 |
| Вера-Эском | М. Сизов | 13.06.2006 |
Молитва к Икономиссе
В Великорецком монастыре приезда игумена явно ждали — приготовили праздничную трапезу. Хотя оказалась она довольно скромной: гороховый суп и овощи. И даже чай был не «покупной», а настоенный на полевых травах. За столом собралась вся братия: два иеромонаха, мантийный монах и три послушника. Традицию звонить в колокольчик после перемены блюд и читать во время еды творения св. отцов в этот день монахи забыли — внимали игумену. Тот односложно, тихим голосом говорил о том, как съездил в Сербию.
Монастырская трапезная устроена в бывшей начальной школе, на втором этаже. Оглядываю ее стены с иконами и вспоминаю, что рассказывал об этом доме писатель Владимир Николаевич Крупин много лет назад (см. Азбука души в N 371 «Веры»). В ту пору он владел почти всем верхним этажом бывшей школы, но занимал только одну комнатку — остальные отдал бездомным. Таковых в Великорецком, как ни странно, хватало. Власти, видно для «оздоровления климата» в религиозном месте, долгое время ссылали сюда «химиков». Их условно освобождали и селили без права выезда. От тех времен осталось много бомжей, не имевших крышу над головой. И в конечном итоге эти бомжи совсем выжили Крупина из Великорецкого, куда он приезжал уединиться и писать повести. То и дело в дверь его комнатки стучали: «Николаич, спаси… Николаич, умираю», — занимали на выпивку. Какая уж тут работа! Писатель тогда даже в смелых фантазиях не мог представить, что через семь лет в этих стенах зазвучит молитва.
— А комнату, где жил Крупин, вы как используете? — спрашиваю после трапезы игумена Тихона.
— Сейчас там иконописная мастерская. Пойдемте, покажу.
Комната заставлена стеллажами и мольбертами, на одном из них — портрет Государя Николая II в полный рост. В мастерской трудятся трое художников в синих, заляпанных краской, халатах, они поясняют:
— Парадный портрет Государя — это для пробы, на продажу. Мы надеемся, что наша мастерская станет кормить монастырь, если будут поступать заказы от храмов и частных лиц. А вот эта икона — Божией Матери с предстоящим св. Михаилом Синайским — написана для нашего монастыря. Ее называют «Икономисса», что в переводе с греческого означает «Домостроительница», и батюшка Тихон верит, что по молитвам к ней наша обитель будет и дальше строиться. Он увидел этот образ в церкви в Палестине, сфотографировал, и мы по снимку сделали список. А вот эту икону мы пишем для трапезной — святителя Николу Великорецкого…
Крещусь на образ, хотя он еще недописан. Что-то есть непропорциональное в контуре головы и чертах Николы, но как раз это и притягивает взгляд. Таким же «неправильным», как бы по-детски написанным, был святитель Николай и на той знаменитой Великорецкой иконе, которую сотни лет назад обрели в здешних местах на реке. В ту пору она послужила началу Великорецкого хода, а теперь вот — и основанию монастыря.
Зеленые купола
Монастырь существует всего лишь год, но этой иконописной мастерской могут позавидовать (в хорошем смысле) многие монашеские обители. Объясняется все просто: вслед за о. Тихоном, который прежде служил в Омутнинске, сюда, в Великорецкое, вместе с женой и ребенком переехал жить художник Владимир Владимирович Клековкин. За ним последовал и его помощник, второй художник, также с семьей. В Омутнинске они расписывали новопостроенный Троицкий храм, а здесь предстоит украшать сразу три храма, писать для них иконы. Трудов хватит не на один год. Как объяснил Клековкин, мастерская его настроилась работать в византийском стиле XI — XII веков, для этого уже составлен «разбор» по колориту, складкам одеяний, орнаменту.
Первым расписывать начнут Ильинский колоколенный храм (на фото слева), там все готово, а два других предстоит еще перештукатуривать. Когда мы спустились во двор, заметили на куполе Никольской церкви рабочих.
— Кровлю почти закрыли, — поясняет игумен, — сейчас берутся за фасад. Это все делается за счет бюджета области, по программе «Земля Великорецкая», которая запущена с 1 января нынешнего года.
Задираю голову, любуясь на обновленную маковку, словно плывущую по небу:
— На золото для куполов денег не выделили?
— У нас, на Вятке, не принято золотить, — отвечает отец Тихон. — Мы хотели на Никольской сделать купол голубой с золотыми звездами, так было бы очень эффектно, но главный архитектор запретил. В этих местах кровли принято красить только зеленой краской. Белые стены, зеленый купол — традиция такая.
