Почему мы должны быть правопреемниками Российской Империи или о необходимости консерватизма

Из цикла передач «Культурные войны» на радио «Русский край» (Калининград)

В лукавое время мы живём, и мудрования у нас часто бывают нечистыми, ложными. От них рождаются неверные мнения и о собственной стране, и о наследии наших предков, и о способах выхода из кризиса, о котором давно уже все говорят. В результате, на нашу страну с её многовековой историей мы часто взираем через какие-то тёмные и кривые очки, нарушающие восприятие её сущности. Последуем совету нашего первейшего национального поэта и попробуем «не мудрствовать лукаво», а просто помыслить, в какой обстановке лучше живётся русскому человеку. И если поймём наш идеал — то и сумеем воплотить его в жизнь. Посему, дорогой читатель, предлагаемые «идеалистические» размышления — совсем не досужий разговор. Предлагаю ряд тезисов по проблеме «сейчас и прежде», имея ввиду прежде всего облик нашей власти и национальной элиты, фактический и желанный.

По истинным правовым критериям мы сейчас не имеем абсолютно законной верховной власти, и это главная причина наших неустройств. Россия имела правовое управление, преемственно существовавшее с 866 до февраля 1917 года. Князья Рюрикова Дома, законно избранные Северной Русью, получили в 988 г. и духовную санкцию своего владычества от Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. С того времени верховная власть существовала у нас в единственно законном для христиан виде симфонии Царства и Церкви, этих двух взаимообусловливающих друг друга начал, ставших основой Русской православной цивилизации. Не будем говорить обо всех уклонениях нашей государственности от этой идеальной формы. Были страшные удельные века, с изменой ряда князей единству Руси, было уклонение от церковно-монархической симфонии Ивана Грозного (при том, что он оставался законным государем), была измена ряда знатных родов в Смутное время. Но в период возрастания России и её Империи, в конечном счёте, всегда брали верх государи, служившие Святой Руси. Так, Владимир Мономах побеждает Ольговичей и оставляет завет князьям хранить веру православную, жить по Заповедям Евангельским, иметь любовь к народу и ответственность за него перед Богом, защищать родину от врагов, хранить Русь в единстве. Святой благоверный князь Александр Невский, Дмитрий Донской и Иван III утверждают основы Православной Империи Третьего Рима.

Грехи Грозного царя были искуплены народом в период Смуты, этой первой гражданской войны в нашей истории. Победили не изменники Салтыковы и иже с ними, а православный народ во главе с купцом Мининым и князем Пожарским. На избранном от всей земли Земском Соборе в 1613 году царём-самодержцем был законно утверждён Михаил Романов и за последующие 300 лет Россия стала великой Империей, пополнившейся Украиной, Прибалтикой, Новороссией, Тавридой… Екатерина Великая, ставшая из немецкой княжны русской императрицей, лучше многих природных русских сознавала уникальность нашего отечества, сказав однажды, что Россия — не страна в обычном смысле этого слова, а Вселенная. В конце XIX в. австриец Райнер Мария Рильке усилил этот образ, отметив, что «Россия граничит с Богом», в отличие от других стран, далеко отстоящих от небес.

С конца XVIII в. наши цари искренне озабочиваются проблемой гражданского освобождения крепостных крестьян, и, наконец, в 50-е годы XIX в. Царь-Освободитель Александр II по собственному почину даёт делу освобождения крестьянства такой мощный импульс, что ему не смогла воспротивиться крепостническая часть русской государственной элиты. За Реформу взялась законная верховная власть, с естественным для неё чувством долга и ответственности. Отсюда и успех. Богом данная власть делает не для себя, а для России в её целом, за которую чувствует ответственность ни с чем не сравнимую. Но изуверы-революционеры «отблагодарили» императора его убийством 1 марта 1881 г., как раз в то время, когда государь собирался дать России конституционное учреждение в русском духе. Но реформы всё равно продолжались. Через полвека после 1861 года дело гражданского освобождения крестьян заканчивает премьер-министр П.А.Столыпин. К тому времени Россия имела два стремительных подъёма национальной экономики и набрала такую мощь, что писатель Герберт Уэллс уже советовал европейцам учить русский язык, который, по его мнению, должен в XX веке сменить английский как инструмент международного общения.

