 |
| Советская Белоруссия | Людмила Иванова | 28.06.2006 |
Последний путь учителя
Уже в 29 лет он принял решение — будет одиноким, откажется от личной жизни: «…сыном своим я выбрал идею служения ребенку». Януш Корчак, в действительности Генрик Гольдшмидт, великий педагог и писатель, создал грустную сказку о маленьком короле Матиуше, умершем за то, во что верил. Когда немцы оккупировали Варшаву, Януш Корчак надел свой старый мундир польского офицера и носил его целый год, подвергаясь смертельной опасности. Дом сирот, созданное, выпестованное Корчаком маленькое государство, голодал. Учитель отправился в гетто хлопотать о возвращении отобранной у детей подводы с картофелем… Назад выйти уже не удалось. Вместе со своими учениками он оказался пленником… Впрочем, в отличие от детей он в любую минуту мог покинуть гетто: сотни людей пытались спасти знаменитого писателя и педагога. Были подготовлены поддельные документы, одежда, снята квартира… Но Януш Корчак остался с учениками. В концлагерь Треблинка они вошли колонной по четверо, под зеленым знаменем короля Матиуша… Комендант Уншлагплаца, привокзальной площади в Варшаве, откуда узников отправляли в лагерь, был поклонником книг Корчака и предложил ему свободу. Корчак отказался, чтобы через какое-то время вместе со своими учениками войти в газовую камеру.
Эту историю знает весь мир. Но недавно я была шокирована, попав на интернетовский форум, где обсуждался подвиг Януша Корчака. И оказывается, находятся люди, искренне не понимающие, зачем такое самоубийство, ведь этих конкретных детей было не спасти? И почему — строем, безропотно? Но ведь не зря так обеспокоил нацистов поступок доктора. Не зря они всячески старались отговорить его… Потому что нет выше силы, нежели духовная. И нет выше участи, чем отдать душу свою за ближних своих. И мне искренне жаль тех, кто духовно глух, кто не понимает, как важно было остаться с детьми в страшные минуты, избавить их хоть в какой-то степени от смертного ужаса.
Не поймет такой духовно оглохший и поступка францисканца Максимилиана Кольбе, который, кстати, какое-то время служил в гродненском монастыре, а в начале войны попал в Освенцим. Отец Максимилиан вызвался умереть голодной смертью вместо одного из узников, горько сожалевшего о своей семье, которая осиротеет без него. В числе других десяти смертников Максимилиан Кольбе две недели провел в «голодном бараке». Францисканец последним оставался жив, и его убили уколом фенола.
Да будет воля твоя
И на Беларуси в годы войны случались подобные подвиги. Католические священники из деревни Першаи Воложинского района Иосиф Пухала и Кароль Степмень были сожжены вместе со своей паствой. «Пастыри не могут оставить своих верных», — таковы были слова одного из ксендзов в ответ на предложение карателей спастись.
В конце июля 1943 года в деревне Боровиковщина были сожжены вместе с местными жителями 11 сестер-назаретянок, которые пошли в огонь вместо тех, у кого были семьи.
А нынче каждый год из Полоцка в деревню Росица Верхнедвинского района отправляется паломничество на место мученической смерти ксендзов Юрия Каширы и Антония Лещевича, а также 1.528 стариков, детей, женщин… О подвиге отцов-мариан написала книгу белорусская писательница Ирина Жерносек. Книга называется «Будзь воля твая». В ней на основе документальных свидетельств описывается, как священники совершали свое служение перед началом войны, в годы тотальных репрессий против религии. И как потом, после прихода немцев, спасали людей от отчаяния. Ксендзов предупредили, что на деревню готовится нашествие карателей. Но те не пожелали уехать. В холодный костел — была середина февраля — согнали всех жителей Росицы: и католиков, и православных, и неверующих. Священники исповедовали, причащали, даже венчали, молились за всех — и католиков, и православных. Первым погиб отец Антоний Лещевич — его сожгли вместе с частью жителей. Потом пришел черед Юрия Каширы. Каратели — немцы, а также полицейские-латыши из соседних деревень — стали сортировать людей прямо в храме. Более сильных — для угона в немецкое рабство. Слабых — стариков, детей, больных, беременных женщин — обрекли на смерть. Штурмбаннфюрер, руководивший акцией, приказал священнику благословить «отбракованных» и присоединиться к тем, кого отправляли в Германию. Но Юрий Кашира выбрал свою судьбу сам. Поцеловал пол храма, взял крест и встал во главе колонны смертников.
