 |
| Известия | Роман Силантьев | 08.07.2006 |
— Не кажется ли вам, что отсутствие на только что прошедшем в Москве Всемирном саммите таких религиозных деятелей, как папа римский и далай-лама, снижает его статус?
— Если бы был опыт проведения таких форумов, где одновременно присутствовали бы и папа римский, и далай-лама, и архиепископ Кентерберийский, и предстоятель Русской православной церкви — тогда это утверждение было бы справедливо. Но ведущие мировые духовные лидеры мира еще никогда не собирались в одном месте. По сравнению с аналогичными саммитами, самыми представительными из которых были межрелигиозные конференции под эгидой Ватикана, московский саммит выглядит бесспорным лидером по количеству прибывших на него первых и вторых лиц.
— В преддверии саммита много говорилось о том, что Россия может служить примером межрелигиозного мира. Однако за неделю до его открытия разгорелся скандал. Ряд муфтиев обвинил российские власти в нарушении принципов свободы вероисповедания, прав мусульман и Конституции. И скандал был не первый.
— Самое уязвимое место межрелигиозного диалога в том, что многолетняя работа может быть сведена к нулю парой резких заявлений. Отношения мусульман и христиан в России, к сожалению, не всегда безоблачны. В первую очередь это связано с тем, что исламское сообщество расколото, и нет ни одного муфтия, который мог бы говорить от лица если не всех, то хотя бы большинства российских мусульман. Поэтому любой деятель может присвоить себе это право, и чем провокационней будут его высказывания, тем охотней его позовут на ток-шоу или популярную радиопередачу. В итоге от имени российских мусульман обычно выступают не лучшие представители их духовенства или авторитетные богословы, а откровенные проходимцы, которые грозят православным «второй Чечней» в случае введения «Основ православной культуры» или называют христианство зловредной языческой сектой.
Православным же людям трудно объяснить, что муфтий Нафигулла Аширов известен российским мусульманам не столько богословскими познаниями, сколько богатым уголовным прошлым, а «величайший исламский мыслитель» Гейдар Джемаль в конце перестройки был скромным инвалидом второй группы по шизофрении, увлекавшимся оккультизмом. А между тем подавляющее большинство российских мусульман доброжелательно относятся к своим соседям-христианам, вот только голос их слышен все слабей и слабей.
— Но против введения в школах «Основ православной культуры» и появления капелланов выступают не отдельные муфтии, а Совет муфтиев России. Это его официальная позиция.
— Да, официальная. Другое дело, что ее обнародование ничуть не мешает сопредседателям совета высказывать альтернативную точку зрения. Равиль Гайнутдин — муфтий, безусловно, уважаемый, однако на своих соратников по совету он имеет влияния не больше, чем генсек ООН Кофи Аннан на Буша. Поэтому для Совета муфтиев выглядит вполне нормальной ситуация, при которой одни его сопредседатели хвалят мудрую политику Кремля, а другие призывают к «оранжевой» революции. Одни требуют изменения «исламофобского» российского герба, а другие никаких претензий к его виду не высказывают. Такой же плюрализм присутствует и в оценках «Основ православной культуры» с капелланами. Думаю, что РПЦ с пониманием относится к царящей в совете демократии и не воспринимает всерьез многие его заявления.
— Тогда зачем вести диалог с Советом муфтиев?
— Почему бы и нет? Хотя бы только ради Казанского муфтията, среди лидеров которого немало умных и грамотных людей. А вообще Церковь при выдвижении своих инициатив интересуется мнением всех значимых исламских организаций. Координационный центр мусульман Северного Кавказа и Центральное духовное управление мусульман, объединяющие большинство мусульман страны, относятся к ним с пониманием, а если так называемый «имам Поволжья» Муккадас Бибарсов, контролирующий полпроцента мусульманских общин страны, имеет что-то против, то это его право. Кришнаиты, вон, тоже многим недовольны.
— Конфликты в связи со строительством мечетей в Астрахани и Костроме — это межрелигиозный конфликт?
— Отнюдь. В России 62 муфтията. Проблемы возникали только у двух. У председателей ДУМ Европейской части России Равиля Гайнутдина и ДУМ Азиатской части России Нафигуллы Аширова. И возникали они не случайно. К примеру, в 2002 году муфтий Гайнутдин, комментируя разгром строящегося храма в Набережных Челнах, заявил, что православным следует советоваться с мусульманами, где им строить свои храмы, причем конкретно в год 450-летия с момента взятия Казани строить их вообще нельзя. И теперь православная общественность совсем не рада видеть его мечети в своих городах, хотя не имеет ничего против мечетей других муфтиятов. Что же касается Астрахани, то это просто спор отдельной общины с отдельными чиновниками. Такие случаи бывают и у православных.
— Существует ли опасность православного радикализма? Есть ли такие организации?
— Есть. Но серьезной опасности они не представляют по причине своей патологической трусости и тупости. Поэтому Церковь не уделяет им особого внимания. В России примерно 50 псевдоправославных сект, точное число назвать невозможно, поскольку они размножаются делением.
— Если между религиозными лидерами нет противоречий, а на радикалов повлиять практически невозможно, то в чем тогда смысл встреч, саммитов?
— Пока межрелигиозный мир сохраняется, работа священнослужителей, его поддерживающих, остается незаметной сторонним наблюдателям. Как незаметна, например, работа медиков-эпидемиологов. Пока они делают ее хорошо.
Борис КЛИН
