О владыке Николае

Поистине бесценные свидетельства о личности свт. Николая Велимировича можно почерпнуть из воспоминаний его современников, тех людей, которые долгие годы знали его и трудились под его духовным окормлением. Одной из них была Нада Аджич (1900†1975), в монашестве мать Анна, игуменья монастыря Врачевшница в центральной Сербии.

Аристократка по происхождению, Нада Аджич получила прекрасное образование в пансионе для благородных девиц «Святая Мария» в Румынии, кроме того, закончила Школу декоративно-прикладного искусства в Белграде и прошла краткий курс для социальных работников в Женеве. Подружившись с семьей русских эмигрантов Зёрновых, посещала организованный ими в Белграде Русско-Сербский богословский кружок, собравший весь цвет сербской интеллектуальной элиты того времени: Иво Андрича, Десанку Максимович, Исидору Секулич, отца Иустина (Поповича) и других.

Нада часто бывала в монастыре Хопово, где нашли пристанище изгнанные из России сестры Леснинского монастыря. Благодать Святой Руси открыла истины Православия и воскресила душу аристократки, далекой от страданий простого народа, и Нада решила, отказавшись от роскоши, посвятить свою жизнь служению другим людям, как самому Господу.

В монастыре Хопово был приют для русских детей-сирот. Пока старшие дети были на уроках, Нада занималась с малышами лет двух-четырех. Трогательно было слышать, как те дети всякую женщину, если она не в монашеской рясе, звали «мама». Она шла с ними на прогулку в поле, и каждый из детей, крича: «Это моя мама!», хватал ее за руку, и получалось так, что по двое-трое держались за одну руку и еще двое — за другую.

В 20-е годы о владыке Николае (Велимировиче) Нада много слышала, но знакома с ним не была и лишь запоем читала его книги. После смерти матери в 1932 году и последовавшей за ней через год смерти отца Нада, сама слабого здоровья, осталась одна в просторном родительском доме в центре Белграда. Пожертвовав домашнюю библиотеку вместе с книжными шкафами Дому учителя и раздарив другие вещи, она в 1934 году по благословению Патриарха Сербского Варнавы идёт работать и переселяется в Дом для беспризорных детей при церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Белграде и полностью отдается новому для неё делу, чувствуя, как она нужна людям. В том детском доме её посетил епископ Охридско-Битольский Николай (Велимирович). По достоинству оценив её способности и самопожертвование, он предложил переехать в Македонию, в его епархию, и продолжить там богоугодное дело.

В Битоле владыка Николай выкупил пустующие покои турецкого паши с источником целебной воды во дворе. Нада Аджич приехала в Битолу осенью 1935 года, чтобы организовать там приют для сирот и детей из бедных семей. Детский дом был посвящен святителю Николаю Чудотворцу и был назван «Богдай».

И Нада Аджич приступила к своей богоугодной миссии. Решено было открыть детский приют типа экстерната. Главной задачей в то время было накормить как можно больше голодающих детей. «Мне еще ни один ребенок в Битоле не пожаловался, что у него нет крова, но многие жалуются, что нет хлеба», — говорил владыка Николай.

Сначала в Богдае было всего пять воспитанников, но уже через несколько лет число детей превышало сотню. Младшие дети проводили в приюте весь день, а те, что постарше, приходили после занятий в школе. Воспитанники завтракали и обедали здесь же. По воскресеньям и праздникам детей отводили в город, и они присутствовали на литургии в храме святого Димитрия. Продуктами приют снабжали, в основном, монастыри Охридско-Битольской епархии. Деньги и вещи время от времени жертвовали духовные чада владыки Николая, иногда помощь оказывал Красный крест. Да и сама Нада свою пенсию, которую она получала после смерти отца, целиком отдавала на нужды приюта. О том, чтo изо дня в день заботило её, как постепенно расширялся детский дом под неусыпным оком владыки Николая, мы можем узнать теперь из дневника Нады Аджич, впоследствии игумении Анны, который она вела всю свою жизнь.

