 |
| Правая.Ru | Егор Холмогоров | 29.06.2006 |
Молодое вино
Слово «русский» постепенно возвращается в лексикон не только общества, но и власти и (что совсем удивительно) СМИ. В президентском послании звучат прекрасные слова о «русской государственной воле, силе и чести» — звучат настолько аппетитно, что просыпается робкая надежда еще при жизни увидеть эти самые волю, честь и силу. Пестрый табор политологов и политтехнологов в один голос зашумел о «русской политической культуре». Даже лозунг «Слава России!», еще недавно именовавшийся либеральной прессой «лозунгом фашистов и баркашовцев» стал официальным на таком, казалось бы, не слишком соответствующем ему празднестве как «12 июня».
Вот это противоречие более всего и тревожит. Выдержит ли «двенадцатоиюньская олигархия» то бремя русского достоинства, которое она, похоже, решилась взвалить на свои плечи, несмотря на все вопли и протесты внештатных «борцов с русским фашизмом»? Не переломится ли? Не превратит ли в набор пустых трескучих фраз великое слово и великий политический смысл русскости — русской народности, русской самодержавности, русской православной традиции, русской веры и русской мечты, к которым неизбежно обращение, раз уж слово «русский» принято и произнесено?
Русскость, русский национализм (а политическое обращение к русскости в любом случае является русским национализмом, нравится это кому-то или нет) — не фетиш, а вполне конкретное руководство к действию, вполне конкретная программа, которую надо выполнить одновременно и творчески и точно и безошибочно. Для системы, которая полтора десятилетия строила себя на не-русских и противорусских основаниях, где национальное самоотчуждение было основой основ государственной идеологии и квазигосударственной пропаганды, русский разворот — это колоссальный риск, сравнимый с полным переливанием крови и операцией едва ли не всех органов тяжело больного и неправильно развивавшегося организма.
Это отважный риск создания принципиально нового основания и обоснования современной российской (русской) государственности. Разумеется, это новое обоснование может даваться предельно серьезно. И всякий, кто говорит современной «Российской Федерации» и её власти «ты на свете всех милее, всех румяней и белее» — это самый опасный враг государства, да и дурак к тому же… РФ как государство не имеет ни исторической, ни правовой, ни национальной легитимности, является государством с размытыми границами, размытой идентичностью, и размытым суверенитетом. И это государственное и национальное размывание в любой момент может перейти критическую черту, тем более, что невнятность государственной формы и содержания приходит сегодня в конфликт с возвращающимся подлинно русским изобилием жизненных сил.
Сегодняшняя Россия — это действительно страна блистательных умов и великих идей, страна становящихся и утверждающихся общественных форм и динамичной экономики — не замечать этого в последние годы так же нелепо, как в 90-е годы было нелепо не замечать катастрофу и распад. Кризис и прорыв переплелись в некое парадоксальное и пока, увы, нерасплетаемое единство. Поднимающаяся Россия составляет колоссальную проблему для кризисной квази-государственности, она может просто прорвать её, как молодое вино прорывает старые мехи «и вино вытекает, и мехи пропадают». Это было бы бездумным и безумным выплескиванием жизненных сил страны и дорогостоящим переформатированием русской государственности, уже третьей её тотальной «перестройкой» меньше чем за сто лет. Такого перерасхода не допускала и не допускает ни одна нация в мире.
Для того, чтобы избежать этого смертельно опасного транжирства нам и нужен сегодня русский разворот. Необходимо, чтобы «Российская Федерация» в кратчайшие сроки сумела стать Россией, а невнятные и безымянные по сути люди, ходящие с непонятной наклейкой «россияне» получили наконец-то право и обязанность стать русскими.
Друг Жениха
Нация — это народ, осознавший свой собственный смысл и выдвинувший задачу овладеть им. Овладеть своей государственностью, своей культурой, своей историей, своим характером и своим будущим. Другими словами, нация — это народ, который перешел от «естественного» существования в природной и культурной среде к своему самоопределению. А национализм — это совокупность приемов и техник, с помощью которых народ овладевает собой и условиями своего существования. Национализм, это политическое движение, ставящее перед собой не политические цели.
Часто думают, что национализм — это технология, с помощью которой народ, как этнокультурная и биосоциальная единица превращается в политическое тело. Это очень легкое и простое объяснение, оно вполне удобно для пропаганды национализма, но оно противоречит реальности. Наоборот, национализм отделяет народ от государства и заявляет — нация, народ, и этнос, не сводятся к своему политическому существованию и форме своего суверенитета. Он напротив — задает их и определяет их. Задача государства — это задача наседки — высидеть, защитить и позволить вылупиться нации. После чего занять свое законное высокое место в числе инструментов национального действия.