Игумен показывает, что сделано за год, что еще предстоит. Уже восстановлена каменная ограда, за которой теперь находится монастырская территория: храмы, подсобные помещения и какие-то странные одноэтажные здания со множеством огромных окон. Игумен объясняет:
— Это галереи гостиных рядов. Здесь прежде ярмарки были, бойкая торговля велась. А в советское время каменные арки наполовину заложили, превратив их в окна, и детский дом разместили. Сейчас придется все это разбирать и заново отстраивать — под монашеские кельи.
Слова игумена про «ярмарки» на территории монастыря несколько удивили. Но потом вспомнил историю села Великорецкого: ведь этот огромный храмовый комплекс никогда монастырем и не был… А появился он так.
Огонек в окошке
Как рассказывают летописи и легенды, явление иконы Николы Чудотворца было в начале лета 1383 года около деревни Крутичи. Однажды по своим хозяйственным делам крестьянин Агалаков отправился в соседнюю деревню глухими лесными тропами. Когда шел мимо реки, его внимание привлек «чудный свет», исходивший из глубины лесной чащи. Но спеша по делам, крестьянин не остановился и пошел дальше. На обратном пути снова увидел «свечение» — словно множество зажженных свечей мерцало. Он подошел поближе и увидел, что светится икона, лежащая в чистом лесном роднике.
Эту икону крестьянин отнес домой и никому не сказал. А спустя некоторое время его дом посетили соседи, принеся с собой родственника Ивана, который двадцать лет был прикован к постели. Чудесным образом больной исцелился и вышел из дома Агалакова на своих ногах. Весть о чуде разошлась по всей округе. К обретенной иконе Николы Чудотворца стали приходить немощные и получать выздоровление. Тогда жители деревни собрались на сход и решили возле чудесного родника срубить часовенку. А потом выше, на горе, построили Спасо-Преображенскую церковь, вокруг которой стали селиться люди. Так и возникло село Великорецкое.
Но однажды разбойники (легенда говорит, что это были язычники) напали на село и стали грабить. Только чудом жители спасли икону. Озабоченный судьбой святыни, архиерей предложил сельчанам передать чудотворную икону на хранение в кафедральный собор города Хлынова (ныне г. Киров). Жители села, подумав, согласились, но с одним условием: чтобы ежегодно крестным ходом икона приходила на свою родину, в село Великорецкое, как бы в гости. И был установлен день для этого — 24 мая (6 июня).
Обычно икону в село доставляли не по суше, а по воде, это подробно описано в известной книге Герцена «Былое и думы»: «За сутки отправляется икона на богатом дощанике по реке, с нею архиерей и все духовенство в полном облачении. Сотни всякого рода лодок, дощаников, комяг, наполненных крестьянами и крестьянками, вотяками, мещанами, пестро двигаются за плывущим образом. И впереди всех губернаторская расшива, покрытая красным сукном. Дикое зрелище это очень недурно. Десятки тысяч народа из близких и дальних уездов ждут образа на Великой реке. Все это кочует шумными толпами около небольшой деревни — и, что всего страннее, толпы некрещеных вотяков и черемисов, даже татар, приходят молиться иконе…»
Для тех, кто двигался пешком, у села Чудиново через реку Великую строили мост, «лаву». Люд приходил не только вятский, но также из соседних губерний, так что собиралось более 100 тысяч человек, а не «десятки тысяч», как писал Герцен. Интересно, что этот «революционный демократ», как видно, приезжал в Великорецкое и зимой. Он вспоминал, что в сильный холод или метель в крайних избах местных деревень на ночь в окна выставляли зажженные лампады. Чтобы заблудившийся путник мог найти дорогу.
На этот «великорецкий огонек» приходили паломники круглый год, богатые купцы жертвовали на строительство и украшение храмов. Потому и кажется сейчас, что прежде здесь высился монастырь.
Во утверждение
Перед отъездом мы зашли в Спасо-Преображенский храм, где хранится частица Древа Святаго и Животворящего Креста Господня, запаянная в воск на маленьком круглом стеклышке. Эта святыня была передана недавно наместнику монастыря во утверждение новой обители. Службы здесь ведутся теперь полным монашеским чином, вечерни ежедневно, а литургии — четыре раза в неделю. Казалось бы, удлинение богослужений должно поубавить паству, но народа стало приходить намного больше, чем при «белом» священнике. Говорят, нынешней зимой одна старушка добиралась в храм даже на лыжах — через лес, кратчайшим путем, чтобы на службу не опоздать.
— Ваш монастырь будет сугубо молитвенным или хозяйство какое-то заведете? — спрашиваю игумена Тихона.
— Землю нам выделили, но станем использовать по необходимости, для самообеспечения, — отвечает наместник.
— Внутри храмов еще много придется восстанавливать. Трудники вам требуются?