5 декабря 1935 г.

С утра разнеслась весть: приехал владыка Николай. То, чего мы так долго ждали, слава Богу, свершилось. Я очень рада.

Я было пошла на рынок купить воз дров, да вернулась, чтобы попросить брата Димитрия, нашего столяра, помочь мне в этом, ибо я впервые в жизни покупаю дрова, а он мне и сказал, что «приехал преосвященный, а раз так, то сначала идем к владыке, поприветствуем его». Бодро и весело шли мы к Митрополии, не обращая внимания на грязь под ногами. Я была так рада, словно увижу родного отца.

На входе в епархиальный дом встретили господина ректора семинарии, и он сказал, что преосвященного в доме нет. Мы зашли в церковь Богородицы и, выходя, увидели, что владыка с господином ректором идут в митрополию. Получив благословение, я радостно поздоровалась с ним. Он и сам был весел. Пригласил нас в митрополию. Поднимаясь по лестнице, пошутил:

— Вот идут два ректора: ректор семинарии и ректор Богдая.

— Вы слишком превозносите Богдай, — возразила я.

— У вас всё только начинается, вот увидишь, у тебя будет две сотни питомцев.

Разговор продолжился в гостиной епархиального дома. Напоследок владыка сказал:

— К вам приеду завтра; там, на месте, и поговорим обо всем. Так будет лучше. Вы самые младшие. Потерпи… сначала хочу побывать в семинарии.

6 декабря 1935 г.

Это было первое посещение преосвященным епископом Николаем задуманного им детского приюта Богдая в Битоле.

На входе мы встретили владыку хлебом-солью. Он был доволен, улыбался и благословил со словами:

— Дай Бог, чтобы дом этот был всегда полон и сыт. Да пребудет в нем всегда Божие благословение на детях и на всех вас! — Приняв хлеб из моих рук, он передал его стоявшему рядом мальчику. — Это тебе.

Все по очереди подошли под благословение, и владыка, легко и стремительно шагая, направился через двор к источнику.

— Эх, как здесь красиво! И водица чудотворная… Ну-ка, зачерпни, — сказал он мне.

Зачерпнув ковшиком на длинной ручке из прозрачного ключа, поднесла воду преосвященному. Он прочел молитву, благословил, выпил воды и умылся. Возвращаясь в дом, он шагал по еще зеленой, мокрой траве, разглядывая соседние имения, которые задумал выкупить и присоединить к нашему участку.

— Мне-то казалось, что в этом доме нам будет просторно, а оказалось, что он мал для нас. Ну, пойдем наверх, погляжу, что там. — И, поднявшись по ступенькам, направился в трапезную, где наши мастера выкладывали из старого камня от двух разобранных турецких печей большую квадратную печь. Мы из двух комнат сделали одну, просторную. Мне почему-то казалось, что владыке это не понравится, и действительно, он был недоволен. — Зачем это, когда есть камин? Не понимаю. Здесь нужна лишь небольшая печка, чтобы дополнить тепло от камина.

— Если Вы за эту печь сердитесь, то это я виновата, меня и ругайте. Так велика была разница в цене, что я решила класть из старого материала.

— Ругать тебя не за что, но такая печь не нужна, — ответил владыка — Пойдем теперь к тебе.

Усевшись на лавке, владыка, словно пытаясь испытать мою душу, сказал: — О, Нада, из того своего дворца в Белграде переселилась ты в этот турецкий дом.

— Этот дом прекраснее дворца, — ответила я.

