 |
| Агентство политических новостей | Александр Елисеев | 22.06.2006 |
Отсюда и наследственная передача власти.
Вот почему «средневековым» монархиям вовсе не нужно было содержать такой громоздкий бюрократический и репрессивный аппарат, который функционировал при тоталитарных режимах.
Впрочем, и демократические страны также отличаются мощнейшим бюрократизмом. По данным бельгийского экономиста Э. Мандела, в первой половине 80-х годов, когда СССР еще не начинал перестройки, численность госслужащих в США составляла 16,2 миллионов человек. При этом 18,2 миллиона человек входили в категорию «административных работников в промышленности». А в демократической России число управленцев выросло, по сравнению с временами более обширного СССР, раза в три, если только не больше.
Власть монархов была слишком очевидной. А вот режимы тоталитарного толка взяли на вооружение архетип Правителя-Отца, но выразить его как следует не смогли, что и потребовало от них широкомасштабных силовых операций — как внутри своих стран, так и во вне их. А все потому, что они апеллировали не к потустороннему началу, не к Богу, но к посюсторонним реалиям — «народу», «нации», «трудящимся». То есть «отцы» как бы испрашивали разрешение у своих семей быть «отцами». Понятно, что ни о каком нормальном отцовстве здесь и речи быть не могло.
Демократии в этом плане действовали гораздо более логично. Они рассматривали общество не как семью (народ, то есть род), а в качестве некоего предприятия, нанимающего к себе на службу управителя. И вряд ли стоит удивляться тому, что тоталитарные режимы оказались гораздо менее жизнеспособными, чем режимы либеральные.
Между тем, эпоха информации предоставляет возможность снова придти к родовому устройству государства, к семейной форме правления. Ведь правитель здесь превращается не только в потребителя информации, но и в ее мощнейшего производителя. Находясь на пересечении информационных потоков, он синтезирует их во властные решения. Однако помимо самих решений в распоряжении у правителя продолжают оставаться и переработанные им знания, то есть им же произведенный продукт. Понятно, что он может отдавать этот продукт всей нации, предлагая ей собственные информационные технологии.
Иначе говоря, властные решения основаны на знаниях, но им не тождественны. Чем больше знаний, тем больше возможностей для усиления власти, но при этом возрастают и возможности использования знаний. И если народ в информационном (постиндустриальном) обществе получает безусловную силу мнений, то власть в информационном государстве также увеличивает эту силу.
В новую эпоху духовный авторитет монарха может быть подкреплен его информационным влиянием на общество. Помимо директивных указаний, монарх может давать и множество продуманных и эффективных рекомендаций. Ввиду своей информационной насыщенности эти рекомендации будут обладать силой даже большей, чем прямые указания. Ведь в распоряжении монарха окажется гигантских объемов информация, собранная со всех групп, группировок и группок страны. Понятно, что она даст его мнению силу исключительную. Таким образом, авторитет Отца Нации в информационную эпоху только возрастет, более того, он станет больше опираться на духовную силу, нежели на силу директивную.
При этом, конечно, надо отдавать себе отчет в том, что информация и основанные на ней технологии, вовсе не исчерпывают всего духовного и даже не превалируют в ней. Традиция превыше всех знаний возносит священную интуицию, которая позволяет сообщать людям волю Бога непосредственно, в виде своеобразного откровения. Собственно говоря, такая интуиция и есть самое настоящее, подлинное знание, которое приходит сверху. Информационные технологии должны лишь подтверждать данные откровения, доводить их, как можно более доходчиво, на доступном и всеобщем «языке». В противном случае производитель информации может склониться в сторону субъективизма, отождествить себя с каким-либо множеством. Единица земная неизбежно должна соотносить себя с Единицей Небесной, что возможно лишь в условиях достаточной церковной дисциплины.
