 |
| Кремль.org | Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл | 27.06.2006 |
Когда мы говорим о культуре, то, конечно, говорим о том, что сделано до нас или нами в прошлом. Поэтому тема культуры очень тесно связана с темой традиции. Можно было бы смело назвать — Дни русской политической традиции, потому что культура и традиция — это неразрывно связанные друг с другом понятия. Я начну свое выступление с того, чтобы просто поделиться некоторыми своими мыслями о значении традиции. У традиции есть много различных определений, достаточно открыть Энциклопедический словарь. Поэтому я не буду давать какого-то общего определения и не буду предпринимать попыток объединить существующие определения, а скажу о том, что для меня является важным в традиции и то, чего, в существующих определениях понятия традиции мы не находим. Традиция — это нормообразующее явление в человеческой жизни. Понятие нормы тесно связано с понятием традиции, любая норма входит в человеческое сознание и практику жизни через традицию. Это касается культурных норм, мировоззренческих норм, нравственных норм, эстетических норм. Теперь возникает вопрос: а может человек существовать без нормы? По всей вероятности, физически существовать, конечно, может, но что происходит с человеком, который утрачивает свои некие нормы бытия? Он утрачивает свою самоидентификацию, потому что самоидентификация личности зависит от системы ценностей, в которой живет человек, а система ценностей формируется неким нормативным началом, которое приходит к нам из традиции. Вот когда мама говорит дочери: это нехорошо — она даже не удосуживается доказать, почему это нехорошо. Дочь воспринимает материнский наказ чисто аксиоматически, как некую данность, некую норму. Все воспитание строится на передаче последующим поколениям некоей нормы жизни. И когда мы себя самоидентифицируем как личности, или как общество, или как государство, мы всегда оперируем нормами, исходящими из нашей традиции.
А что происходит, если разрушаются нормы, если разрушается традиция? Происходит саморазрушение идентификации. И через это проходили страны, и народы, и государства. Россия прошла дважды за сто лет через такую ломку традиции, ломку самоидентификации. Самой страшной ломкой была ломка революции — 'Мы этот мир до основания разрушим' - что значит 'до основания разрушим этот мир'? Ведь не рушили же станки, светские здания, дороги, разрушили систему ценностей, до основания. А для чего нужно было разрушить эту систему ценностей до основания, для чего нужно было разрушить нормы бытия? А потому что предполагалось абсолютная смена парадигмы, нужно было создать нового человека. А создать нового человека в условиях традиции невозможно, он же все время апеллирует к тем самым нормам. Ему говорят: вы знаете, можно ехать голым в трамвае, это Коллонтай объявляла, запросто — а люди говорят: да нет, нельзя. А почему нельзя? Не так воспитан, это уходит корнями в нашу историю, в нашу психологию, в нашу жизнь, в нашу культуру. Поэтому для того, чтобы сломать национальную самоидентификацию России, нужно было просто отказаться от традиции. А как иначе объяснить этот какой-то дикий культуркампф с разрушением культовых зданий? Ну, хорошо, не признаете Бога, ну считаете это опиумом для народа, но зачем здания-то разрушать, зачем уничтожать материальные свидетельства культуры народа? То же самое происходило и во Франции во время Французской революции. А потому что даже внешний вид здания заставлял людей сохранять некое живое воспоминание о традиции, а никаких воспоминаний не должно было быть, нужно было создать нового человека. Я думаю, что разрушение традиции — это путь к разрушению самоидентификации личности, общества, государства и цивилизации.