— Любовь тебя привела, ты любовью движима. Поэтому ты и пришла сюда. В Священном Писании сказано: Возвеселись, неплодная, нерождающая, ибо будешь иметь гораздо более детей, чем имеющая мужа. Это как раз о таких случаях сказано. И действительно, у тебя будет больше детей, чем у матери, родившей троих-четверых, — у тебя будут сотни. Я имею в виду духовных детей. Святые девы были девственницами, а имели сотни и сотни чад. А сколько духовных чад было у преподобной Параскевы, а у святителя Саввы, который весь наш народ породил, хотя был девственником всю свою жизнь! Ты пришла сюда, чтобы оставить великую память о родителях своих и о себе.

— Это о Вас память будет, Вам памятник.

— У тебя будет здесь множество малых сынов и дочерей. Вот тебя как зовут? — спросил владыка, показывая на одного мальчика.

— Это Никола, наш первый питомец.

— А… Это Никола. Иди ко мне, Никола. — Владыка прижал дитя к себе и погладил по головке, — А та девочка кто?

— Это его сестра.

— Сколько их сейчас у тебя? Пятеро? Говорят, что потом, на небесах, дети идут не к родной матери, а к своей духовной матери.

Нам подали мед и воду, потом кофе. Пришел, по приглашению владыки, сосед мусульманин. Владыка расспрашивал его о жизни, о соседях. Для него не было подходящего стула, и турок сел на пол, скрестив ноги.

— У тебя должны быть и низкие сидения, если мусульмане придут, — посоветовал владыка. — Они привыкли на низком сидеть.

Я попросила принести кадило, чтобы владыка освятил дом. Прежде чем положить ладан на угли, владыка попросил турка выйти, но не сердиться, потому что мы здесь немного помолимся по нашему обычаю. Зажгли свечи, и владыка начал молитву. Он покадил на иконы, кровати и на всех нас. Возникло приятное чувство, что все, кто был в комнате, теперь связаны одной мыслью, одним желанием и доброй волей. В комнате помимо меня и воспитанников были протоиерей о. Петр Каранович, брат Димитрий, Даница со своими детьми, сестра Астасия, баба Заха и еще две-три женщины. Немного позднее вошел доктор Радое Арсович, послушник и редактор журнала «Миссионер». Он молча поклонился до земли владыке и взял благословение. На это владыка сказал:

— Доктор, покажи им, как надо правильно класть поклоны и подходить под благословение. — Тот смиренно и послушно несколько раз поклонился. — Видели? Вот как нужно руки держать. Вы должны знать, — подтвердил владыка довольно.

После молебна владыка помазывал елеем от лампады детей и нас. Потом он опять сел и начал разговор о будущем развитии приюта и о покупке соседних участков земли.
— Да зачем Вам столько? — спросил протоиерей.

— Как зачем?! Тут нужно построить еще дом, ведь здесь скоро будет детей, как пчел в улье. Сотни! Я уверен, что так и будет. Только не тороплю события. Будет… со временем.

Затем владыка послал брата Димитрия обойти с тем турком соседние имения и узнать, не имеет ли кто намерения продать участок, а сам продолжил:

— Еще совсем недавно здесь было так страшно! Православный не смел мимо пройти, а когда мы приходили на источник за водой, турецкие жены так и следили сквозь решетки окон. А теперь, смотрите, вот Нада, вот приют и дети наши.

Потом говорили о святой воде и о будущей церкви у источника, вспомнили о неизвестной могиле неподалеку. Я спросила, следует ли открыть могилу, чтобы узнать, чья она: христианина или мусульманина. Преосвященный ответил:

— Могилу не трогайте, пока кому-нибудь не откроется во сне или как-то еще, а до того не трогайте. А правда ли, баба Заха, что на водице этой три чуда случилось?

— Было три чуда, Владыко… Разве тебе не писали?

— У меня нет корреспондентов, что пишут о чудесах; обо всем другом — пожалуйста. Не пишут мне священники об этом. Они думают, как будут стричься или бриться, а о чудесах, которые Господь являет людям, не думают. Это им не важно. Однако когда я издам то, что готовлю, увидит мир великие чудеса, и многие обратятся к вере. Мне осталось лишь начисто переписать… Есть такие примеры удивительные!

