Православие.Ru | Протоиерей Артемий Владимиров | 23.06.2006 |
— Что Вы посоветуете родителям, не знающим, как реагировать на выходки своего буйного и непокорного чада? Конечно, все индивидуально, но есть ли какие-то общие принципы?
— Думаю, что истерики и эксцессы усваиваются ребенком в качестве средства достижения своих целей ещё в младенческом возрасте. Именно в это время родители должны вырабатывать мудрое отношение к подобным явлениям, не впадать в малодушие и панику, не трястись над своим чадом, которое, дрыгая ручками и ножками, выказывает сопротивление родительской воле, постепенно становясь невротиком, перекочевывая в разряд существ с осложненным психическим развитием. Если же отрок уже достиг возраста пресловутого «вождя краснокожих», то, по большому счету, поздновато начинать размышлять о предмете его выходок. Но ведь бывает и так, что благополучное дитя мало-помалу развинчивается, распоясывается, проявляя нежелательные для родителей черты характера, например, с криком и гвалтом отказывается идти в храм в воскресный день. Забрасывает совершенно чтение молитвослова, Евангелия, духовной литературы, принося все в жертву телевизору, приставкам, компьютеру, развлечениям. Что сказать об этих знакомых нам столь болезненных случаях? Оставить все как есть и отпустить вожжи? Очевидно, что это несообразно с православной педагогикой. Может быть, принуждать и каленым железом выжигать строптивость? Но принесет ли такая тактика желаемые плоды? Из общих принципов хотелось бы назвать следующие: 1. родительское умение сохранять сердце свое в мире (ни в коем случае не выходить из себя, не кричать, не топать ногой, не хлопать дверью, не обзывать обидными кличками своё чадо, не поминать бесов, торжествующих над Митрофанушкой, ибо всем перечисленным родители показывают свою слабость и как бы признают свое поражение). 2. Не недооценивать силы родительского слова, обращенного к совести ребенка, даже если он затыкает в это время уши (я имею в виду не проклятие и не ультиматум: «Если не пойдешь в храм Божий, на Причастие, — ты мне больше не сын!». Это не метод воспитания; но от полноты любящего скорбного сердца нужно уметь сказать в такой нелёгкий час: «Неужели это мой сын?! Какую будущность ты себе готовишь, подымая пяту на любящих тебя?! Да вразумит тебя Бог, Который всех нас видит и слышит, но не нарушает нашей свободы! Подумай, хотел бы ты видеть своих детей, ведущими себя, как ты? Ведя себя подобным образом, ты думаешь, что поступаешь как настоящий мужчина, рыцарь, тот, на кого можно положиться, доверить себя? Не растеряешь ли ты, милый, всех своих друзей, вот так зарываясь, грубо и дерзко поступая с той, которая носила тебя под сердцем?».) К сожалению, во время домашних перепалок нам более всего изменяет сердечное спокойствие и умение рассудительно и весомо сказать нечто, но жизненный опыт, а главное, внутренняя молитва, помогают родителям совершенствоваться. Мы, священники, знаем и помним рассказы молодых людей, вернувшихся самостоятельно к церковной жизни о их мудрых матерях, которые весьма часто прекращали споры, как бы предоставляли ребенку утвердиться в его противлении семейной традиции, оставляли его наедине с собственной глупостью, не переставая сердечно, с тайными слезами молиться о нем. Впрочем, не всякой глупости и дерзости подобает уступать, особенно, если речь идет о многодетной семье, где выходки одной «паршивой овцы» противопоставлены общему укладу поведения других детей. Безусловно, всего труднее сейчас воспитать в церковности детей матерям-одиночкам, не имеющим решительно никакой поддержки ни от родни, ни от школы, ни от друзей семьи.
— Как Церковь может помочь подростку в его бедах, проблемах, противоречиях?
— Во-первых, сокровенным образом. Никто из нас не ведает, не в состоянии оценить, осознать, подметить, как Бог хранит Своих чад (разумеется сонм православных). Помните, как сказано в одном из псалмов царя Давида: Храняй младенцы Господь… (Пс. 114, 5). И не только их. Обычай часто приобщать детей Святых Христовых Таин прекрасен, несмотря на то, что иные из них через определенное время, вступая в отроческий возраст, теряют благоговение и расположение к Святыне. Христос, сокровенно пребывающий в сердцах мальчуганов и девчат, однако, не отымает в полноте Своей благодати, сокровенно от них самих действующей в их жизни. Острие кинжала, шальная пуля, шприц с наркотиками, разбитая бутылка в руке случайного прохожего… Сколько кошмарных призраков окружает сегодня жизнь подростков! Каждый из взрослых по памяти мог бы перечислить те случаи, когда крестное знамение, материнской рукой начертанное вслед уходящему из дома непокорному сыну, избавляло его от смерти, притом, неминуемой. Разве так просто существует не всем известная пословица: «Не мы носим крест, но он носит нас на себе»?