Многим покажется, что наш подход грешит неоправданной архаикой. Современный человек настолько пленен своей же собственной «ученостью», что пытается поставить в абсолют это свое ученое настоящее. Ему кажется, что современная реальность должна длиться вечно, ибо она со-временна именно ему — «великому». А между тем время течет объективно, вне зависимости от разного рода самомнений. Завтрашний день будет сильно отличаться от сегодняшнего. Так почему бы и не предположить, что монархия — это идея не сегодняшнего, но именно завтрашнего дня?
Оппоненты, высмеивающие современных монархистов, обращают внимание на их архаизм, который часто оборачивается откровенным маскарадом. И в самом деле, указанное обстоятельство имеет место быть. Но ведь, что любопытно, сами монархисты все время говорят о необходимости соответствовать сегодняшнему дню. Одной из самых культовых их книг является «Народная монархия» И. Солоневича, в которой модернизм так и плещет из всех краев, причем автор всячески открещивается от идеи дворянской реставрации, присягая народу.
Сам русский монархизм посткоммунистической эпохи начался с «Памяти» Дм. Васильева, именуемой вполне по-современному и весьма энергично — «Национально-патриотическим фронтом». Лидер НПФ «Память» пытался взять на вооружение довольно-таки новые технологии праворадикалов, скрестив их с монархическим традиционализмом.
Более того, предпринимались попытки создать разработанную социальную программу русского монархизма. Так, в 2004 году даже прошла весьма представительная конференция монархистов «Социальный аспект русского традиционализма».
И что же? Как говориться, а воз и ныне там. Монархисты по-прежнему производят впечатление «чудиков», перепутавших исторические эпохи. И это при том, что идея возрождения монархии имеет своих сторонников. Так, по данным опроса Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), около 16% респондентов признают желательным восстановление монархии. При этом за монархию высказались 42% всех опрошенных руководителей предприятий госсектора и 28% руководителей из сектора негосударственного.
Это довольно неплохой показатель, позволяющий надеяться на вполне успешное участие монархистов в реальной политике. В принципе, монархическая партия могла бы преодолеть 7% барьер и создать свою фракцию в Государственной Думе.
Впрочем, распространяется информация и о других вариантах. В отдельных американских кругах гипотетическое возрождение монархии вызывает очень большую тревогу. По сообщениям некоторых СМИ, первый секретарь-координатор дополнительных программ Посольства США в России Дэн Сент-Росси и главный советник по политическим процессам Агентства Интернационального развития Александр Соколовски во время встречи с так называемой «демократической общественностью» сделали прелюбопытнейшее заявление. «Оказывается», в Кремле существует «заговор», и целью его является реставрация монархии в России. Она якобы должна произойти в промежутке между 2008 и 2016 годами.
Распространяется информация о том, что в учебных учреждениях спецслужб (ГРУ или ФСБ) читался особый курс лекций «Проект «Россия». В нем подробно обосновывалась возможность и даже необходимость восстановления монархии. Причем отмена прямых губернаторских выборов в лекциях названа одним из этапов процесса Реставрации.
Но как бы там ни было, а пока монархисты малопопулярны. У них есть добрая воля к преобразованию, имеются многочисленные сторонники (не говоря уже о пресловутой вере русских в абстрактного «доброго царя»!). Но серьезных результатов пока что не наблюдается. А все потому, что монархисты пытаются соответствовать современности, тогда как им следует быть сверхсовременными. Нужно смотреть в постиндустриальное, информационное завтра, видя в нем возможности для возрождения старого на новом уровне. А монархисты стремятся скрестить монархию то с демократией, то с фашизмом, а то и с коммунизмом сталинского образца. Вот почему их так и заносит в архаику. Либералы, коммунисты и фашисты еще могут выглядеть современно, хотя от них все больше и больше тянет гнильцой. Но вот монархисты могут быть либо сверх-современными, либо предельно архаичными. Это нужно осознать и выработать проект создания постиндустриальной монархии. А сторонники у него найдутся.