— Бывают здесь исцеления, — сказала баба Заха. — Одна госпожа, у которой два месяца держалась температура, была здесь, выпила водицы и умылась. В тот же вечер температура спала, и она хорошо себя чувствовала, даже забыла, где была. Только вчера, когда хотела помолиться, вспомнила.

— Вот! Это нужно записывать! Прошу тебя, Нада, записывай, какие случаются чудеса. В монастыре Святого Наума столько лет прошу записывать для меня чудеса, — а ведь их там множество! — но никто ничего не записывает. — Владыка погрустнел и был явно опечален такой небрежностью людей. — Трудно найти такую душу, что истинно верует, и любит писать, и умеет это. Все думают, что это не важно. Когда кто-то напьется и несет невесть что, тогда об этом говорят. А когда кто-то сон видит вещий или чудо случается, то это никому не нужно.

— Приходили сегодня две женщины, которым во сне был голос, указавший прийти на этот источник святого Николая. А они и не знали об этой воде никогда, — сказала я.

— Сегодня утром приходили? Это нужно записать… Всё записать: их имена, и как всё было. Почему же вы их не расспросили? — недоумевал владыка.

— Они еще придут. Тогда я все запишу, — пообещала я.

Потом Владыка стал спрашивать, что нужно детям, сестрам.

— Монастыри дадут провизию, я знаю, только надо поехать и привезти самим. Пусть семинария даст машину… А сейчас чем кормитесь, что у вас есть?

— Покупаем. Сегодня у нас фасоль. Если желаете, можете пообедать с нами.

— Мы из церкви после ранней службы прямо к вам. Видели в Битоле новую колокольню. Жаль, что не слышал звона. А ты могла бы принести сюда тот хлеб-соль, что нам подносила. Может, перекусим?

Я обрадовалась, и тотчас мы принесли новый стол, сделанный из досок двери, поставили на него хлеб, соль, мед и тарелку маринованного перца, который мне прислала в то утро сестра Евгения, чтобы у меня было, если владыка приедет, сказав, что это самое любимое кушанье владыки на завтрак. Сервированный так стол мы внесли и поставили перед владыкой и гостями. Владыка благословил хлеб, преломил и, деля хлеб, сказал:

— Нигде нет такого вкусного хлеба, как в Битоле. Видите, какой прекрасный хлеб. В Белграде не такой. Вы для приюта не пеките сами хлеб, а покупайте. Это недорого. А то, что же пекари будут делать? Пусть и они заработают.

Когда пошли владыку провожать, он на минуту завернул на кухню. Там на лавке была кошка. Владыка присел на лавку и погладил кошку:

— Откуда у вас эта кошечка? Какая красавица! Словно золотая! — Потом увидел постель на полу и спросил: — Здесь дети днем отдыхают?

— Нет, тут Даница спит со своими детьми.

— А зачем ты, Даница, пошла в мужской монастырь? — обратился владыка к Данице, строго взглянув на нее. — Отвечай, зачем была там.

— Ради детей… Мальчики у меня.

— Я ее послал в монастырь Святой Петки, детей принял, а она делает, что хочет, и идет, куда хочет. Так нельзя. Или ты слушаешь, что тебе велят, или иди к своему мужу. Я этого не потерплю. Ты знаешь, что должна быть послушна.

Выходя, владыка заглянул к столяру и поручил сделать три низких стульчика. Затем оглядел готовые лавки. Я спросила, можно ли достать еще кровати.

— Да вот тебе кровати: составь две лавки — и кровать готова. Зачем монахине кровать? Если ей нужна кровать, тогда не нужно было идти в монастырь. Можешь повернуть этот сундук? Пусть и это будет кровать для монахинь. Внутрь пусть положат свои вещи, а сверху соломенный матрас. Этого достаточно. Знаешь ли, какая самая лучшая кровать для монахини? Гроб. Да, гроб, — повторил преосвященный. А об очаге в подсобке, где работал столяр, заметил: — Это не трогай, чтобы не испортить ненароком. Добрый очаг, как в старину.