Теперь важный вопрос: что такое сохранение традиции на языке философии и на языке политического мышления? Это консерватизм. Консервация сохранения. В массовом сознании, до недавнего времени, консерватизм был почти ругательным словом: 'ну ты, консерватор'. Консерватизму противопоставлялось нечто новое, прогрессивное, обращенное в будущее, и это было понятно, это тоже произрастало из нашей политической философии XX века, которая предполагала разрушение традиции как нормы бытия. Сейчас настало время переосмысления понятия консерватизма. Русская политическая мысль всегда включала в себя идею консерватизма. И позвольте мне теперь проиллюстрировать на одном примере, что означает консерватизм. Я хотел бы привести в пример церковь: церковь — это консервативное начало, церковь призвана сохранять традицию, мы в данном случае используем русское слово 'Придание', в переводе на латинский язык это и будет традиция. Церковь сохраняет Придание. Придание с большой буквы и является источником вероучения, в него входит и Священное Писание как часть Придания, и весь тот поток жизни церкви, который имеет нормативное значение для людей — все это входит в понятие Придания. Что же сохраняется и как она сохраняет? Она сохраняет веру, апостольскую веру, то, чему она научена Христом через апостолов, она сохраняет ядро духовных и нравственных идей и ценностей. Это ядро является для верующих идеей, абсолютной истиной, потому что получено от Бога, через поколения. А вот для того, чтобы эта истина усваивалась в разных народах, в разные эпохи, в разных культурах, на разных языках — что нужно делать, как нужно передавать эту истину, как ее нужно сохранять? Можно ее просто законсервировать, никак не менять, не двигать. Но, в таком случае, где гарантия, что каждое последующее поколение людей будет эту истину принимать? Где гарантия, что для каждого последующего поколения людей эта истина не будет отождествляться с неким плюсквамперфектом, потерявшим всякое значение для современной жизни? Поэтому задача и миссия церкви заключается в том, чтобы каждому последующему поколению людей передать незыблемый корпус идей, но на языке понятном для современного человека.
Есть такое понятие: инкультурализация — вхождение в культуру, это имеет отношение к каждому последующему поколению людей и к каждому народу, каждой местной культуре, каждой субкультуре. Вот в церкви все конфликты практически всегда между решениями одной и той же проблемы с разных точек зрения: одни считают, что главная задача церкви — сохранить неповрежденной истину, а другие считают, что самая главная задача церкви — быть понятным для народа, чтобы истина была актуальна. Вот и сейчас та же самая проблема стоит перед Русской церковью. Практически на каждой пресс-конференции нас спрашивают о языке богослужения, о новых формах и о новых методах работы. И некоторые у нас тоже считают, что ни в коем случае ничего менять нельзя во внешней жизни церкви, нужно все сохранить как было. А другие считают, что консерватизм заключается в том, чтобы послание церкви было актуальным для людей, хотя и содержанием этого послания являются истины, уходящие в глубочайшую древность. Мне кажется, что консерватизм, если он желает быть актуальным, понятным, творческим и созидательным, должен всегда сохранять то ценное, что является непреходящим для людей, но сохранять таким образом, чтобы это ценное и непреходящее всегда было понятно и актуально для каждого последующего поколения людей. Иными словами, если речь идет о неких важных базисных ценностях для жизни народа, для жизни государства, то они должны непременно сохраняться, но должны актуализироваться посредством конкретного политического послания.
Трагедия наша заключается в том, что мы отказываемся от базисных ценностей, от традиции, от предания. Каждый приход к власти новой политической силы означает попытку писать все заново, либо наоборот, считаем, что нам нужно только повторять схемы далекого прошлого, восстанавливаем государственный строй столетней давности, культурные традиции двухсотлетней давности. Думаю, что во многом этот спор между западниками и почвенниками — это как раз спор вокруг того, о чем мы с вами говорили сейчас. Дело ведь в том, что когда возникли все эти споры между славянофилами и западниками, то самые лучшие люди, которые участвовали в этом споре, видели некую искусственность проблемы. Между консервативными и либеральными силами, между почвенниками и, условно скажем, либералами, в основном и чаще всего это те споры, которые можно было бы примирить, объединить в рамках взвешенного и сбалансированного подхода. Только для того, чтобы это произошло нужно договориться о самом главном: нужно договориться о базисных ценностях нашего государства и нашего общества. Я бы хотел в двух словах, на примере показать, как можно договориться. Если послушать людей, которые считают, что самое лучшее, что у нас было в прошлом, и что наше спасение заключается в том, чтобы это прошлое реставрировать, будь то советское прошлое или прошлое Российской империи, то можно увидеть в этой позиции некий страх перед модернизацией страны. Страх заключается в том, что мы не являемся лидерами в модернизации в мировом масштабе. Россия не является лидером в модернизации. И поэтому призывы модернизировать страну очень часто отождествляются с призывами вестернизировать страну. И сторонники такой вестернизации говорят: ну, а зачем выдумывать велосипед, какой такой еще особый путь у России? Для того, чтобы жить так, как живет Запад, мы должны просто повторить их путь. И поверьте, здесь есть очень сильная логика. В области экономического развития, ведь экономический успех западных стран очевиден. Эта система работает.