«Всё изменилося» в 1917 году. Как и в первую Смуту, национальной трагедией стала измена отечественному наследию со стороны значительной части русской правящей и идейной элиты, которая увлекла за собой и активную часть народных низов. Милюков с кадетами лгали об измене династии в то время, когда царь, оставив семью, находился в ставке верховного командования и руководил вооружёнными силами Империи. Верховная Власть к тому времени сумела перестроить промышленность страны на военный лад, и до победы над Германией оставалось несколько месяцев борьбы. Позднее Уинстон Черчилль удивлялся отсутствию государственного смысла у русских: не дотерпели самую малость, стоя на пороге победы, держа в руках ключи от Константинополя, которому неизбежно было суждено стать третьей русской имперской столицей. Ленин с большевиками вели откровенно пораженческую политику в армии и на флоте, призывая к повороту штыков против родной власти, к «превращению империалистической войны в войну гражданскую». Россия, по меткому наблюдению Максимилиана Волошина, «Поддалась лихому подговору, // Отдалась разбойнику и вору, // Подожгла посады и хлеба, // Разорила древнее жилище, // И пошла поруганной и нищей…».
Многие историки в погоне за поиском «объективных закономерностей», направляющих течение событий, упускают из своего поля зрения главный двигатель истории — веру народа в некие абсолютные ценности (или отсутствие таковой). Редкое стечение обстоятельств, и прежде всего длительная война, начавшаяся в обстановке незаконченных реформ, или, если так можно выразиться, в условиях либерально-модернизационной перестройки, упростила для революционной интеллигенции дело натравливания низов на законную власть, облегчила лукавую операцию по замене христианской веры на культ безбожного экономического прогресса. Смердяковщина, как духовная болезнь измены отечественным традициям со стороны полуобразованного общества, на время охватила значительные слои населения. Поэтому в нашей истории случилось так, как говорится в пословице: «Что имеем, не храним, потерявши, — плачем». Интеллигенция полагала, что смена власти является каким-то лёгким «освободительным» актом, «раскрепощающим» созидательные силы народа, а сама Россия, по её мнению, лишь умножит свою мощь и с утроенной энергией завершит победу над супостатом-германцем. Преступно-наивные «исторические деятели», в том числе вожди IV Государственной Думы, даже и представить не могли, каким анархическим развалом обернётся их стремление к государственному перевороту, устраняющему с арены народной жизни законную историческую власть. Перед их глазами маячили царские грехи вроде всего связанного с Григорием Распутиным, а историческая правда старой царской и императорской власти (ликвидация татарского ига, рост русской славы, победа в одиночку над хищным гением Наполеона, успешные реформы XIX в. и т. д.), которая мощно перевешивает, почему-то выветрилась в сознании действующей национальной элиты 1917 года. Подобная аберрация сознания и, вытекающие из неё исторические ошибки случаются во вселенском масштабе. Так было во время Французской революции, так случилось и у нас. Это те самые «минуты роковые» Бытия, о которых говорил Ф.И.Тютчев. Вообще у великих исторических народов, в том числе у русского, и ошибки носят вселенский характер. Довод советской историографии, о том, что раз антиимперская революция победила, то эта победа закономерна, необходима и насущна, ложен в своей основе. С такой логикой необходимо, например, признать «необходимой и законной» насильственную смерть здорового человека от какого-нибудь звероподобного преступника.
Ни раньше, ни тем более теперь, после всех «экстравагантных экспериментов» большевизма над Россией, которые столь импонировали Западу, невозможно ни рационально, ни эмоционально оправдать красную похабщину Февраля 1917 года, «отменившую» действительно законную царскую власть, и в прямом соответствии с евангельским пророчеством («Мне отмщение и Аз воздам»), с предупреждениями Достоевского, Вл. Соловьёва и К. Леонтьева, обернувшуюся инфернальным провалом нашего Отечества к неестественной, жалкой, скудной, холодной, бездетной, сиротской жизни в отобранном у нас доме. Не случайно уже упомянутый Волошин, поэтически чувствуя «иудин грех» измены народа, в страшном стихе трагически изрекал: «И родину народ сам выволок на гноище, как падаль». Столь же чувствительная к этой апокалипсической истине Марина Цветаева вторила в унисон (после цареубийства 1918 г.):

Над чёрною пучиной водною —
Последний звон.
Лавиною простонародною
Низринут трон

Волочится кровавым волоком
Пурпур царей.
Греми, греми, последний колокол
Русских церквей!

Для поэтессы истины церковно-царской симфонии были очевидны, так же, как и для Карамзина, Пушкина, Гоголя, и она уповала, глядя в будущее, надеялась на возвращение веры истинной, на новое торжество Святой Руси: «Крепитесь, верные содружники: Церковь и Царь!»; «Царствие! — Будь!» (См. её цикл «Лебединый стан»).