— Да мы не будем трогать очаг. Хотели только рядом плиту поставить.

— Зачем здесь плита? Готовьте там, где сейчас готовите. Не делай здесь кухню, эта комната подходит для духовника. Хочу, чтобы здесь была моя келья для приема гостей.

Когда владыка уже совсем собрался уходить, я решилась спросить о том, что давно уже на сердце лежало — чтобы он благословил меня покрываться платком как послушницы.

— Хочу Вас попросить… - робея, начала я. А владыка сверкнул глазами и взглянул на меня так радостно, что я вмиг прозрела его мысль. Он ожидал моего желания стать монахиней, и мне было жаль, что он услышит другое.

— Что такое? Говори свободно!

— Прошу дозволить мне носить платок на голове.

— Да ведь ты и так носишь платок.

— Нет, это шаль. Хочу такой, как сестры милосердия носят в госпиталях.

Он прошелся до окна, помолчал и спросил:

— А белый не хочешь? Будешь как царица.

— Нет, только черный, простой.

— Будь по-твоему, — сказал он и положил руку мне на голову. — Можешь носить черный платок.

Этот день был бесконечен и полон радости для меня и для всех нас. Сегодня словно пришло спасение этому дому. Однако это было еще не все. Когда я вечером вернулась с заседания, наши едва могли дождаться, когда я пересеку двор. Первые их слова были:

— У нас есть дрова!

Машину дров для приюта послал из митрополии владыка. Вот радость! У нас есть отец, который заботится о нас! Как тепло и радостно на душе, когда кто-то беспокоится, сочувствует и соучаствует в наших делах. И мы еще получили нечто. У ворот мы нашли двенадцать тарелок и ложек новых. Кто-то принес и оставил, чтобы благодарили не его, а Николая Чудотворца. Как мы все радовались!

24 декабря 1935 г.

Из начальной школы «Вук Караджич» к нам стали приходить еще десятеро мальчиков и две девочки-сироты. Сегодня у нас уже 23 человека. Я рассказала новеньким, что владыка Николай купил этот дом специально для бедных детей и что он собирается навестить нас. И верно, лишь дети позавтракали, как кто-то заметил, что в ворота входят какие-то монахи.

— Вот и Деда Владыка — воскликнула я, называя преосвященного так, как давно уже называли в владыку Николая и дети, и взрослые.

Преосвященный еще и половину двора не прошел, а дети уже окружили его и звонкими голосами просили:

— Благослови, Деда Владыко!

И было не понять, кто больше рад встрече: то ли дети, оттого что видят своего Деду Владыку, то ли Деда Владыка, что видит столько детей — свой сон, воплотившийся в явь. Он был очень рад и гладил детей по головкам. С преосвященным приехали двое игуменов, которые позже, в церкви, пожертвовали нам большую сумму денег. Но я так и не могу вспомнить, кто именно это был.

Преосвященный стал расспрашивать о детях. Его интересовало, есть ли среди наших питомцев мусульманские дети, и он посоветовал звать и их в наш приют. Узнав, что у нас уже есть двое мусульман, был очень доволен.

Войдя в дом, он тотчас направился в помещение, где теперь была наша трапезная. Это была небольшая низкая комната с двумя столами и четырьмя скамейками. Преосвященный нетерпеливо обратился к своему помощнику:

— Дай-ка что мы принесли! — Тот подал какие-то листки, отпечатанные на машинке. — Вот, дети, сегодня ночью я из-за вас даже поэтом стал. Написал вам гимн Богдая, — и начал читать:

Мы приют нашли в Битоле,
Милость нам в сиротской доле.
Дом наш там на самом крае,
И в Богдае мы, как в рае,
Мы в Богдае.