Многочисленные словосочетания, сопрягающие нацию и государство, потому только и не звучат бессмысленно и оксюморонно, что нация не есть государство. Нация выше государства и должна обладать им. Нация находится за пределами политического, она выше политического, она более тотальна, нежели политическое, и именно поэтому претендует на политический контроль. Нация является более высокой и полной формой цивилизованного существования, чем государство. Соответственно, национализм как политическая техника появляется тогда и там, где ставится задача эмансипации нации от государства. Там, где этой эмансипации не происходит, нация существует только как историческая, но не как политическая реальность.
Современные русские находятся в парадоксальной ситуации, когда с одной стороны они выступают в качестве представителей одно из сохранившихся по сей день наций, а с другой — ощущают себя народом, которому только предстоит стать нацией. Такая ситуация сложилась в результате целого ряда трагических разрывов и растождествлений, в ходе которых и русское государство, и русская культура и, что самое поразительное, русское самосознание были насильственно растождествлены, расщеплены с русским этносом. Сперва имперская петровское «регулярное государство», затем советская идеократия, укрепляли державу, но, к сожалению за счет нации и эпохи определенного и ясного национального самосознания подобная эпохе Николая I или послевоенного Сталина были скорее исключением, причем исключением запаздывавшим. Государство «высиживало» нацию, но не позволяло ей вылупиться.
Без связующего звена в виде нации русский этнопсихологический базис и государственная и культурная надстройка лишились взаимоподдержки и оказались в том кризисе, в котором они находятся сейчас. Государство, не всегда безосновательно, заслужило обидное прозвание «тюрьмы народа» (причем народа русского), народ, ограниченный в своем суверенном праве нации, стал адресатом не менее обидных выпадов «русские косные, трусливые, тупые, лишенные гражданственности, равнодушные к своей собственной судьбе». Все эти мерзкие характеристики безусловно не заслужены русским народом, представляющем собой настоящий бриллиант в созвездии этносов. Говоря пушкинскими словами «есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны». Однако русофобская демагогия оказывается, увы, горькой правдой, если прилагать ее не к народу, а к состоянию этого народа, когда его лишают права быть нацией. Лишенный совокупности национальных институтов русский народ выглядит не краше человека лишенного костей, мышц и нервов.
Любое ответственное государство, любая ответственная власть, стремящаяся к тому, чтобы бесформенная РФ стала оформленной Россией должно начать с национализации русского этноса и встречной национализации русской культуры, государства, экономической жизни и державной мощи. Это должен быть встречный ход взаимного преодоления отчуждения, взаимного обращения народа и надстроечных структур лицом друг к другу и их встречи в общем пространстве нации. Именно поэтому то политическое движение к русскости, которое должно начаться и начинается в России необходимо считать не просто «поворотом», а именно «русским разворотом», отказом от взаимного удаления.
В этом смысле задача государства, которое некогда было «первым европейцем», а теперь призвано стать «первым националистом» невообразимо трудна и тонка. Оно должно содействовать подлинному, всестороннему развитию нации, приобретению ею правильной и жизнеспособной формы. Именно в этом великое призвание и тяжкое бремя государства. Но на нем лежит еще более важное и ответственная задача — суметь вовремя подчиниться нации, уметь сказать, что нации «должно расти, а мне умаляться» и выступить, тем самым, библейским «другом жениха, стоящим и внимающим ему, радостью радующимся, слыша голос жениха».
Именно это, до сих пор, у нашего государства получалось плохо. Ревнивый «друг» раз за разом стремился перехватить «невесту-Россию» у русского народа, препяствовал рождению нации из державы. В этом, впрочем, была не только вина, но и беда государства, попавшего в своеобразную ловушку между национальным становлением русского народа, и отставанием от него других народов России.
Русские и россияне
Современная Россия по всем объективным характеристикам — государство мононациональное. Около 85% его граждан составляют русские — представители трех великих ветвей великороссы, малороссы и белорусы, достаточно равномерно распределенные по всей территории России и в каждом крупным регионе составляющие абсолютное большинство. Однако в психологии элиты по прежнему сохраняется своеобразное послесвечение в виде представления о России как о «многонациональном государстве» каковым объективно были и Советский Союз и Российская Империя.
