 |
| Москва, журнал | Игумен Даниил (Гридченко) | 13.06.2006 |
В этой ситуации всякий здравомыслящий, а тем более верующий человек, естественно, задается вопросами: <Как жить дальше? Как оградить себя, свою семью, детей от обезумевшего мира? Возможно ли это вообще? Есть ли реальные рычаги, посредством которых без вреда для дела личного спасения можно повлиять на окружающее?>
На самом деле на эти вопросы даны вполне внятные ответы. Еще в 2000 году на юбилейном Архиерейском Соборе был принят документ <Основы социальной концепции Русской Православной Церкви>, в котором, пожалуй, впервые за всю историю Православия официальная церковная позиция выражена по самому широкому спектру проблем, касающихся жизни христиан в светском обществе: отношению к государству и его политике, к собственности и труду, к этике и светскому праву, к войне и миру, к вопросам личной, семейной и общественной нравственности, к здоровью личности и народа, к светской культуре, науке и образованию, средствам массовой информации, проблемам глобализации и секуляризации. При желании за сухими официальными формулировками нетрудно усмотреть и для себя конкретизировать и усвоить рекомендации, касающиеся практически всех сторон современной жизни. Беда в том, что желания такого у большинства православных не возникает, более того — одной из самых заметных черт нынешнего положения Церкви становится противостояние значительной части верующего народа своему священноначалию. При этом народное благочестие подменяется неким <народным богословием>, принимающим порой самые уродливые формы. Самоканонизация <святых>, которые при ближайшем рассмотрении святыми не оказываются, измышление икон, не вписывающихся ни в какие иконописные каноны, распространение беспочвенных страхов и вместе с тем игнорирование угроз реальных — все это делается с каким-то нездоровым энтузиазмом и явно в пику официальной церковной позиции. Трудно сказать, где здесь кончается провокация и начинается собственно <народное творчество>; во всяком случае, в нем выделяются два больших направления, причудливым образом дополняющих и в то же время исключающих друг друга.
Согласно первому, последние времена уже наступили, и вследствие этого единственное, что остается делать, — это бежать и прятаться, отрешаясь от всякой позитивной общественной деятельности.
Печальный опыт такого бегства уже есть. Года три-четыре назад, в самый разгар борьбы с ИНН, некоторые православные москвичи и петербуржцы, видимо, пытаясь спастись от антихриста, распродав квартиры, устремились в глухие деревни. <Проев> свои сбережения и так и не дождавшись конца света, некоторые из них возвратились назад, но теперь уже в качестве полубомжей. Нынешнее поколение, воспитанное на поражениях 80−90-х годов, похоже, вообще разуверилось в возможности каких-либо существенных перемен к лучшему — отсюда крайний скептицизм, искусно подогреваемый теми, кому это выгодно. По слову современного русского философа и публициста Г. М. Шиманова, <историю с нынешними кодами и чипами, может быть, и устроили только ради того, чтобы мы перестали думать о будущем русского народа. Чтобы смириться с мыслью о том, что все уже кончено. Ведь инсценировать наступающий конец света нетрудно. Назвать «зверем» какой-нибудь компьютер. Включить число 666 в какой-нибудь код. Пустить слух о том, что строительство храма в Иерусалиме уже идет. И т.д. Сделав при этом большие глаза. А остальное сделают наши собственные ротозеи. Подхватят и устроят такую истерику, что любо-дорого посмотреть.
История с протестами против ИНН не может быть препятствием для сбора информации о каждом русском человеке хозяевами современного мира. Реальным препятствием может быть лишь возрождение русского народа и овладение им правом распоряжаться на собственной земле. Вот от какой важной работы отвлекают внимание русских людей устроители конца света>1.
С другой стороны, в среде православных бытует мнение о некой запрограммированности возрождения России, причем чудесным образом и непременно в виде православной монархии. С первым, глядя на настоящее положение дел, можно только согласиться. Однако не стоит забывать, что всякое чудо требует обязательного Богу соработничества, — никакие пророчества сами по себе не сбываются; к тому же совершенно безосновательно полагать, что возрождение возможно в формах сто-, двухсот-, трехсотлетней давности. Любая слепая ретроспектива столь же утопична, как и какие-нибудь бредовые коммунистические измышления о построении рая на земле. Желание вернуть ушедшее, найти в нем спасение от проблем сегодняшнего дня оказывается чаще всего бесплодным. <Нельзя девятнадцатый век сделать четвертым или пятым и Вологодскую губернию Вифсаидою>, — писал святитель Филарет (Дроздов) наместнику Троице-Сергиевой лавры архимандриту Антонию (Медведеву). Нужно другое: разумное восприятие действительности.