Бог послал нам вдосталь хлеба
И другое, что потребно.
И хотя живем на крае,
Мы живем там, словно в рае,
Мы в Богдае.

Мы богаты братской дружбой,
Рады мы, что Богу нужны,
Благодарим за дары и
Веселимся, словно в рае,
Мы в Богдае.

Учимся быть добрыми
И Родине полезными.
Так дни наши пролетают
Здесь в Богдае, словно в рае,
Мы в Богдае.

Прочитав гимн, преосвященный протянул лист мне, а дети громко закричали:

— Спасибо, Деда Владыко!

Преосвященный был очень рад, улыбался и довольно потирал руки.

— Вот и хорошо. Разучите песню. Ты, Нада, подбери мелодию подходящую, какую знаешь, лучше народную. И пойте.

Окруженный детьми, владыка стал спрашивать одного за другим:

— Тебя как зовут?

— Димитрий.

— Да благословит тебя твой святой Димитрий, — сказал Владыка, кладя свою руку на голову мальчика. — А тебя?

— Василия.

— Да хранит тебя твоя святая Василия. А тебя?

— Бранко.

— Бог тебя оборонит, Бранко… будешь жить. А тебя?

— Георгий.

— Пусть тебя твой святой Георгий хранит и защищает. Тебя?

— Петар.

— О, у тебя есть твой святой Петр, он тебе поможет…

— Павлина.

— У нее нет ни отца, ни матери, — сказала я.

— У нее есть Отец — на небесах, и Мать — Царица Небесная. Они ее защитники. А ты кто?

— Цветанка.

— Да расцветет твое счастье…

— Крста.

— Да хранит тебя Честной Крест. Ты кто?

— Вера.

— Да будешь в вере крепка. А ты кто?

— Мария.

— О, у тебя самое прекрасное имя Пресвятой Девы Марии, Матери Божией. Будь счастлива. А ты кто?

— Любица.

— Бог тебя любит. А тебя зовут Йованка, ты Драголюб… Их знаю. А это Никола. Нас, Николаев, много, — заключил преосвященный.

Потом все поднялись наверх, в церковь. Дети встали полукругом и пропели тропарь святителю Николаю-угоднику, а владыка начал молитву за короля и народ, давая детям знак отвечать «Господи, помилуй».

После все отправились к святому источнику. Преосвященный долго наблюдал, как дети весело резвятся на дворе, прыгают и бегают по траве, и сказал:

Боже, какое удовольствие видеть, как славно играют дети.

Дети в тот день действительно были очень веселы. По просьбе Владыки они пели и плясали коло (хоровод). Деда Владыка не мог наглядеться на них. Он стоял, молча улыбался и выглядел очень счастливым.

— Так бы и не уходил отсюда, — произнес он наконец.

— И не уходите. Останьтесь еще, — ответила я.

— Ноги озябли.

Дети гурьбой проводили его до машины и долго кричали:

— Спасибо! Благословите, Деда Владыко! Приезжайте снова!

Преосвященный махал рукой и благословлял их.

30 декабря 1935 г.

Около полудня приехал dладыка. Зная, что он так любил наблюдать за детьми, спросила:

— Может быть Вы, преосвященный, хотели бы посмотреть, как дети обедают?

— Да, пойдем посмотрим. Да и замёрз я. Долго разговаривали с соседом вашим насчет покупки их участка, где у них сейчас сад.

Преосвященный вошел в маленькую низкую трапезную и благословил воспитанникам трапезу. Дети дружно поблагодарили.

— Скажите: извольте отобедать с нами, — подсказала я.

И они тотчас радостно:

— Извольте, Деда Владыко!

Преосвященный был очень доволен. И я спросила:

— Преосвященный, может Вы хотели ли бы пообедать с нами, попробовать еду?

— С удовольствием, — легко согласился он.

