: «Они подошли к небольшому домику около Павловского собора, поднялись на второй этаж. В приемной сидело много людей, и пришлось ждать в длинной очереди. Монахиня Мария была недвижима и принимала посетителей лежа. Лицо ее казалось очень красивым, как будто вытесанным из мрамора. Она встретила гостей очень приветливо». В ходе беседы матушка предупредила посетителей о страшной трагедии: «Хозяина посадят в тюрьму, где он и сгинет. Семья распадется, а ты вот с этой девочкой поедешь очень далеко в ссылку». Прошло пять лет, и однажды ночью в крестьянский дом ворвались незнакомцы. Кормильца арестовали. Позже выяснилось, что он погиб за решеткой. До сих пор неизвестно, где похоронен. Несчастную жену вместе с 14-летней Ольгой отправили в ссылку на лесоповал в Красноярский край. Так сбылось тревожное предсказание матушки Марии.

В лихую годину монахиня стала нестоящим столпом непоколебимой твердой веры, до конца отстаивая правду. Когда среди большей части духовенства возник протест против Декларации митрополита Сергия, в которой многие увидели признаки недопустимого компромисса и порабощения свободы Церкви, Мария оказалась на стороне сподвижников митрополита Петроградского Иосифа. Окормлявший ее (после смерти в начале 1927 года протоиерея Иоанна Смолина) отец Петр Белавский и многие священники, миряне, монашествующие и иерархи также не согласились с декларацией, вместе с тем сохраняя верность митрополиту Петру, которого считали своим законным правящим архиереем. В феврале 1932 года матушку в ходе акции по «изъятию монашек и монахов», которую ОГПУ проводило тогда по всей стране, арестовали. 22 марта чекисты вынесли приговор: «Лишить права проживания на три года (в центральных и пограничных областях — в 17-ти городах) с прикреплением к избранному месту жительства», что означало высылку в глухую провинцию.

Власти панически, до судорог, боялись «святоши», осудив ее, несмотря на смертельный недуг и физическую беспомощность. По состоянию здоровья Марию перевели из тюрьмы в больницу на Фонтанке (бывшую Александровскую). Тюремные врачи поставили калеке свой диагноз: «страдает ревматизмом и подагрой в течение двадцати лет, настолько в сильной форме, что находится в вынужденном лежачем состоянии на спине на протяжении всего времени своей болезни. В настоящее время она представляет из себя редкую уродливость, и болезнь ее в данном состоянии неизлечима». На основании этого медицинского заключения в больнице имени 25-го октября монахиню подвергли мучительным пыткам: подрезали сухожилия…. После этих чудовищных операций-опытов 5 апреля 1932 года матушка покинула бренный мир (по промыслу Божию, мученическая кончина праведницы совпала с днем ее мирского ангела Лидии). Сестре матушки — Юлии — дали три года концлагеря. Различные сроки ссылки и лагеря получили и монахини из Покровского подворья, почитавшие матушку…

Тело страдалицы выдали двоюродной сестре для погребения на Смоленском кладбище, строжайше запретив предавать место захоронения широкой огласке. Но весть о том, где находится могилка праведной Марии Гатчинской, быстро разнеслась по городу и окрестностям. Свято место стали навещать паломники. Православные брали с собой горстки землицы «от матушки», маслице из неугасимой лампады, огарки свечей — дорогие православной душе святыньки…

До Великой Отечественной на могиле часто служили панихиды приходские батюшки и странствующие иеромонахи из закрытых обителей. Богомольцы, приходившие к Блаженной Ксении, считали своим долгом поклониться и многострадальной Марии Гатчинской. Блокада и война не пощадила никого: после страшных событий немногие остались в живых в окоченевшем разрушенном городе на Неве, заросла тропинка к могилке Марии Гатчинской. И только в последние годы традиция почитания праведницы воскресла: вновь полетел в плачущее петербургское небо печальный голос священника — «Вечная память!», десятки верующих склонили головы у надгробия, «выросли» из-под ледяной корки живые цветы.

В 1981 году страдалица была причислена Русской Зарубежной Церковью к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских как Новопреподобномученица Мария Гатчинская. Сейчас по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира Гатчинское Благочиние собирает материалы для канонизации Небесной заступницы нашего города в России. Возможно, со временем в Гатчине появится и часовня святой Марии, куда перенесут ее мощи. Православные верят, что по молитвам матушки возможно все: как и при своей земной жизни она знает о самом сокровенном и посылает своим чадам помощь и утешение…

http://www.oreol.info/info/archives/50 203/info/pages/preodoleniya₀₁.shtml