 |
| Новые Известия | Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл | 21.06.2006 |
— Ваше высокопреосвященство, вы долгие годы возглавляете Отдел внешних церковных связей. Стали ли его задачи другими, чем в 1970—1980-е годы и как складываются сейчас отношения РПЦ с государством?
— Задачи, конечно, изменились, потому что главной задачей в то время, когда я пришел в отдел, была по-прежнему еще защита Церкви. Конечно, не столь драматическая, как в 40-е, 50-е и 60-е годы, но тем не менее тема защиты Церкви, продвижения церковных интересов в сферу общественной жизни была в то время очень острой. Сегодня на первом плане уже другие вопросы. Отдел стоит на стыке церковно-государственных отношений. Внутри страны он призван работать именно в этой области, и она является для него приоритетной. 1990-е годы были во многом посвящены выработке модели церковно-государственных отношений в современной России. Это было очень непростым делом, потому что в царской России Церковь была государственной, а в советское время просто уничтожаемой и гонимой (одной из причин революции в России был разрыв между интеллигенцией и Церковью, именно потому, что та была частью государственной системы). Теперь впервые, может быть, начиная с петербургского периода российской истории, у Церкви появилась возможность, живя в условиях свободы, построить отношения с государством, исходя из принципов, которые укореняются в церковном учении, в церковной позиции.
— Какие надежды вы возлагаете на предстоящий религиозный саммит в Москве?
— Очень важно, чтобы религиозные лидеры ясно высказались на тему терроризма. Потому что она в сознании многих людей связывается с религиозной проблематикой. Важно еще раз выразить общее понимание того, что религия и терроризм несовместимы. Кроме того, я думаю, что настало время ясно свидетельствовать о необходимости для человеческой цивилизации сохранять религиозные ценности в жизни. Они не должны блокироваться, отодвигаться за поля общественной жизни, искусственно ограничиваться сферой личной, максимум семейной этики. Верующий человек не может оторвать этические принципы от своей общественной и даже политической деятельности.
Он не может секуляризировать свою религиозность, то есть загнать ее в некое узкое пространство, ограниченное его личными интересами. Важно, чтобы религиозная мотивация, включенная в общественную жизнь, содействовала миру, справедливости, взаимоуважительному отношению людей разных наций и разных религий, построению гармонического и справедливого общества, которое к тому же было бы обществом материального процветания.
— В наше время в обыденном сознании терроризм чаще всего связывают с исламом. Что вы думаете о роли этой религии в развитии современной европейской цивилизации?
— В европейских странах очень много делается, чтобы мусульмане имели права и свободы, в том числе религиозные, включая свободу проповеди. Мы знаем, что есть европейцы, которые принимают ислам, и это не порицается европейским обществом. Но у нас есть критические вопросы к исламской стороне. Почему-то же самое запрещено в мусульманских странах? Почему человек, принимающий христианство, подвергается смертельной опасности, как это было в Афганистане? Думаю, что от диалога политкорректности мы должны перейти к существенному диалогу с исламом. Сейчас уже не работает политкорректный диалог, когда собираются межрелигиозные конференции только для того, чтобы сказать: «давайте жить дружно», «религия не является источником терроризма» и т. д. Нужен очень серьезный, открытый и честный диалог, и мы не обойдемся без этого разговора. В том числе и на тему миссии и свидетельства, религиозной свободы. Вот что мне кажется очень важным и положительным в сфере христианско-мусульманских отношений. Мы принадлежим к одной системе этических ценностей. Я ставлю вопрос: как мы можем использовать этот фактор? В современном межрелигиозном дискурсе это практически отсутствует. Тем более отсутствует в политической дискуссии, которая делает акцент опять-таки на правах и свободах и совершенно обходит тему этики, морали. Но именно в этой области у нас очень высокий уровень согласия с исламом.
Как вообще можно ввести в соприкосновение в глобализирующемся мире различные цивилизационные модели? Существует светская, секулярная модель Западной Европы и Северной Америки, существует мусульманская модель, иудейская, буддистская, индуистская и т. д. Как все это должно работать в условиях глобализации? Некоторые считают, что очень просто: есть западная модель, и она должна быть универсальной. Но вряд ли с этим согласятся те же самые мусульмане. Каждый хочет жить по своим законам, традициям. А может ли быть между всеми этими моделями то, что в космонавтике называется стыковочным узлом? Думаю, что может, и этим узлом должна стать общая этика. Если мы договоримся об общих этических ценностях, то мы состыкуем цивилизационные модели. Именно для этого и нужно идею прав и свобод уравновесить идеей нравственной ответственности. Если в основу глобальной системы мы положим только права и свободы, если забудем этическое измерение, общее для всего мира, то мы не решим проблемы отношений с исламом и со многими другими религиями.
— Изменилось ли за последние 10−15 лет понимание Московским патриархатом экуменизма (движения за объединение конфессий. — «НИ») и межхристианского диалога?