Дети обрадовались и тотчас подвинулись, освобождая место за столом. Сразу нашлись миска, ложка и чашка. Я взяла миску, а сестра Даница дрожащими от волнения руками налила похлебку из большого медного котла. Жена нашего столяра принесла и положила на колени Владыки чистую полотняную салфетку. На обед у нас был шпинат с рисом, картофелем и помидорами. Мне было и неловко, и мило за всю простоту, с которой мы потчевали самую великую душу нашего народа.

— Как вкусно! У меня в митрополии так вкусно не готовят.

— Запомните, дети, как Деда Владыка обедал с вами, — сказала я.

— А кто, дети, дал вам эту пищу? — спросил Преосвященный.

— Бог дал! — дружно ответили они.

— А кто дал хлеба?

— Бог! — в один голос ответили дети.

— Все Бог дал… И сестру Наду вам Бог дал, чтобы вас здесь беречь и кормить.

— Бог дал вам, дети, Деду Владыку, чтобы вас кормить и от зла защищать, — сказала я.

— А это кто там с полной миской? Бранко? Ну-ка, доедай, Бранко, все уже поели… - перевел владыка разговор на другое. А потом тихо упрекнул меня: — Это ты оставь.

— Пусть знают! — ответила я.

16 января 1936 г.

Слышала, что gреосвященный собирается в Охрид, и, боясь, что долго его не увижу, письмом позвала его в Богдай. Владыка приехал ближе к вечеру. Долго обсуждали с ним разные хозяйственные дела. Потом я решилась спросить о том, что не давало мне покоя в отношениях с монахинями, помогавшими мне в приюте:

— Давно хочу Вас спросить, Владыко… Когда монахини должны идти в церковь?

Владыка недоуменно взглянул на меня и ответил:

— Да всегда, когда могут. Когда захотят. Ты не должна им препятствовать, пред Богом ответ держать будешь.

— Я им не препятствую. Да ведь у меня здоровье слабое. Когда я здорова, то всегда остаюсь с детьми, чтобы сёстры могли пойти помолиться. Всегда их заменяю. Но теперь я заболела, и дети остались одни. Сегодня я даже рассердилась. Мать Сарра утром ушла и даже не предупредила. Не было никого, кто бы детей покормил завтраком и помолился бы с ними. Сестра Даница на кухне готовила обед, и дети были одни. А я лежала…

— Монахини должны быть в церкви. Они должны свое правило монашеское исполнять.

— Да, но нельзя же детей оставлять одних. Мы здесь для того и живём. Кто же будет с детьми?

— Да… Посмотрим. Если не складываются отношения с монахинями, пригласим каких-нибудь набожных македонок из местных. В Битоле много верующих женщин. Подбери сама себе помощниц.

Почувствовав в замешательстве, что мы не понимаем друг друга, я попробовала исправить впечатление:

— Мать Сарра — настоящая монахиня, она всегда думает о молитве. А я — всегда о детях.

Владыка пристально посмотрел на меня и сказал:

— Да, она настоящая монахиня и имеет одну любовь — ко Христу. Так и должно быть.

— Я восхищаюсь ею, Владыко, она — прекрасная монахиня, очень добрая… И я у неё учусь…

— Да, восхищаешься ею, — прервал меня Владыка, не желая слушать дальше. Взяв под свою защиту монахинь, он не хотел слышать ничего, что могло бы затронуть их и повредить им. Он продолжил: — Да знаешь ли ты, чтo монахини терпят, как живут и как мучаются ради Господа… В Великий пост один раз в день едят. Воды не смеют выпить без благословения игуменьи, виноградинку не смеют съесть без благословения. Какая белградская госпожа могла бы это вынести?

Я подумала про себя, что и в Белграде есть женщины, которые тяжкий крест свой мученический молча несут сами, но только спросила:

— А по праздникам кто должен объяснять детям?

— Можешь и ты, а может и дьякон.

— Я думаю, что лучше бы объясняла монахиня, а мать Сарра не может.