Сказанное, на мой взгляд, заставляет задуматься об истинном и должном монархическом облике верховной власти в нашей стране. Правда царства доказана историей, осознана русскими мыслителями и поэтами. Поэтому, если нам суждено возродить Россию в её естественном и истинном облике, прежде всего должна быть восстановлена законная верховная царская власть, единственный настоящий защитник «горизонтов» нашей государственности. (В.В.Розанов). Верховная власть — не бытовой, но духовный инструмент, и она должна быть организована не нашим многомятежным греховным разумом, а в соответствии с велениями наших святых мужей, Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Иоанна Кронштадтского, по завету Земского Собора 1613 года. Разогнанное большевиками Учредительное Собрание должно возобновить свои заседания. Правда, нужна кропотливая подготовка к этому новому Земскому Собору, осознанное движение властей предержащих к искуплению «иудина греха» с возведением президента на должность местоблюстителя императорского престола по церковному чину. И, после покаянной соборной молитвы Иисусу Христу — Спасителю, может быть, и вернет Бог законную родную власть нам, грешным, ради охранения жизни России, размножения её народа, ради торжества Церкви и вселенской правды.

Вопрос о сегодняшнем состоянии нашего народа менее запутан теоретически, чем вопрос об истинном облике власти. Вымирание русских измеряется сейчас то ли миллионом человек в год, то ли многими сотнями тысяч. В любом случае динамика нашего коллективного самоубийства очевидна, и надеяться можно только на воскресение веры в Бога и на Императора, оздоровления народного хозяйства в национальных формах, и следующего за этим повышения жизненной активности населения.

В течение прошедшего века погибла крестьянская Россия, и это главная наша социальная трагедия и одновременно преступление либерально-революционной, прежде всего, — большевистской элиты. Уничтожены, начиная с 1918 г., сотни тысяч сёл и деревень. Разрушительное цунами накатывалось волна за волной: раскрестьянивание периода голода и грабежа гражданской войны, вымирание деревни 20-х годов прошлого века (голод на Волге и Украине), раскрестьянивание периода коллективизации с массовыми высылками, трудмобилизациями, удар от немцев во время Великой Отечественной войны, новая коммунистическая атака на деревню хрущёво-брежневского периода (ликвидация «неперспективных деревень» и т. д.), новая олигархическая мобилизация земли, происходящая на наших глазах, когда оставшиеся «поселяне» теряют в массе своей остатки своих прав на землю.

Посмотрите на исходную точку этого исчезновения русской деревни и русского народа на своей земле — на время императорской России перед Первой мировой войной. Никакой такой печали и близко не предвиделось. Гармонически сосуществует передовое помещичье дворянское хозяйство и крестьянское хозяйство. Помещичье землевладение к тому времени сильно уменьшилось и уступило крестьянству большую часть своей земли. Но были и многочисленные передовые дворянские имения, ведшие дело по-современному, бывшие примером передовой агрокультуры для окружающих крестьян. Кроме того, велика культурная, столь необходимая для здорового органического общества аристократическая роль этих «дворянских гнёзд». Имения Блока, Тютчева, Толстого и т. д. вносили в толщу народа высшую культуру, гордость за свою, русскую честь, за именитых соседей, добившихся национальной и мировой славы. Было с кого брать пример, да и жертвенная жизненная установка многих знатных русских способствовала росту народного образования, церковного воспитания. И после дворянина Блока на русский Парнас взошёл крестьянин Есенин. Путь был определён сверху. В общем, не без кризисов, но естественным путём развивалось крестьянское и помещичье хозяйство при заметном абсолютном перевесе крестьянского (если взять абсолютные показатели товарного производства). Развивалась и народная культура, вбирая в себя все лучшее из дворянской классической.

Субъективные права основных сословий, живших на земле, не нарушались, а крестьяне постепенно становились полноправными гражданами-собственниками. Семья в деревне была крепкой, церковно укоренённой и многодетной. Здоровые женщины рожали в среднем один раз в два-три года. Ценности Православия, Царства, Родины были естественными для всего крестьянства. Русский боевой клич «За Веру, Царя и Отечество», был естественным выражением этой здоровой христианской ориентации. Народ не мудрствовал лукаво, пока не пришёл революционный соблазн, сопряжённый с тяготами мировой войны 1914−1917 гг. И даже после кровавой революции, растянувшейся до начала 1930-х годов, русский народ долго сохранял стереотипы семейного поведения, ориентированного на многодетность, также, как и свою национально-патриотическую ориентацию, спасшую страну от немецкого рабства в 1941—1945 гг. То есть до середины прошедшего века действовал русский традиционный зиждительный менталитет. И лишь в последние десятилетия прошедшего века мы стали свидетелями вырождения последнего, в частности, семьи как общественного и государственного устоя, важнейшей отрады человека в жизни. Исследователи начала двадцатого века предполагали, что к концу века русских граждан будет около 500 миллионов. Так и было бы, если бы народ не соблазнился на безбожную революцию и не выбрал бы смерть под видом жизни. Сейчас дошло до того, что государство не может укомплектовать боеспособную армию за неимением достаточного количества призывников. А имеющиеся новобранцы часто страдают от недоедания и заражены наркоманией, алкоголизмом, токсикоманией и прочими следствиями «прогрессивного развития». Центр страны и окраины при помощи продажных чиновников заселяются многодетными выходцами с Кавказа и Средней Азии. У них чуждый нам, православным, менталитет и явно эксплуататорская по отношению к Русским ориентация. После разгрома революцией наших национальных структур, Царства, Церкви, общины, семьи, народных корпораций — казачества, кооперации, при отсутствии национально ориентированной Верховной Власти, народ наш пока не в состоянии защитить себя.