Причастие в горящей церкви
Одна за другой пылали белорусские деревни… Православный священник Иоанн Лойко был настоятелем церкви в деревне Хоростово, находившейся в партизанской зоне. Его сыновья Владимир, Георгий и Александр с благословения отца ушли в партизанский отряд. В начале февраля 1943 года несколько полевых и эсэсовских дивизий и батальон полицейских окружили партизанскую зону. Штаб решил не принимать бой, а выходить из окружения. Но отец Иоанн остался в Хоростово вместе с паствой, которая нуждалась в утешении и поддержке. 15 февраля, когда в церкви шло богослужение, раздались выстрелы. Вскоре в храм согнали всю деревню. Священник понимал, что готовится. Он призвал всех молиться и причащаться. Между тем немцы и местные полицаи силой вывели из церкви несколько молодых девушек и женщин. Отец Иоанн заступился, его ударили… Вскоре двери храма забили гвоздями, здание обложили соломой и подожгли. Из показаний полицаев, участвовавших в акции, известно: в горящей церкви люди пели молитвы и причащались Святых Тайн.
Всего сожжено было более 300 человек.
Партизанские батюшки
Вообще, чтобы понять подвиг служителей церкви, нужно знать обстоятельства эпохи. Перед войной на территории Восточной Белоруссии оставалось всего два действующих храма. Начиная с 1918 года священников ссылали, расстреливали, храмы взрывали… Это было настоящее уничтожение. Немецкие оккупанты в пику советской власти разрешили религиозную деятельность. Восстанавливать православие, католичество или протестантство они не собирались — только использовать как средство контроля над умами. Существовало предписание от самого Гитлера, чтобы в каждой деревне образовалась как бы своя секта. Священники находились под пристальным вниманием. Разумеется, в сравнении с пережитыми репрессиями отношение новых властей к религии выглядело привлекательно, и часть священников, к сожалению, были лояльны к оккупантам. Но были и те, которые проявляли себя патриотами, сотрудничали с партизанами и подпольщиками, сами брали в руки оружие. Как протоиерей Василий Копычко, благочинный Гомельского округа, спасший свою паству от карателей и ушедший вместе со всей деревней в партизаны, или священник деревни Блячино Клецкого района Николай Хильтов, организовавший в церкви лазарет для раненых партизан. Отца Николая арестовали вместе с его братом, тоже священником. Когда-то отец Николай был учеником Виленской белорусской гимназии, где преподавал Радослав Островский, ставший при немцах начальником управы Минского округа. И жены священников Хильтовых, оставив детей у знакомых, поехали в Барановичское СД на прием к Островскому, надеясь на его помощь. Но оттуда уже не вернулись — вместе с мужьями были замучены в концлагере Колдычево.
Священников обязали зачитывать в церквах указы новой власти, призывать к послушанию. Протоиерея Александра Романушко, настоятеля Мало-Плотницкой церкви Логишинского района Пинской области, пригласили отпеть казненного партизанами полицейского, которого отказался отпевать другой священник. Но вместо отпевания отец Александр назвал убитого изменником родины, убийцей невинных детей и старцев и анафематствовал его… И обратился к присутствующим полицейским с предложением покаяться. Священник стал настоящим партизанским батюшкой: не раз участвовал в боевых операциях партизан, ходил в разведку. Протоиерея из Пинского района отца Косьму Раину вызвал к себе районный бургомистр и приказал не упоминать в молитвах о московских церковных чинах, зато восхвалять «победоносное германское воинство», как предписывалось в циркуляре Пинской духовной консистории. Однако священник зачитал на службе обращение митрополита Николая, где говорилось о том, что воля Божия — не в приказах фашистов, что нужно помогать народным мстителям. На следующий день отца Косьму повели расстреливать. Спасло, что конвоирами были чехи, по всей видимости, религиозные, — когда священник упал на колени и стал молиться, они ушли. А отец Косьма Раина отправился к партизанам.
Что ж, таким духовным пастырям, духовным учителям можно верить.
Гуманизм — понятие, долгое время советской идеологией считавшееся вредным. Но в годы войны гуманизм становится грозным оружием. Подвиг еврея Януша Корчака, католика Юрия Каширы, православного Иоанна Лойко и других учителей и пастырей — это подвиг любви и веры. Это подтверждение словам Януша Корчака: «Добра в тысячу раз больше, чем зла. Добро сильно и несокрушимо».
Советская Белоруссия N118 (22 528), Вторник 27 июня 2006 года