— Если она не может, ты можешь. Ведь и в школе закон Божий преподают учительницы. Не обязательно это должен быть священник. Священники и так заняты.

Когда владыка собрался уходить, уже на лестнице он встретил мать Сарру:

— Давай-ка, поднимемся к тебе в келью, мать Сарра. Посмотрю, как ты живешь.

Она весело, радостно оттого, что видит владыку, легко взбежала по ступенькам и открыла свою дверь. После, вечером она рассказала мне, что владыка расспрашивал её, исполняет ли она своё правило, наказывал, чтобы обязательно исполняла. И чтобы непременно шла в церковь, как только найдет свободную минуту. Спрашивал, какие книги читает, имеет ли лампу, хватает ли свечей. Из её ответов он понял, что между нами согласие и что я ей всегда иду навстречу. Я тоже пересказала ей весь наш разговор с владыкой.

И все-таки первый раз осталась на душе тяжесть после визита владыки, хотя до этого была только радость.

Воскресенье 26 января 1936 г.

Вчера получили распоряжение от владыки привести детей завтра к 8 часам в церковь Пресвятой Богородицы, а потом в новую народную трапезную при церкви Преподобной Параскевы-Петки на праздник Святителя Саввы в женской Школе народных промыслов, на котором Владыка был домачин, то есть хозяин, принимающий в тот год гостей на праздник.

На литургии дети стояли тихо, благостно. Владыка поставил их слева от амвона у иконы Пресвятой Богородицы. Дети стояли по росту, было их около пятидесяти. Преосвященный сам служил и говорил проповедь о святителе Савве и его родителях, о любви детей к родителям и родителей к детям. Владыка просто потряс всех, сказав: «Здесь мне дети говорят, что у них нет ни отца ни матери. А я говорю, есть у вас и Отец, и Мать — на небесах».

После службы пошли в Школу. Детей посадили слева вдоль стены, рядом с участницами школьного хора. Впереди, перед иконой святителя Саввы был стол с большой свечой и колачом (круглым караваем, выпекаемым специально к празднику). Владыка вошел в залу, полную гостей, и с улыбкой направился к нам.

— Откуда вы, дети?

— Из Богдая! — дружно раздалось в ответ.

Владыка подошел к столу и зажег праздничную свечу. Лицо его сияло. Я никогда не видела Преосвященного таким радостным. Обратившись к гостям, владыка выразил удовольствие тем, что день Святителя Саввы на этот раз отмечается в новой народной трапезной и что среди гостей присутствуют как видные знатные горожане, так и люди бедные. Затем владыка показал на наших детей и сказал:

— Позвольте сверх нашей программы представить вам этих детей.

Преосвященный вывел наших питомцев на середину залы. Дети запели гимн Богдая, который написал он сам. Публика была растрогана. Некоторые женщины из бедных плакали, воочию убедившись, что эти сироты защищены от горя и невзгод. Потом все вместе пели гимн святителю Савве, и владыка начал программу. Один за другим выступали гости и говорили, как наш народ почитает святого Савву — чудотворца, устроителя Сербской Церкви, просветителя и защитника народа.

Праздник продолжился общей трапезой. Длинные столы протянулись по всей зале. Наших питомцев посадили во главе стола, остальных детей дальше. Так трогательно было видеть залу, полную детей. Обед удался на славу, и мы гордились, насколько наши воспитанники дисциплинированны.

Жаль только, что их не мог уже видеть хозяин, чье сердце так любит гостей, полных сочувствия к детям. В разгар праздника владыка незаметно вышел в ближайшую дверь, где его уже ждала машина. Завтра утром он должен был быть в монастыре Жича — там, где жил и трудился тот, кого на следующий день должен славить весь народ наш, каждое сердце, бьющееся в унисон и знающее, какие основы заложил тот, кого мы прославляем в этот день.

Перевод с сербского Натальи Феофановой

http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=420&did=1875