Россия должна модернизироваться. И я думаю, что этот постулат сегодня должны принять и почвенники, и либералы, и западники, и патриоты. А чаще всего у нас споры вокруг этого. Иногда говорят, что у нас должен быть совершенно особый путь экономической модернизации. Давайте обсуждать, давайте формулировать. Если на Западе банковская система работает хорошо, так почему же нам избегать тех же самых принципов работы банковской системы? Я думаю, что тема модернизации должна восприниматься чисто прагматически: если некая система себя уже оправдала, то почему бы эта система не может работать в России. Конечно, мы ее должны адаптировать к нашей психологии, к нашему общественному сознанию, ко многим другим вещам.
Теперь о том, что нужно сделать для того, чтобы Россия осталась Россией. Если нам говорят, что для успеха, для процветания мы должны принять некие чужие, другие экономические схемы, то это означает, что, принимая иной опыт, мы должны его воспринимать, во-первых, критически, рационально, и что самое главное, с опорой на свою традицию, если мы не хотим потерять свою национальную самоидентификацию, то есть если мы хотим, чтобы Россия была Россией. С другой стороны, конечно, есть кто-то, кто этого не желает, но вот тут мы должны договориться о базовых ценностях. Если какая-то политическая сила провозглашает, что не желает, чтобы Россия оставалась Россией, пускай она открыто об этом скажет. А мы спросим у народа, и если народ скажет: нет, мы хотим оставаться Россией — давайте запишем это как фундаментальную базовую ценность. Ни одна политическая сила, приходя к власти, не имеет права ставить под вопрос духовную и культурную самобытность своей страны, Россия должна остаться Россией. А вот для того, чтобы, заимствуя технологические, технические образцы, мы не потеряли самих себя, не превратились в очередной раз в ведомую, лишенную национального самосознания массу, мы должны сохранить непреходящие ценности, которые до нас доносит наша традиция. Если мы модернизируем технически страну и сохраняем базисные духовные, культурные и нравственные ценности в жизни народа, в жизни России, то я думаю, мы на практике можем объединить правое и левое, построить очень стабильную систему, развивающуюся систему.
Кстати, есть ведь какие-то и мировые образцы такого рода подходов. Давайте возьмем Японию или эти быстроразвивающиеся страны Юго-Восточной Азии — ведь они не выдумывают новых компьютеров каких-то, которые были бы принципиально противоположны тем, которые существуют во всем мире, они не изобретают велосипед, если велосипед изобретен, они его покупают или покупают лицензию. Наверное, и нам не нужно изобретать второй раз велосипед. Но как цепко эти культуры сохраняют свои традиции, и японец, который в светском западном платье сидит в офисе, и снимает это платье у себя дома, он сохраняет культурную, духовную, нравственную традицию своего народа, и именно Япония остается самобытной культурой, самобытной цивилизацией при всей своей внешней вестернизации. Способны ли мы на такой же цивилизационный ход? Я глубоко убежден в том, что способны, но для этого должен быть очень высокий уровень общественного согласия относительно необходимости сохранения фундаментальных базисных ценностей в жизни нашего народа. Политика — это область надстроечных ценностей, но не базисных ценностей. Если это будет внедрено в сознание нашей элиты, то тогда у нас очередные выборы не будут превращаться в национальную катастрофу, так, как очередные выборы не превращаются в национальную катастрофу, допустим, в Соединенных Штатах Америки. Там есть своя система базисных ценностей, и любая партия, пришедшая к власти, эти ценности обязана уважать, иначе эта партия потеряет доверие народа. То же самое должно быть в России. Поэтому я думаю, что очень важным сегодня является диалог о ценностях.