— Нет, от них мы сразу отказались. Потому что у нас нет такой категории — просто «трудник». У нас есть только люди, которые приходят в монастырь, чтобы стать монахами. На первых порах, когда человек еще не определился и может колебаться между миром и монастырем, он называется послушником. А тот, кто не имеет такой цели в перспективе, просто «перекати поле», к чему он?
— Получается, от них больше искушений для братии…
— Конечно, больше вреда, чем пользы.
— Уже год прошел, как вы здесь поселились. Помощь святителя Николая чувствуется?
— Если б не помогал… Поселились мы здесь в феврале, в самые холода. Братию размещать негде, и первое время жили прямо в храме. А он уж сколько времени не топился. И ничего — выдержали. Первым делом взялись ремонтировать окна, печки, отогревать стены. Одновременно начали молиться в летнем храме и расчищать Никольский придел. Престол поставили, жертвенник, и к Пасхе уже служили в Никольском.
— Паломники и зимой приезжают?
— Да, на автобусах, на дорогих джипах, даже на мотоциклах. Совсем недавно были молодые ребята из Сыктывкара. Они ездили на микроавтобусе в Киров на концерт Гребенщикова, и на обратном пути сюда завернули. Была уже глубокая ночь, полпервого. Окунулись в источник святителя Николая — и дальше поехали. На улице мороз стоял, а им хоть бы что.
— Как этим летом будет решаться вопрос с ночлегом для участников крестного хода?
— В нынешнем году появились дополнительные места, но, с другой стороны, лишились прежних. В последние годы паломники размещались на ночь в Преображенском храме, но в прошлом году на нас подали в суд. Если помните, тогда три дня шел дождь, паломники промокли, и мы в храме усиленно топили печи. Пожарники, МЧС усмотрели в этом серьезное нарушение безопасности. Зачем им понадобилось подавать иск в суд, не знаю. Наверное, хотели понудить нас строить гостиницы для паломников. Будто мы по доброй воле превращаем храм в ночлежку! Но куда деваться-то? В прошлом ходу в Великорецком было около 10 тысяч паломников, какие уж тут гостиницы…
— Мы слышали, вам помогает Юрьянская дивизия, что стоит неподалеку.
— Военные выделяют походные палатки, каждая на 50 человек. Но они тоже проблемы не решают. Слава Богу, сельчане выручают, пускают людей переночевать. Народ здесь добрый…
«Исподтишка молились»
К одной из сельчанок, никогда не отказывающей паломникам, мы решили зайти. Дом ее утопает в зелени, на деревьях множество скворечников и кормушек, целый птичий город. «Вороны, галки, воробьи со всей округи слетаются, никому баба Надя не отказывает, — поясняет послушник, взявшийся нас проводить. — Так же и с людьми. Иной раз к ней более сотни человек набивается: спят на полу, на сеновле, в дровянике…»
Дверь нам открыла пожилая женщина в теплых валенках:
— Ой, проходите. За беспорядок в комнатах извиняйте, приболела я. Мне ж, миленькие, 83 года, смотрите-ка. Ноги стали побаливать…
— Да уж Бог вас бережет, — улыбнулся в ответ послушник, и пояснил нам: — Надежда Никаноровна много лет работала директором Великорецкой школы, уже за 80 ей, а школу не оставила, до сих пор там преподает. Даже в поездки с детьми ездит в Киров и другие города.
— Да полно, — машет рукой хозяйка, — три года назад ездила, сейчас уж не могу. Я то что. Вот у нас есть Димитрий, 88 лет ему, в церковь ходит, еще крепкий такой. Господь дает и силы, и здоровье.
Проходим в комнаты. На стенах иконы, картина Шишкина с медведями, «Три богатыря"… На комоде фарфоровая фигурка Ивана Теркина с гармошкой.
— Когда война началась, вам 18 лет было, — сосчитал я. — Наверное, хорошо помните, как Преображенский храм в Великорецком закрыли?
— Так это еще до войны колхоз его под зернохранилище забрал. Сама-то я не видела — родилась и жила в Чудиново, в семи километрах отсюда. У нас-то церковь не закрывали.
— Много было верующих?