Попытка реанимировать сегодня положение дел столетней давности может вылиться в том числе и в стремление возродить ситуацию, приведшую в конце концов к трагедии 17-го года: тогда монархия была, но население страны, в подавляющем большинстве своем, было к ней абсолютно равнодушным, что и привело в итоге к страшному кровопролитию. С тех пор, похоже, народ не покаялся и лучше не стал, и нет никаких оснований предполагать, что теперь он поддержит монархию в каком бы то ни было виде. Впрочем, возможно развитие событий и в противоположном, но столь же безрадостном направлении: по мысли святителя Игнатия (Брянчанинова), желание русского народа как национальная черта — иметь царя во что бы то ни стало, может послужить в свое время инструментом, способствующим приходу такого <доброго царя>, гения из гениев, который и поставит в земной истории человечества заключительную точку. Пока же, на практике, усилия в этой сфере сводятся, как правило, лишь к бесплодному мечтательству, суетливому мельтешению, к пустой трате времени и сил отнюдь не худших наших соотечественников. <Без возрождения духа смелой исторической альтернативы не только худшие будут торжествовать над лучшими. Еще страшнее то, что деятельные и пассионарные вместо того, чтобы приближать будущее, займутся реставрацией прошлого. При этом пассионарность будет измеряться масштабом реставрационного радикализма: чем пассионарнее субъекты действия, тем более глубокий провал в темную архаику они нам готовят.
Необычайно важно помнить это: нынешние религиозные фундаменталисты, как и носители племенной нетерпимости, олицетворяют собой не загадочную живучесть старого предрассудка, а инверсию проективной энергии, которой из настоящего не дали устремиться в будущее, и она, отрекошетив, обрела траекторию «ретро">1.
Монархию невозможно <спустить сверху>, навязать каким-либо насильственным образом. Монархия без монархически настроенных подданных будет лишь жалкой пародией своего прошлого. <Изменение властной формы на более религиозно укорененную без одухотворения самого общества неизбежно выродится в ложь и лицемерие, обессилит эту форму и обесценит в глазах людей>2.
То, что хорошо для одного времени, не всегда подходит для другого. Это не значит, что монархия или другая религиозно более высокая форма государственного устроения невозможна, но естественной она будет лишь в случае духовного возрождения общества, то есть воцерковленности бoльшей части русских людей.
Имея это в виду, дабы не уподобиться путнику, без ясной цели бредущему в бесплодной пустыне, каждому христианину с самого начала необходимо определиться в своих жизненных, духовных приоритетах. Так, очевидно: если человек приходит в Русскую Православную Церковь не потому, что она Церковь, а только потому, что она русская, то он явно перепутал причины со следствием — национальное возрождение вторично по отношению к духовному, оно невозможно в нравственно нездоровом обществе.
В принципе никто из православных этой мысли не противится. Однако между теорией и практикой существует значительная разница. В жизни постоянно приходится сталкиваться с тем, что люди, называющие себя православными христианами, уклоняются то в крайний, воинствующий национализм, то в диссидентствующее обновленчество и экуменизм, то в тупой обскурантизм, а то и в явный оккультизм. Духовное неустройство нынешней церковной жизни очевидно, и особенно остро стоит в ней проблема разделения.
Не так давно в Петербурге, в Троицком соборе Александро-Невской лавры в присутствии 20 архиереев совершалось заупокойное богослужение в день памяти ленинградского митрополита Никодима (Ротова). Примечательно, что в храме, кроме архиереев, практически никого не было — народ это мероприятие игнорировал. Зато день памяти другого питерского митрополита — Иоанна (Снычева) собрал на кладбище десятки и даже сотни тысяч верующих. Здесь особенность противоположного рода: на службе не было ни одного епископа.
В связи с этим вопросы самого неприятного свойства возникают как бы сами собой. Не искусственно ли, в угоду идеологическим пристрастиям, даже если учесть всю несхожесть почивших иерархов, возникают подобные несогласия? К чему мы в конце концов придем, если пастыри Церкви будут пасти только самих себя? А овцы, сознательно отвергающие законных пастырей, не превратятся ли в стадо баранов? Не слишком ли легко происходит перевертывание с ног на голову, и Православие — религия, призванная возводить человека в Царство Небесное, — превращается в инструмент, с помощью которого пытаются решить исключительно земные задачи?