Говоря о благотворном влиянии Церкви, нужно, прежде всего, упомянуть исповедь, предполагающую внимательное отношение к подростку пастыря. Если такому пострелу посчастливится познакомиться с заинтересованным в его душе священником, то несмотря на фрагментарность подобного общения, эти встречи могут быть путеводными звездочками в жизни юного христианина. Речь идет не только о психологической помощи, ведь иные греховные привычки и страсти, отходят от человека в самый час их исповедания, открытия взору Божию у креста и Евангелия. Воровство и саморастление, привычка к грязным словам, срывы раздражительности и гнева, безотрадное состояние уныния и печали, кошмарные сны, навязчивые помыслы и желания — и не перечислить тех темных, демонических явлений, которые разрушает, истребляет и изживает чистосердечная исповедь.
Убеждён, что многие наши читатели знают: у современных подростков ослаблен жизненный тонус, иногда притуплен инстинкт самосохранения. Заметим, что некоторые разрушительные формы молодежного искусства даже навязывают культ самоубийства. По священническому опыту, скажу, что через исповедь Бог вливает в обезверенную, истосковавшуюся по миру и покою, радости и чистоте душу подростка живительную силу, возвращая юному исповеднику готовность жить, в надежде на лучшее будущее.
— Что интересного для подростков есть в вашей Воскресной школе?
— Воскресная школа в Красном Селе предназначена преимущественно для маленьких. Там все интересно: и уроки, которые посещают трехлетние малыши, и непременные чаепития, и совместные игры, и общение родителей между собою. Что касается старших детей, то они учатся у нас в общеобразовательной церковно-приходской школе с полным набором обычных дисциплин и тех предметов, которые соответствуют профилю нашего учебного заведения.
У нас в школе много интересных для подростков кружков и специальных занятий: от балетных до навигационных. Знаю детей, которые очень любят наши уроки труда, столярных занятий. В этом отношении мы руководствуемся рекомендацией Святейшего Патриарха, который говорил, что сегодня приход должен заменить подростку-христианину дом пионеров. Можно поощрить стремление школьников прислуживать в алтаре. Хотя, признаться, нужно не спускать с них глаз, и все время соотносить их церковное служение с поведением в школе и вне храма. Очень много значит для этих юных алтарников благоговейное отношение к службе самого священства и руководство детьми со стороны старших алтарников.
Примечательно, что многие дети вместе с родителями регулярно посещают чаепития для взрослых, которые имеют место в нашей трапезной после праздничных всенощных. Устраиваемые в складчину чаепития интересны для прихожан не только возможностью подкрепиться и утолить жажду, но и пообщаться с батюшками по душам, задать вопросы, послушать рассказы, размышления пастырей, поучаствовать в обсуждении приходских дел, разделить общую радость праздника, почувствовать себя единой семьей, где все друг другу родные, независимо от возраста, звания и состояния. На мой взгляд, это весьма ценно для подростков, привыкающих участвовать самим своим присутствием в собеседовании взрослых, проявлять интерес к духовным предметам, — словом, жить одной жизнью с пастырями и пасомыми.
— Расскажите о себе как о подростке.
— Что же, с удовольствием завершу этим рассказом размышление о подростковом возрасте. Прежде всего, отмечу, что нас у мамы было трое. А стало быть, никакого недостатка в общении я никогда не чувствовал. Это делало жизнь наполненной, интересной, живой. Не припомню, чтобы приходилось когда-либо скучать или «убивать» время; хотя телевизоры уже начинали входить в моду, но у нас его не было, а соседские не привлекали. От природы робкий и застенчивый, я несколько тяготился общением со сверстниками. Теперь вспоминаю опасности, которые грозили мне в среде мальчишек. Оговорюсь: наша семья не была воцерковлена и в храм я начал ходить самостоятельно уже студентом. Однако такие пороки, как сквернословие, курение, не говорю о худшем, к нам не прилипали, во многом благодаря бабушке, которая вкладывала в нас всю душу, стремилась возбудить в нас интерес к серьезным занятиям и чтению. Занятия музыкой стали неотъемлемой частью жизни. Несмотря на тяготение к природе, к гулянию на свежем воздухе, мы не росли шалопаями. Сейчас вижу, что любовь к животным, привитая бабушкой с нежного возраста, не дозволяла нам, близнецам, усваивать те грубые повадки, которые мы наблюдали в сверстниках. Откровенно говоря, мы предпочитали быть битыми, чем бить других. С детства я испытывал непреодолимые трудности в том, чтобы ударить человека. И сегодня подростковая жестокость всего больнее отзывается в моей душе как педагога и священника. Стремление заступиться за друга, вызволить братика из беды, готовность вместе в ним переживать и плакать по поводу какой-то неудачи, беды, наверное, оказались самыми важными для формирования моей души. Еще могу сказать, что мы привыкли делиться друг с другом самой простой едой, хотя никогда не голодали и не испытывали недостатка ни в чем; но лишь впоследствии я прочитал в Священном Писании слова: блаженнее давать, нежели принимать (Деян, 20, 35). А ведь с детства нас этому учили взрослые!