И позвольте мне перейти ко второму тезису, на примере которого я бы хотел показать, как можно соединять правое и левое, в том числе и в нашем национальном дискурсе. Хорошо известно, что в течение двухсот лет европейское общество, а также и российское общество было разделено на тех людей, которые в качестве приоритета своей жизни, особенно своей политической деятельности, свой философской деятельности считали защиту человеческих прав и свобод и в центр ставили человеческую личность. Есть и другая философия и другое политическое мышление, которое в центр поставляет не права и свободы, а поставляет иные ценности: например, Отечество, народ, культуру, веру и так далее. Если взять всю нашу российскую историю, то она представлена, по крайней мере, на политическом уровне, как столкновение двух точек зрения, что продолжается и до сих пор, и я уже об этом два раза сказал. Возникает вопрос: а на ценностном уровне возможно согласовать вот эти идеи? Или между ними непроходимая пропасть? Некоторые считают, что невозможно. Невозможно, и поэтому нужно всеми силами отстаивать свою точку зрения. Я вспоминаю, как в 90-х годах, не буду называть святые имена, чтобы никого не обидеть, но вот эта борьба она была очень зрима в России, в последнее время стало потише, а ведь в то время включаешь телевизор, так и видишь, как русские с кабардинцами сталкиваются и искры летят из глаз. И вот эта борьба 'правых' и 'левых', борьба идей, обеспокоенных индивидуальными правами, свободами, с теми, кто считает важными ценности Отечества, народа и государства и так далее, высекала страшные искры. И политическая борьба украшала все это.
И вот однажды, когда люди, представляющие ту либеральную сторону нашего спектра и либеральный спектр нашей общественной жизни, вроде как победили тактически, я помню, один из наших государственных деятелей, принадлежащих к этому крылу, громогласно заявил по телевидению: наконец мы вбили последний гвоздь в крышку их гроба. Я улыбнулся и подумал: да, бывает так, что забываем историю. Никто никогда последнего гвоздя в крышку гроба противника не вобьет, но все потрясения России, все войны, все гражданские войны, революции, все от этого столкновения. Возникает вопрос: а можно ли рационально преодолеть этот конфликт? Можно его преодолеть во всеологических терминах, то есть, терминах ценностей? Можно ли это преодоление реализовать посредством конкретной политики, в том числе и кадровой политики? Я глубоко убежден, что можно.
И вот хотелось бы сказать о том, как на Х Всемирном русском народном соборе была предпринята попытка согласовать эти ценности. Вы знаете, что Х Всемирный русский народный собор принял Декларацию о правах и достоинстве человеческой личности. Казалось бы, ну, а зачем еще какую-то декларацию принимать, когда есть Всемирная Декларация прав человека, отличного рода европейские хартии о правах человека? Зачем же еще одну? Проблема заключается в следующем: то, что корпус идей, связанных с правами и достоинством человеческой личности, как известно, сформировался в западной культуре. И Восток, православный Восток, мусульманский Восток, иудейский Восток, буддийский, индуистский и так далее, вот к этого рода деятельности не имеет никакого отношения. Творческого столкновения идей, то есть, выработки вот этих ценностей, обеспечивающих права и свободы человека никогда не было. А просто при создании Организации Объединенных наций были приняты те кодексы, те идеи, которые сформулированы в недрах западной цивилизации. Я уже так долго об этом говорю, что, к сожалению, советская дипломатия в то время совсем не интересовалась мировоззренческими вопросами, она просто блефовала, подписывая вот эти всеобщий декларации. Правда, никто тогда не верил, что это когда-то будет актуально для Советского Союза. А вот теперь, когда мы живем в едином мире, когда рухнули все стены, разделяющие восток и запад, теперь все эти нормы, на которых основывается западное законодательство, стали обязательны для нашего законодательства. И поэтому наступил процесс переосмысления. Но не можем же мы в очередной раз принять очередной -изм также бездумно, как мы в свое время приняли марксизм. Не может же русский народ, великая Россия быть постоянно ведомыми? Постоянно брать под козырек перед чужими идеями?