— Да большинство, пожалуй. Мы с братом, например, в комсомол не вступали, родители не велели. А когда брат пошел на войну, наша тетя вшила ему в нижнюю рубаху крестик. Он его и спас. Когда вернулся, рассказал, что на фронте все верующие были: и коммунисты, и беспартийные. Как начнет бомбить, так все молятся. А с ним-то как получилось… Обучили его на инженерную разведку, и на передовую бросили. Проходит четыре месяца — ни одного письма. И вдруг получаем «треугольник», брат пишет: «Учусь на шофера». Я сразу неладное почуяла: какой там шофер?! Позже он объяснил, где был, — в психогоспитале. Об этом у нас почему-то не пишут, но таких психических госпиталей в армии хватало. Чаще всего туда попадали летчики, горевшие в самолетах, и те, кто выходил из окружения. Это ж и вправду умом можно тронуться: вдруг попадаешь как бы за границу на своей же родной земле. Брат мой много суток, как зверь, ночью, пробирался из окружения к своим. Голодный, босой, без винтовки, с одним ножом. Какой-то старик-пасечник подарил ему сапоги, но оказались не впору, пришлось подошву срезать. Спутников его многих поубивало, а он спасся — с крестиком в рубашке. Только год назад он умер, может, и пожил бы еще, да раненое легкое подвело.
— Вы и в партию не вступали?
— Нет, раз родители не велели. Однажды узнал об этом новый секретарь райкома, его чуть кондрашка не хватила: «Как, директор школы — беспартийный?!» Если б выяснил, что я и пионеркой не была… За меня тогда заступились. Партийцы ведь тоже люди. Когда мы Преображенскую церковь в Великорецком открывали, секретарь по идеологии Потапенко уговаривал: «Отступись, Надежда». А потом сам стал в храм захаживать. Или вот папа у меня в Чудиново умер, я священника пригласила, по полному чину его отпели — и никто «наверх» не доложил.
Я знаю партийцев, которые во время отпуска в Крыму ходили на церковные службы. Да многие так, исподтишка, молились. Смотри-ка, что пишут про Сталина: даже его в 53-м по церковному отпевали.
— Ну, это вряд ли! — не соглашаемся мы.
— Так ведь пишут: сразу после смерти в Москву приехали родственники из Грузии, и с ними в машине священник… А почему бы нет? В жизни и не такое случается. Вот я вам расскажу, что сама видела.
У нас в роно в методическом кабинете работает одна женщина. Она из семьи ссыльных, репрессированных по партийной линии. Ни папа, ни мама, ни она сама в Бога не верили. Закончила она педучилище, стала в деревенской школе работать, замуж вышла. Год проходит, другой — никак дети не появляются. Тут взмолилась учительница, что-то пообещала Богу. И родился сын. Она, конечно, рада, о Боге забыла, в церковь по-прежнему не ходит. А сын подрастает, и тут странное начинается: иконы в дом приносит, молится, говорит, вырасту — священником стану. Мама дивится: мы, родители, вроде, интеллигентные, никогда в доме о Боге не говорили — откуда ж взялось? Вырос парень и поступил в духовное училище в Кирове. Прошло несколько лет, я в отъезде была с учениками, возвращаюсь в Великорецкое — дома лежит записка от той самой учительницы. Мол, тебя не застала, выручай, сын собирается монашество принять, теперь внуков мне не понянчить… В общем, мама в панике — Бог «забирает» у нее сына. А у мальчика в училище выпуск был, и нужно было или жениться, или монахом стать. Ну, вспомнила я, что к нам в Преображенский храм симпатичная девушка ходит, бывшая моя ученица, воспитательница детдома. Зову семинариста: «Вот тебе Марина». Познакомила их у себя дома, несколько вечеров у меня встречались, чай пили, а потом и поженились. Вот такая история.
— Давно это было?
— Лет семь назад, у них уж четверо детей. Жена на приходе помогает, а он такой солидный священник. Как приедет, то все ко мне заходит. Доволен. «Пятого ребенка неужели заводить будешь?» — спрашиваю. А он улыбается: «Так ведь не грех же». Очень верующий парень. И ведь никто ему в детстве про Бога не говорил, просто предназначено было.
Засиделись мы в гостях у Надежды Никаноровны, пора и в обратный путь.
— Приезжайте в любое время, — напутствует нас эта бодрая еще женщина (старушкой назвать ее язык не поворачивается). — Смотри-ка, места у нас благодатные. А теперь еще и монастырь! Люди едут, просятся. Недавно паренек из Кирово-Чепецка у меня ночевал, очень хотел, чтобы приняли его в великорецкие монахи. Батюшка ему: «В церковь походите, подумайте…» Какие теперь дела творятся, смотри-ка. Ну, с Богом!
* * *
Места здесь, действительно, благодатные. Перед тем, как выехать на шоссе, ведущее в Коми, завернули мы к реке Великой. Красивой излучиной охватила-обняла она высокий яр с часовенкой-купальней. Река под весенним солнышком вспучилась, вот-вот вскроется ледяной панцирь и оживет река. Окунуться в обжигающую холодом купель мы не решились, да и время поджимало. «Еще вернемся», — пообещали святителю Николаю.