— Проблема экуменического диалога — это не только внутренняя проблема Русской православной церкви, и особенно, конечно, не проблема в связи с объединением Московского патриархата с Зарубежной Церковью. Действительно, сегодня внутри РПЦ есть критическое отношение к современному экуменизму. Но, как я хорошо знаю, это характерно и для многих других Церквей. Мы все должны серьезно подумать, почему экуменическое движение находится в таком глубоком кризисе. Почему нет никаких практических результатов в сближении богословских позиций и, наоборот, усиливаются тенденции к расхождению. Я хотел бы сослаться на недавнее заявление кардинала Каспера (главы Папского совета по содействию христианскому единству. — «НИ») с оценкой перспективы отношений между католической церковью и англиканской. Он очень ясно описал возможную перспективу, под которой и Православная церковь готова подписаться: что будет, если англикане рукоположат женщину в качестве епископа?.. Я могу продолжать перечень новых вызовов экуменического движения. Мы должны ясно понимать, что оно находится в кризисе. Существует критически важный вопрос: способен ли Всемирный совет церквей вывести его из этого кризиса? Одновременно существует огромное количество стимулов к тому, чтобы развивать межхристианское сотрудничество. И самый главный из них — сохранение христианских ценностей в жизни современной цивилизации. А также диалог с исламом и другими главными традиционными религиями. В тот момент, когда мы более всего нуждаемся в солидарности и сотрудничестве, мы проходим через кризис межхристианских отношений. Может ли эта диалектика быть созидательной? Пока у меня нет ответа.
— Владыка, в мае вы посетили Ватикан. Какое впечатление на вас произвел Папа Римский Бенедикт ХVI?
— В сухом остатке — положительное. Я считаю, что Папа является человеком очень целостным, внутренне интегральным, сильным богословом, у которого дела соответствуют убеждениям. С таким религиозным лидером работать, может быть, непросто, но предсказуемо. И мы приветствуем такой стиль взаимодействия с руководством Римско-католической церкви.
Святой отец очень высоко оценил результаты Венской встречи между богословами и представителями католической церкви и Русской православной церкви (состоялась 3−5 мая этого года. — «НИ»). На ней было обнаружено очень много общего. Святой отец (и я глубоко это прочувствовал и благодарен ему) подчеркнул важность всего, что произошло в Вене, и сказал: давайте развивать все это дальше. Есть богословский диалог между православными и католиками, который начался в 1980 году и имеет целью решение чисто богословских проблем. Очень важно его продолжать. Но если спросить современного среднего россиянина о том, что он думает о важности диалога по поводу «филиоквы» (исхождения Святого Духа только от Отца или от Отца и Сына. — «НИ») между католиками и православными, то можно предвидеть немую реакцию. Во-первых, никто не знает, что такое «филиоква», во-вторых, никто не может сказать, насколько это важно. Но если спросим, важно ли, чтобы католики, протестанты, православные, иудеи и мусульмане могли сформировать мощное послание современной цивилизации, чтобы соединить идею свободы с идеей нравственной ответственности, обновить понимание солидарности, то я не знаю человека, который сказал бы нет. Мы в самом начале пути диалога и, вступив на этот путь, должны пройти его вместе. Должны углублять и развивать свои отношения. Когда Патриарха Алексия спросили о возможности встречи с Папой, он сказал, что никогда такой возможности не исключал. Я хотел бы еще раз подтвердить, что Святейший Патриарх и сегодня придерживается такого мнения.
— Как вы относитесь к полемическим и критическим высказываниям СМИ по поводу некоторых аспектов церковной политики? Допускаете ли вы, что некоторые из них продиктованы стремлением помогать Церкви, в частности поддерживать апостольский дух разномыслия?
— Мы открыты к серьезному диалогу, который бы содержал ясные интеллектуальные посылы. Церковь формирует свою точку зрения по отношению ко многим современным проблемам с учетом всех сигналов, которые получает от общества. Это нормальный процесс взаимного обогащения, без которого Церковь не может существовать. Она не может выработать реалистического пастырского взгляда на существующие проблемы в отрыве от общенациональной дискуссии. Но меня беспокоит вот что. Нередко мы сталкиваемся не с желанием войти в диалог с Церковью, а со стремлением априори подвергнуть ее позицию критике, часто несправедливой. Я уже не говорю о тиражировании различных мифов из «желтой» прессы. Мы против такого негативного отношения к любой попытке Церкви обозначить свою позицию. Приведу конкретный пример. В первые часы работы X-го Всемирного Русского Собора, когда только были озвучены основные идеи, когда еще никто не смог ознакомиться с содержанием докладов, на радио «Эхо Москвы» развернулась жесточайшая дискуссия, направленная против всего, что происходит на нем. Это мне очень напоминает то, как в советском обществе критиковали Солженицына. Никто не читал, но гневно осуждали великого писателя. Вот мы против такой реакции и хотели бы, чтобы она постепенно уходила из общественных отношений в России, чтобы мы переходили на уровень интеллигентного, открытого и взаимоуважительного диалога.
Александр Минеев