И поэтому, не отвергая эти идеи, мы сказали: слушайте, давайте посмотрим на них с точки зрения нашей традиции. Может быть, что-то полезное получится из этого? И, на мой взгляд, получилось нечто полезное. Идея заключается в следующем. Если мы настаиваем только на правах и на свободах человека, если мы подчеркиваем приоритет права и свобод человека, то мы ставим под вопрос другое, присущее человеку и человеческой природе, нечто очень важное. Мы ставим под вопрос систему нравственных ценностей. Вы спросите: а почему? А вот почему. Потому что человек, реализуя свою свободу, может совершать поступки добрые или злые. И что происходит, когда, реализуя свободу, человек совершает злые поступки? Он умножает зло, он совершает нечто опасное для самой жизни человеческой цивилизации. Вот Всемирный русский народный собор предложил маленькую поправку к существующим Декларациям о правах человека. Было сказано о том, что человек должен реализовывать свою свободу в системе нравственных координат, человек должен реализовывать свободу в системе нравственной ответственности. А если будет так, что произойдет на практике? А на практике произойдет следующее. Люди, прикрываясь идеей свободы, не будут раскрепощать свой инстинкт, не будут разрушать нравственность, не будут осквернять святыни, не будут разрушать национального начала, не будут сталкивать лбами народы и цивилизации. Ведь только грех, который господствует как бы в условиях свободы, он и приводит людей к некоему коллапсу. Но нам сказали сразу же после Всемирного русского народного собора: знаете, это какая-то очередная доморощенная выдумка русских, вот видите, они говорят, что нужно соединять нравственную ответственность с правами и свободами. А вопрос: а кто определяет эту нравственную ответственность? Кто вводит критерии? И тут же на 'Эхо Москвы' кто-то сказал: это церковь православная хочет вам снизить права судить, опять-таки идеи инквизиции, церковь, видите ли, будет нам указывать, что хорошо, что плохо. Такая спонтанная была реакция.
Но мы отвечаем на эту реакцию следующим образом: а почему церковь? В первую очередь, сам человек. Ведь человек является хранителем нравственного начала. Сам человек должен определять, что хорошо и что плохо, но определять человек может тогда, когда сохраняется норма. Когда есть понимание того, что хорошо, а что плохо. А как сохраняется норма нравственности в нашей жизни? Через традицию. Пока существует норма, представленная в традиции, у человека есть точка отсчета. Вот мы говорим, что воровство — это плохо. Почему? Да потому что это заложено в нравственной традиции человека, не укради — заповедь Моисея. Она включена была в сие подданство, и во все законы, во все культуры. Нам говорят: не существует объективно никакой нравственности. Нравственность — это производное, бытие определяет сознание, а нравственность зависит от социального и культурного контекста. А потому, сколько условий жизни, столько и нравственности. На что мы отвечаем: нет, нет и еще раз нет. И, слава Богу, что нет. И знаете, какое доказательство того, что существует, объективно существует нравственность? Универсальное для всех времен и народов. Совершенно неожиданное доказательство. Наличие положительного героя. Что такое положительный герой в литературе, в искусстве? Он всегда один и тот же. Даже в самом низкопробном американском боевике побеждает положительный герой, и ни у кого не возникает мысли, что положительный герой может быть вовсе и не положительным. Потому что добро — есть добро, благородство — есть благородство, честность — есть честность, а зло — есть зло, и пока существует объективная нравственность, которая может судить поступки каждого человека, вот до сих пор люди и не потеряли способность отличать добро от зла. И к счастью, пока это так, хотя в последнее время предпринимаются невероятные усилия, чтобы было не так, чтобы у людей была потеряна способность различать одно от другого. В данном случае, добро от зла.