Определяющим для моего развития в подростковом возрасте было тяготение к чтению. Сейчас я вижу, что томики диккенсовс- ких романов, сначала прочитанных бабушкой, потом — мной, содействовали развитию моего мышления и словарного запаса. Во всяком случае, уже в подростковом возрасте, как мне кажется, я мог свободно выразить всякую мысль, иногда даже в художественной форме. А это, несомненно, заслуга писателей, произведения которых зачитывались, как говорится, до дыр.
Сложности, с которыми приходилось сталкиваться в переходном возрасте? — Зависть к брату-близнецу, который был много талантливее и одареннее меня, особенно в музыке, впрочем, не до мучений. «Комплекс Сальери» был, по счастью, мне не знаком — присутствовало стремление догнать брата. Но разность наших способностей не повлекла за собой какого-то рокового разделения. Скорее, в юношеском возрасте она дошла до различия темпераментов и вкусов. Отмечу, что наши ссоры носили преимущественно мальчишеский и безобидный характер и никогда не доходили до кровавых сражений. В отношениях преобладали любовь и нужда друг во друге, желание совместно проводить время в отроческих забавах. А еще были страхи перед шпаной, как раньше называли дворовых мальчишек, которым доставляло удовольствие мучить слабых и беззащитных. Впрочем, дом был для нас крепостью, где мы отдыхали душой и быстро забывали все огорчения. Слава Богу, рядом с нами всегда оказывался старший брат, который иногда брал на себя роль защитника, отмщая нашим «гонителям-мучителям», сам, надо сказать, за это получая.
Что больше всего запомнилось? Трагических событий, может быть, не было, хотя опасные случаи, конечно, имели место… Мою душу потрясали те эпизоды, когда брату-близнецу угрожала явная опасность от иных сверстников. Не умея орудовать кулаками, я больше плакал и ныл, находясь неподалеку. И удивительно, мы всегда выходили «сухими из воды»! Теперь-то я знаю, что это было по молитвам бабушки, удивительной женщины, чья кончина была переломным моментом от отрочества к юности. Как сейчас, я помню ее большие глаза на исхудавшем от мучительной болезни лице. Госпиталь, казённая обстановка. Предсмертные слова, которые казались для нас завещанием. Взирая на любимых внуков, в которых она вложила всю себя, она сказала всего лишь одну фразу, но так, что и поныне (а ведь прошло 30 лет с той поры!) я слышу ее слова, звучащие в моей душе: «Мне бы хотелось, — сказала бабушка Любовь, чувствуя близость кончины, — чтобы вы выросли хорошими, добрыми людьми». Удивительное дело, вскоре после ее исхода из земной жизни, я, студент университета, комсомолец, впрочем, не самый идейный, собственными ногами пришел в тот храм, куда она безуспешно пыталась завести меня в моем пионерском возрасте. Думаю, что наше детство и отрочество были счастливыми потому, что нас согревала любовь взрослых; бабушка никогда не отдавала нас ни в какой пионерлагерь, а родители копили средства, чтобы на снятой где-нибудь у Оки или Москвы-реки дачке мы проводили три незабвенных летних месяца, общаясь с водой, воздухом, солнцем и набираясь сил, румянца для девятимесячного пребывания с городе.
Счастливым, полнокровным было отрочество, посвящённое серьёзным занятиям. Единственное, чего были мы лишены, так это сознательной, живой веры в Бога, хотя искорка благодати, видимо, тлела в наших детских душах. Как-то в 1 классе, важно вышагивая сентябрьской порой по направлению к английской спецшколе, мы разговорились с братом-близнецом, и он спросил меня: «Тема, как ты думаешь, где Бог?» (еще раз оговорюсь, что бабушка никогда не говорила с нами на духовные темы). И я, посмотрев на желтые кленовые листья, устилавшие землю, на осеннее темно-голубое небо, залитое солнечными лучами, окинул братца любознательным взором и ответил ему: «Бог везде!». На этом и закончился наш первый философский разговор о духовных основах бытия…