Сегодня Церкви, свободной, но находящейся во враждебном или в лучшем случае равнодушном окружении, для решения своих проблем необходимы время и постоянные, целенаправленные, а главное, общие усилия. А этой общности и согласия как раз и не наблюдается. На наших глазах совершается новая реформация — антииерархическое движение мирян, во главе которого стоит весьма своеобразная публика, гордящаяся тем, что они не фарисеи. Не призванные к учительству, сами толком нигде не учившиеся, эти самоуверенные люди учат, причем плоды их учительства таковы, что создается впечатление, будто руководствуются они при этом указаниями тех, против кого имитируют собственную борьбу. По своему ли недомыслию или с чьей-то подсказки, прикрываясь псевдопатриотическими лозунгами, они разрушают Церковь — единственное, что реально противостоит надвигающейся апостасии?
Воинствующее невежество создает в России уникальнейшие явления, типа партии <За Русь Святую>, дискредитировавшей Церковь на парламентских выборах 2003 года хотя бы уже тем, что ничего, кроме декларации о благих намерениях, партия предложить не смогла. Не редкость и такие <православные>, которые заявляют, что вообще не верят в Бога. И это не удивительно, если учесть, что в процессе, который у нас принято называть духовным возрождением, полноценная духовная жизнь, изучение творений святых отцов подменяются чтением брошюр, газет и листовок самого сомнительного содержания. Упрощенчество в Церкви становится тенденцией, естественно вписывающейся в общий процесс деградации современной жизни.
Примечательный факт. В 2004 году закончилось начатое еще в году 1990-м переиздание полного собрания сочинений святителя Иоанна Златоустого, но если первый том вышел 75-тысячным тиражом, то последний только трехтысячным. Явно, что увеличение числа российских верующих обратно пропорционально их интересу к серьезной православной литературе. Между тем для подлинного воцерковления необходимо не только знание отцов Церкви, но и <вхождение в их дух>. Прискорбное отсутствие познаний в области святоотеческого учения часто становится причиной неплодотворного блуждания в самонадеянных поисках, сектантской зашоренности и косности иных современных авторов, выдающих себя за богословов и хранителей веры отеческой. Неосведомленность приводит к худшему — уклонению от пути спасения, духовному невежеству.
Часто легко забывается, что-то, насколько человек жив, определяется не внешним состоянием его земных дел, — <и если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков> (1 Кор. 15, 19).
В конце концов земля и земные дела сгорят (2 Пет. 3, 10). После грехопадения человек рождается на земле не для того, чтобы навсегда на ней остаться. Посредством малых дел, а главное, внутренней молитвенной устремленностью к Богу он формирует свою вечную участь в новой, нездешней реальности. При этом естественное желание не стать легкой добычей диавола, ищущего, кого поглотить (1 Пет. 5, 8), должно подтверждаться определенным навыком трезвого рассуждения, основанного на многовековом опыте Церкви.
Чтобы не стать легковесной, не переродиться в дешевое суеверие, всякая вера должна быть разумной. Важно, чтобы дело христианской жизни — стяжание Духа Святого — не подменилось неразборчиво выбранным средством для его якобы достижения. Такая подмена — часто следствие серьезной духовной болезни, при которой душа подпадает в плен внешних вещественных отношений, и это делает ее нечувствительной к вечному. Для разрешения земных проблем необходимо стать выше этих проблем, ибо земное прилагается к небесному, а не наоборот (Мф. 6, 33).
<Дорогие мои, нельзя в наше время жить бездумно>, — пишет в одном из своих писем архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Хорошо было бы прислушаться к его совету. Ведь если его не учесть, настоящее мрачное состояние дел, а главное — душ может оказаться достоянием вечным.
Сегодня не только мир, но и верующие, народ Божий, теряются от множества слов: их гораздо больше, чем требуется, чтобы трезво оценить реальное положение дел. В этой ситуации, в плюралистической разноголосице, особенно важно услышать и поверить голосу Церкви, которая была, есть и будет, согласно пророчеству Спасителя (Мф. 16, 18), <столп и утверждение Истины> (1 Тим. 3, 15).