А что же происходит сейчас? Происходит следующее: есть такое понятие, как постмодерн. Не знаю, насколько правомочен этот термин для описания нашей эпохи, но так философы используют понятие постмодерна. И отличительной чертой постмодерна является идея плюрализма мнений. Нет правды и лжи, нет истины, есть плюрализм мнений. Всякая точка зрения имеет право на существование. А сам человек выбирает, что хорошо, что плохо, что правда, а что ложь. Вводится религивизм, в том числе и в нравственную систему ценностей. Нет хорошего и плохого, это вопрос вкуса. Каждый человек может решать, что хорошо, что плохо. Вот эта идея разрушает идею положительного героя. Если серьезно принять философию постмодерна, то тогда завтра появится совершенно другой положительный герой. И ведь так и происходит. Всем хорошо известно, что происходит в области сексуальной этики сегодня, когда принимаются законы, поставляющие на один уровень гомосексуальные браки и нормальные браки. Вы знаете, я неделю тому назад выступал в каком-то месте и сказал: я предвижу, что произойдет дальше на этом пути, на этом пути смешения греха и святости, добра и зла. Могли мы представить себе еще двадцать лет тому назад, что так будет поднята тема гомосексуализма? Да никто бы не поверил. Но никто бы не поверил, что мэр Москвы принуждается к гей-параду. Сказали бы, чушь собачья, быть этого не может. Но сегодня мы соглашаемся, многие соглашаются и говорят: а почему нет? Вы знаете, что будет дальше, что будет следующим витком? Запомните, пожалуйста, мои слова, педофилия. Следующий виток — оправдание педофилии. И педофилия будет обсуждаться сегодня так же, как обсуждается гомосексуализм. Вы знаете, я провозгласил вот эту вещь пару недель тому назад, а вчера, просматривая интернет, наткнулся на невероятное сообщение: в Голландии зарегистрирована политическая партия, которая ставит своей целью легализацию педофилии. Поверьте мне, это первая ласточка. Если разрушено понятие добра и зла, нет границ. А дальше самоубийства. Будет названо 'качество смерти'. Есть понятие 'качество жизни', будет 'качество смерти'. И вы не докажете, что добровольный уход человека из жизни — это грех, что это социально опасно, что это опасно для целостности человеческой жизни. Добро и зло смешивается, постмодерн, нет правды, выбирай что хочешь. Читая апокалипсис, я много раз задавал себе вопрос: как это может так антихрист прийти? Как это так? Непонятно. Ну, придет антихрист, что такое антихрист? Антихрист — это зло, персонифицированное зло, антихрист будет учить злу. Значит, давайте пример конкретный, он будет учить тому, что убийство — это хорошо, что воровство — это хорошо, что разрушение человеческой личности — это хорошо. Но кто же примет такого лидера? Ну, кто его примет? Это все равно, что сейчас положительного героя заменить на отрицательного и сказать, что убийца, насильник, педофил, мерзавец, кощунник, разрушитель общественных отношений — он герой. Никто же не примет такого героя. А вот что если внедриться в наше сознание, вот эта идея, что нет истины объективной, нет объективной правды, нет объективного добра и зла, все относительно. Почему же не принять все эти идеи? Мы же принимаем с вами гомосексуализм сегодня? Не мы с вами, но во многих странах уже все принято. Как отличать добро от зла? Сохранять нравственное чувство, нравственность — это и есть способность отличать добро от зла. А что такое антихрист? Антихрист — это неспособная цивилизация. Если, я понимаю, что кто-то из вас верит в антихриста, кто-то нет, но я говорю о том, что если власть в глобальном масштабе будет властью зла, если через власть в глобальном масштабе будет господствовать зло, то человеческая цивилизация нежизнеспособна. Потому что зло всегда динамично, оно развивается, у него нет границ. Человек начинает с того, что ворует в трамвае или автобусе, вытаскивает кошелек, если его не остановить, кончается убийством. Потому что все больше, больше и больше понижается порог чувствительности. Для достижения своих целей человек готов использовать еще больше агрессии и больше зла включать в отношения с другими. И зло всегда стремится к своему апогею. Оно никогда не останавливается. Апогеем зла является небытие, смерть. Поэтому если зло будет господствовать в планетарном масштабе, это будет означать конец человеческой цивилизации. И мы с вами сегодня не о шутках говорим, это не просто политический изыск о постмодерне. Мы сегодня говорим о судьбах России и человеческой цивилизации. И вот на каком языке нужно говорить с теми, кто чрезмерно подчеркивает право человека иметь автономный выбор, в том числе и в нравственной системе ценностей. От того, какой мы выбор сделаем, зависит наша с вами жизнь и жизнь наших детей. И вообще будущее человеческой цивилизации.