Обратите внимание, раньше главная опора национальной жизни — деревня — была живой, самодеятельной ячейкой общества, со своим храмом, школой, кооперативами, медпунктом, ветеринарной станцией. Сейчас таковой основы народной жизни нет. И земли у крестьян уже почти нет, хотя в начале двадцатого века у них было более двух третей всего земельного фонда огромной России! Хороши результаты «вековой борьбы» за «землю и волю»! При царе была и земля, и воля, при большевиках земля и воля были отобраны зверским усилием безбожной власти, так что даже паспортов у крестьян не было до 1950−1960-х годов, более того, возникло новое невиданное на Руси тотальное закрепощение. Сейчас, при «демократическом режиме», земля вновь стала чужой. С волей стало нормально, но без земли и капиталов, отобранных еще в 20-е годы XX столетия, хватает иногда только на скудный хлеб, свиной комбикорм и самогонку-утешительницу! Вот ещё один «плод» отказа от собственного традиционного развития деревни. И ещё. Наше село до революции было самостоятельным в экономическом отношении. Крестьяне имели привычку и желание объединяться в самодеятельные кооперативные объединения. По этому показателю русским не было равных в Европе. Пример успешной крестьянской самодеятельности — маслодельная крестьянская кооперация. Крестьянские кооперативы в 90-е годы девятнадцатого века победили в конкурентной борьбе купеческое товарное маслоделие и абсолютно господствовали на русском рынке молочной продукции. Продавались десятки сортов сливочного масла. Алтайское и сибирское крестьянское масло десятками миллионов пудов вывозилось на Запад. Русские производители сельхозпродукции на равных конкурировали со своими западными коллегами. Не случайно после революции и в ходе невиданной в истории войны против русской деревни большевики расстреляли Чаянова и Кондратьева, гениальных теоретиков самобытного развития крестьянской России в условиях модернизации.

Революция отменила естественные национальные механизмы экономического развития и исказила сам облик деревень, сёл, городов. Возникли уродливые «посёлки городского типа», в городах появились «хрущёвки». И это в просторной стране, где возможно вольное расселение народа среди природы, с обширными приусадебными участками, с гармоническим единством с окружающим миром.

Друзья, разговор о преимуществах нормальной, естественной национальной жизни русского народа в омофоре родных Церкви и Царства, может долго продолжаться. Необходимо и возможно говорить о преимуществах нашей православной психологии «родины и жертвы» (А.Ф.Лосев), гениальных достижениях отечественной словесности, науки и культуры, как прямом следствии национальной жизни, широким и многоводным потоком разливавшейся до революции и остановленном революцией, (а там где он позже продолжил своё течение, происходило это по инерции, благодаря великому дореволюционному потенциалу, унаследованному народом).

Но унывать не надо. «Сила Божия в немощи совершается». Мы можем, если захотим, и сами уверовать в Русского Бога, в Русское Царство, в Русскую Культуру, в Русскую Жизнь и ближним помочь найти точку опоры в жизни. Залогом служит пример всех многочисленных наших подвижников духа, которые не изменяли духу Святой Руси, а утверждали его, несмотря ни на что. И вслед за героем пушкинской «Капитанской дочки» капитаном Мироновым, поставленным перед выбором между зверским хамским кровавым хаосом демократической пугачёвщины и национальными русскими ценностями воскликнем: «Теперь стойте крепко!» А у самого Пушкина почерпнём и осознаем вечную истину о методе социальных перемен и правильном соотношении старины и новизны, консерватизма и либерализма. Поэт писал: «Молодой человек! Если записки мои попадутся в твои руки, вспомяни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».

История XX века доказала, что нам, Русским, нужно лишь улучшать бывшие у нас от века по молитвам наших славных предков, церковно-государственные формы. Устранять их — значит вырывать душу и сердце из народного организма, ликвидировать его жизненные органические начала. Возродим же целостность духовную в себе, в своих семьях, в обществе и государстве! Да вернётся Святая Русь с небес на землю!
Владимир Николаевич Шульгин, кандидат исторических наук, профессор Калининградского института ФСБ России