Понятно, что это послесвечение, эта апелляция к «многонациональности» исключительно удобны для того, чтобы отказывать русским в их законных правах на Россию. И именно отсюда проистекает тот печальный факт, что в отсутствие реальной многонациональности её стремятся создать искусственно с помощью поощрения не только легальной миграции, но и нелегального «варварского нашествия» лиц потерявших свою большую, и малую родину, свою нацию, свой этос и сохранивших только этнически-клдановую солидарность. Эта искусственная «многонациональность» становится главным рычагом на пути новейших попыток воспрепятствовать становлению русской нации.
В империи ее многоэтниченость и многотрадиционность были действительно объективным препятствием для государства, мешавшим ему уступить дорогу нации. Не все культуры Империи и даже Союза были настолько развиты, чтобы стать равноправными участниками русского национального становления. А режима «апартеида», когда на территории России рядом жили как нация, так и «граждане второго сорта», наша страна не знала и, будем надеяться, никогда не узнает. С теми, кто никак не хотел вписываться в единый имперский исторический организм поступали несколько иначе, попросту освобождая их от нагрузки находиться на территории России, «освобождая без земли» от этой «непосильной для них ноши.
Распад Союза создал уникальный исторический момент практически полной культурной гомогенизации России, создал возможность для действительного шага из просто-государства в нацию. И было бы обидно этот момент упустить, затормозиться в своем развитии, искусственно создав новую «разнородность». Безусловно, становление русской нации в пределах границ нынешней России может и должно быть творческим моментом на пути воссоздания русской Империи. Но это уже будет новая империя, в которой русские не будут играть роль «основного стройматериала» для действия государства, это уже будет не «этатистская», а национальная Империя, в которой русская нация займет свое достойное положение в качестве нации лидера. Та разноуровневость и многовекторность, которая была характерна для пространства имперской «Большой России», должна быть пересобрана и сбалансирована на новой нациолнальной основе, которая будет создана русской нацией в России.
Нравится это недругам России или нет, но Россия была, есть, будет и должна быть государством единой нации, которую составляют русские и те народы, которые творчески включились в поток русской истории. Можно, конечно, из извращенной «политкорректности» оставлять эту нацию анонимной или пытаться называть её «российской», но вся логика русского разворота ведет нас к тому, что этой нации будет возвращено единственное достойное её великое имя «русской нации», которую составляют вместе русские и россияне.
По странному недоразумению слово «россиянин» у нас было превращено в обезличивающую замену и подмену для слова «русский». Хотя никаких оснований для этого не существует. Прекрасное стихотворение башкирского поэта Мустая Карима «Не русский я, но россиянин», из которого слово «россиянин» перекочевало в политический лексикон ельцинских посланий, было посвящено отнюдь не отвержению русскости, а совсем напротив, идее нерасторжимого братского единства русских с россиянами, то есть не восточнославянскими народами России.
Не русский я, но россиянин. Ныне
Я говорю, свободен и силен:
«Я рос, как дуб зеленый на вершине,
водою рек российских напоен…»
Давно Москва, мой голос дружбы слыша,
Откликнулась, исполненная сил.
И русский брат — что есть на свете выше! —
С моей судьбу свою соединил.
«Хотя я не русский, а башкир, но моя судьба навсегда соединена с судьбой русских и России» — говорит Карим. И лишь в провокационной логике русофобов эти прекрасные строки могли превратиться в «отказ быть русским» и «желание быть только россиянином».
Русский разворот, превращение РФ в Россию должно иметь форму превращения неопределенного «постсоветского пространства» на котором живут «люди без свойств» в государство русской нации, свободно и суверенно самоопределившейся на всей территории этого государства.
Это самоопределение есть не только однократно совершившийся акт, но и непрерывный процесс исторического, культурного, политического самосозидания, из него можно выпасть, в него можно включиться. Но необходимо понимать, что право «входа» и право «выхода» из этого процесса совсем не равнозначны. Национальное самоопределение это великая историческая «фабрика», постоянно перерабатывающая пространство и время, людей и вещи, слова и смыслы. Поэтому раз включившись в этот процесс выйти из него не переработанным практически невозможно. Именно поэтому в большинстве случае попытки выскочить из единой русской истории оказываются не полноценным осуществлением собственной национальности, а однобоким и близоруким сепаратизмом, разрушительные плоды которого мы наблюдаем у многих наших соседей. В этом смысле национальное самоопределение России представляет собой учреждение, в котором «вход рубль, а выход вперед ногами». Живая клетка может попасть в иной организм и встроиться в него, но, если это не убийственная раковая клетка, выйти из организма в нормальном виде она уже не может.
(Продолжение следует)