Откуда приходят эти мысли? Они приходят от живой традиции, с которой мы связаны. Они приходят от Пушкина и от Достоевского, от Ломоносова и Лермонтова, от Иоанна Кронштадтского и Серафима Саровского. Они приходят из глубин, из недр нашего исторического бытия. Но может народ отказаться от этих святынь и от этой нормы, нравственной нормы, содержащейся в нашей традиции? Если он отказывается, он перестает быть народом. Я глубоко убежден в том, что если человеческая цивилизация глобально отказывается от этих норм, она перестает быть жизнеспособной. У нас нет другого пути, как объединять усилия 'правых' и 'левых', у нас нет другого пути, как модернизировать Россию, чтобы быть современным, развитым государством, как правильно говорит наш президент, комфортным для жизни. Но делая все так, чтобы развивать и модернизировать страну, мы никогда не должны забывать о базисных ценностях, мы должны инкорпорировать эти ценности в политическое мышление, в программные документы наших партий, в законодательную базу России. Вот тогда модернизация не станет вестернизацией, тогда у России сохранится уникальность послания, конечно, всему миру. Я сегодня говорил в терминах христианского богословия, но поверьте мне, то же самое можно сказать в терминах исламского богословия, иудейского богословия. Потому что религии в центре, в сердцевине традиции. Уже по одному тому, что они хранят веру и передают их из поколения в поколение, передают ее так, что эта вера все-таки постоянно является актуальной для огромного количества людей, пока еще большинства людей, живущих на Земле. И в этом смысле, многонациональный характер России имеет огромное значение, потому что мы основываемся на очень высоком уровне согласия между всеми традиционными религиями России.
В начале июля в Москве в преддверии саммита 'большой восьмерки' пройдет саммит мировых религиозных лидеров, по инициативе русской православной церкви и Межрелигиозного совета России. Мы приглашаем впервые за всю историю мировых религиозных лидеров. Некоторые напугались и говорят: приглашают для того, чтобы смешать все религии, сделать какую-то сверхрелигию, сверхцерковь, что Бог знает, не конец ли это света, не восьмой ли это вселенский собор. Могу успокоить: это не конец света, не смешение религий, это будет разговор не на богословские темы, это будет разговор о том, каково место религии, религиозных ценностей в жизни современной цивилизации. И как, опираясь на эти ценности, можно выстраивать конкретные ответы на те проблемы, с которыми сталкивается человеческая цивилизация. Мы очень надеемся, что это уникальное собрание людей первой величины, представляющих традиционные религии всего мира, скажут свое слово и 'большой восьмерке'. Потому что очень важно, чтобы в нынешнее время был реальный живой, как говорят на Западе, транспарентный, то есть, прозрачный, честный и открытый диалог между религией и политическими силами и Европы, и всего мира. Я счастлив тому, что Россия, пройдя через многие испытания конца ХХ века, сегодня тоже выходит на осознание необходимости диалога политического мира, светского мира, мира науки с религией, с церковью, потому что от результата этого диалога, я думаю, будет зависеть наше будущее. Благодарю вас за внимание.
